Михаил Серегин - Фейерверки смерти
— В день? — едва не взвыл Иван Германович. — Да у меня столько директор супермаркета в месяц получает!
— Знаете, — спокойно проговорил Свиридов, — вы мне напоминаете директора завода, к которому пришла устраиваться на место секретарши красивая женщина. Он говорит: сколько бы вы хотели получать, душечка? Она говорит; вот столько-то. Директор аж взвыл: да ты что, сука, у меня столько и главный инженер не получает!
А она в ответ: ну так и трахайте своего главного инженера.
— Вот пусть вас директор супермаркета и охраняет, — присовокупил отец Велимир и, опрокинув стопку водки, закусил сервелатом.
— Но вы не понимаете, положение критическое! — выкрикнул Берг.
Вероятно, оно и в самом деле было критическим, потому что Иван Германович затрясся, как в припадке эпилепсии, вероятно, представив, сколь радужны будут его жизненные перспективы в случае, если у него не будет под рукой надежного охранника и поводыря, способного защитить его от любых недругов днем и ночью.
Имеющиеся же в наличии, как он понял, мало на что годились.
Свиридов перевел взгляд на пузырящиеся брюки одного из торговых королей города и неожиданно для самого себя сказал:
— Моя последняя цена — четыреста.
— Но ведь это же в день, — пролепетал Берг, — а эти… Они уже ждут меня там, внизу.
— А, почетная делегация с хлебом, солью и предупредительным выстрелом в голову. Понятно. Ладно, давайте весь расклад по вашей проблеме.
— Мы слушаем, — влез Афанасий, который, вероятно, после пятой стал стремительно вживаться в роль этакого доктора Ватсона в "новорусском" эквиваленте.
— Вам знаком человек по фамилии Корнилов? — дрожащим голосом спросил Берг.
— Крот, что ли? Знаком. Довольно антиобщественный тип, — отозвался Владимир.
Никита Корнилов по прозвищу Крот был, вероятно, самым опасным и отмороженным криминальным деятелем города. Если Марков представлял собой тип цивилизованного авторитета, то Корнилов продолжал оставаться просто бандитом, не тронутым лоском преуспевания и возможностей, которые предоставляет богатство.
— Вот-вот, — закивал Берг. — И вот… этот антиобщественный, как вы изволили выразиться, тип позволил себе угрожать мне. Он требовал, чтобы я продал ему контрольный пакет одной из дочерних фирм, которые находятся в моем ведении.
— Что за фирма? — Автосервисная. Центр по ремонту автомобилей. Приличная.
— Ну… продолжайте.
— Я отказался продать ему этот пакет. И тогда… тогда… в общем, он позвонил мне и сказал, что моя жизнь может очень сильно осложниться, если я буду упрямиться и всячески отказываться… И потом… потом его угрозы начали осуществляться.
— В чем это выразилось?
Иван Германович посмотрел по сторонам, словно ожидал увидеть в одном из углов комнаты коварного шпика из конкурирующей организации или злобного таракана — осведомителя Корнилова. И произнес, понизив голос:
— Вчера взлетел на воздух мой лимузин.
— Лимузин?
— "Линкольн". Я на нем и ездил-то всего раза три…
Из последующего путаного рассказа Берга проистекало, что после взрыва дорогушей машины ему позвонили и высоким, явно измененным, гнусавым голосом пообещали продолжение веселой жизни в случае, если Иван Германович будет продолжать отказываться. Ведь можно испробовать еще более эффективные методы воздействия. Особенно если учесть, что у него есть дочь, которая всегда на виду, благо работает моделью, и которую он, по всей видимости, очень любит.
— Так, — сказал Владимир. — Значит, вы считаете, что гражданин Крот не в меру разбушевался. Прекрасно. Ну что же, нам стоит уладить только ряд формальностей, и можно начинать работу.
— Но… все дело в том…
— Что? — тоскливо поморщился Владимир, представив себе возобновление мелочных торгов по вопросу оплаты.
— Дело в том, что они поджидают меня.
— Не понял.
— Они возле дома… ждут, пока я выйду.
— Очень хорошо, — сказал Владимир. — За что же вы платите деньги вашей многострадальной охране?
….И тут Владимиру пришлось выслушать нечто, от чего он не знал — смеяться или проливать горькие слезы над беспредельностью человеческой беспечности и опрометчивости.
Фокин на протяжении всего рассказа Берга истерически рыдал от смеха в подушку, содрогаясь всем своим монументальным корпусом и потрясая бутылкой водки так, что вытряс бы из нее душу, будь она одушевленным предметом.
— Я сел в свою "Ниву"… — начал свой рассказ господин Берг.
Свиридов поднял брови:
— Простите?
— Я сел в свою "Ниву"… Ну, чтобы меня не засекли…
Свиридов закусил губу, пытаясь удержаться от смеха, который уже с; отчаянной силой крутил внутренности Фокина, и выдавил:
— Ну… дальше.
На "Ниву"!
Человек, который покупает "Линкольны", ездит на "Ниве", при этом наряжаясь пугалом, которое побрезговал бы водрузить на своем дачном участке иной разборчивый садовод! Чудны дела твои, господи!
Итак, Берг поехал на своем драндулете к Свиридову, а на некотором расстоянии за ним, как оказалось, мило следовал джип с охранниками.
Потом Берга то ли оттеснили от машины сопровождения, то ли он сам благополучно затерялся, но на "хвосте" у него вместо "Опеля-Фронтера", напичканного верной охраной, повисла "Ауди".
Считая себя русским аналогом Мики Хаккинена и Михаэля Шумахера в одном лице, Берг прибавил скорость и вскоре с гордостью убедился в том, что от погони он, по всей видимости, оторвался. Но отклонился от пути следования к свиридовскому дому и теперь был вынужден вилять по улицам, переулкам и проулкам, накручивая километры. И пока он браво колесил по городу, ушлые парни, заполнившие своими особами салон таинственной "Ауди", опять высчитали его и теперь болтались, как говорится у комментаторов "Формулы-1", "на заднем спойлере".
Берг проявил чудеса водительского искусства и сумел первым подъехать к подъезду Свиридова.
В тот момент, когда он лихорадочно терзал кнопку свиридовского звонка, "Ауди" въезжала во двор. Хотя скорее всего они Берга и не видели, зато наверняка видели его аккуратно запертую — несмотря на панику Ивана Германовича! — машину и поняли, что хозяин не бросил ее, а просто оставил и ушел по делу.
И, вероятно, вскоре вернется.
— История, — задыхаясь от смеха и кося глазом на растерянное лицо Берга, сказал Фокин и толкнул в бок Наполеона, который с возмутительной прожорливостью заглатывал продукты из "Айсберга";
Свиридов же встал с дивана и выглянул в окно, из которого открывался вид на двор.
Возле свиридовского подъезда в самом деле торчал какой-то автомобиль, при более пристальном рассмотрении оказавшийся престарелой темно-красной, в грязевых разводах, "Нивой".
— Это и есть ваша машина? — спросил Владимир.
— Да, — ответил Берг, а потом многозначительно, с комичной торжественностью добавил:
— Самая первая машина, которую я купил в своей жизни. Мне было двадцать с хвостиком…
Тогда это считалось круче, чем сейчас иной "Мерседес".
Его подслеповатые бесцветные глазки излучали такое умиление, что Фокин снова фыркнул, а Свиридов криво улыбнулся и снова устремил свой взгляд во двор.
…Вероятно, они не знают, к кому поехал Берг.
А то бы не "светились" так явно.
— Вы правы, — сказал Владимир. — Вас в самом деле вели и теперь пасут.
— Где? — привстал Фокин.
— А вон. Посмотри-ка на этого хлопца с эйнштейновским лбом. Милейший человек, судя по выражению лица. Да и вышагивает, как на параде. А вон и второй. В "Ауди".
Свиридов был прав.
Возле берговской машины с озабоченным видом прохаживался внушительного вида молодой человек в серой толстовке. Он посматривал по сторонам и то и дело пробегал взглядом по окнам девятиэтажки, в которой жил брат Свиридова, Илья.
А метрах в пятидесяти от свиридовского подъезда, в тени облетающего раскидистого вяза стояла столь же грязная, как берговская "Нива", черная "Ауди" с выбитой фарой, чуть помятым бампером и треснувшим лобовым стеклом, что придавало этому в принципе весьма приличному автомобилю довольно-таки затрапезный вид.
Из переднего окна с опущенным стеклом то и дело выглядывала массивная бритая башка с маленькими, узенькими, подозрительно блестящими гляделками.
Если этот классический мелкоуголовный типаж наивно полагал, что он похож на законопослушного папашу-обывателя, высматривающего из машины своего сынишку, то делал он это совершенно напрасно.
На его изборожденном озабоченными складками лбу, высоте которого позавидовала бы самая умная и высокоразвитая горилла из тропических лесов Экваториальной Африки, на всем его широком тупом лице были написаны напряжение и подозрительность.
В тот момент, когда Владимир показал его Фокину, он смотрел определенно на окна свиридовской квартиры и что-то говорил по телефону.
