Татьяна Гармаш-Роффе - Тайна моего отражения
Но у меня так и не появилось подруг для себя. То есть таких, чтобы я могла рассказать все-все и попросить совета. Впрочем, может, это оттого, что в советах я не нуждалась и необходимости плакаться в жилетку не испытывала. Я забыла вам сказать, что я еще и очень уверенная в себе особа. Из чего следует, что я не слишком в них и нуждалась, в подругах. Но зато я всю жизнь жила с мамой, моей лучшей и любимой собеседницей и советчицей, а потом из теплого маминого дома попала к Игорю, который стал для меня сразу всем – и мужчиной, и другом, и наставником…
Поэтому я никогда в своей жизни не испытывала одиночества. Я просто не знала, что это такое. И даже не могла предвидеть, что когда-нибудь изведаю это отвратительное чувство, эту звериную тоску, которая гонит на улицу, подальше от замкнутых чужих стен, – куда угодно, в любое пространство, где есть люди.
Я подошла к окну. Густой синий вечер уже опустился на Париж, фонари отражались в мокрой черноте тротуаров, через неровную завесу дождя дрожал золотой силуэт Эйфелевой башни. Стаей цветных летучих мышей распростерлись над головами прохожих ребристо-когтистые зонты, втекавшие в зазывно разверстые, светлые утробы ресторанов и магазинов…
Я, разумеется, никуда не пошла. Было бы безумием отправиться одной, не зная ни города, ни языка, на вечернюю прогулку. А я отличаюсь не только «умом и сообразительностью», но еще и благоразумием.
Поэтому, как благоразумная девочка, я позвонила Игорю, отчиталась об успешном прибытии, разложила в шкафу свои вещи и, приняв ванну, легла спать.
В Москве я думала, что в первый же свободный день предприму вылазку на ту улочку, где исчез мой двойник.
Однако на исходе первой недели, которую я потратила на всякие необходимые бумажки, я поняла, что еще не готова к приключениям. Все в этом городе было чужим, все пугало. Хотя при поступлении в Сорбонну мой уровень французского оценили как начальный (а не нулевой, спасибо «интенсивному курсу» и моим способностям к языкам!), мне было очень страшно заговаривать на улице, даже просто для того, чтобы спросить дорогу. Когда мы были здесь с Игорем, я чувствовала себя туристкой со всеми причитающимися туристу правами и изначально прощенными слабостями в виде незнания языка или неумения ориентироваться в городе. Теперь же я оказалась жительницей Парижа, пусть и временной, но жительницей. Каким-то неведомым мне образом этот факт накладывал на меня ответственность, требовал соответствия городу и стране, – а я им отчаянно не соответствовала! Мне не хотелось выходить на улицу, страшно было войти в метро, стыдно путаться в незнакомых мне деньгах, и даже при слове «бонжур» я почему-то заливалась краской. Прошло больше месяца, прежде чем я отважилась отправиться на поиски моего таинственного двойника.
Не сказать, чтоб я расхрабрилась за это время окончательно, но все-таки не зря я училась в Сорбонне. Не только сами уроки языка, но и необходимость говорить по-французски с остальными студентами – там ведь все были, как и я, иностранцами! – сильно помогли мне. Чувство страха и чудовищного зажима прошло, в метро я уже ориентировалась хорошо, была в состоянии объясниться в магазине и без особых затруднений отсчитать нужную сумму, когда расплачивалась наличными. Правда, я предпочитала расплачиваться кредитной карточкой, которую дал мне Игорь и на которую регулярно поступали от него деньги – ни считать, ни переговариваться с продавцом не надо…
Сначала я хотела было доверить свой секрет Джонатану. Ох, извините, вот я какой писатель – забыла вам о нем рассказать! Джонатан – англичанин, который, как и я, приехал в Сорбонну изучать французский язык. Только с той разницей, что он уже закончил высшую школу управления у себя в Англии, и теперь ему для счастья понадобился французский язык. Вообще они меня поражают, эти иностранцы: едва ли не половина студентов на моем курсе приехали учить французский за бешеные деньги просто так, на всякий случай. Для собственного удовольствия.
Да, так Джонатан – мой приятель. Мы с ним подружились. Вернее, сначала мы с ним никак не общались. Хотя я сразу приметила этого парня: высокий, плечи широкие, узкие бедра – он был заметен издалека. При ближайшем рассмотрении к его классически-безупречному сложению добавилась необычность лица: очень белая кожа с неисчезающим никогда легким румянцем на скулах, прямые темные волосы, элегантно подстриженные, светлые прозрачные глаза, резко подчеркнутые черными ресницами, будто накрашенными; прямой нос с энергичным вырезом ноздрей… Акварельная тонкость его черт была неожиданной и удивительной в тяжелом контуре лица, волевого и непроницаемого, высокий лоб свидетельствовал об эмоциональности и развитом воображении… Впрочем, Джонатан, при своем сдержанном характере, никогда не демонстрировал ни того, ни другого. Невозмутимый и холодный, он словно смотрел сквозь меня, когда я впервые заговорила с ним по какому-то учебному поводу. Я даже, помнится, подумала: «голубой», должно быть. Такие красивые мальчики с породистыми утонченными лицами часто бывают гомосексуалистами…
Но потом я стала чувствовать его беглые, едва касающиеся меня взгляды, которые вроде бы не выражали ничего, но которые стали сопровождать меня повсюду.
Я сделала вид, что не замечаю их. Понемножку мы стали общаться и даже подружились, если это слово можно приложить к отношениям такого рода. Я ему нравилась, я это чувствовала, но он мне об этом не говорил и никаких попыток сблизиться со мной не делал. Ну и ладно, так проще. У нас славные дружеские отношения, и меня это очень устраивало. Несмотря на его сдержанность, мне с ним было легко. Он умел слушать, и наше общение обычно складывалось из того, что я щебетала на своем посредственном (как вдруг оказалось) английском, а он кивал головой, подтверждая, что он меня понимает и вроде бы даже разделяет мои мысли, если таковые вдруг проскакивали в моем щебетании, а также изредка поправлял мои ошибки в английском – по моей же настойчивой просьбе.
В общем, у меня впервые в жизни появился просто приятель мужского полу.
Я раздумывала, не сказать ли ему о странной встрече с девушкой, похожей на меня, и не взять ли его с собой на поиски. Но по какой-то, не совсем ясной мне самой причине я решила, что это дело мое личное и почти интимное. И посторонним тут не место.
К этой акции я подготовилась основательно. Все продумав и взвесив, я решила, что самым разумным будет выглядеть как можно нейтральнее. Если я ее найду, то она, вероятно, не обратит на меня внимания, что мне позволит немножко последить за ней… Понять, что она делает на этой улице, сосредоточиться и решить, как мне действовать.
Найдя одежду попроще и побесцветнее – старенькие джинсы и серый свитерок, – я собрала волосы в конский хвост, а затем, по зрелом размышлении, прихватила их в пучок, обвернув черным бархатным «шу-шу» [2], и решила обойтись без макияжа (помните, я, когда не крашусь, как моль бесцветная).
Но я просчиталась. Я не учла того факта, что француженки все очень мало красятся и одеваются черно-серо, во что-то висящее и бесформенное. Мужчины-французы привыкли вглядываться в лица, и их наметанный глаз быстро выхватывает из толпы среди бесцветных «молей» хорошеньких девушек. А с моим-то ростом среди мелких француженок… Короче, смотрели на меня прохожие, смотрели.
Хотя, строго говоря, все обошлось: одетая как рядовая французская девица моих лет, я по крайней мере не слишком бросалась в глаза. И на протяжении всего пути никто не попытался со мной познакомиться. Французы вообще-то довольно сдержанны, они внаглую никогда не рассматривают женщин на улице и никогда не знакомятся нахрапом, а так, вроде случайно пытаются обменяться с вами репликами. И если вы ответите, то завязывается легкий разговор, потом возникает чашечка кофе – в кафе, мои милые, в кафе, тут никто в первый же день не попытается затащить вас к себе! – ну а дальше, как получится… Так вот, никто не попытался со мной познакомиться в этот «ненакрашенный» день. Я даже слегка озадачилась и некоторое время, плутая по бесконечным переходам метро, размышляла на тему «психологические особенности восприятия женского макияжа мужчинами».
У меня подгибались коленки, когда я повернула в заветный переулок, словно за углом ожидала немедленно натолкнуться на мое отражение. Ничего подобного, разумеется, не произошло. Я, как и в прошлый раз, прошлась по обеим сторонам переулка, всматриваясь в прохожих, заглядывая в стеклянные витрины, но ничего интересного не заметила. Я растерялась. А на что я, собственно, рассчитывала? Непонятно.
Но я знала одно: эта девушка скрылась в одном из зданий, выходящих в переулок. Просто потому, что покинуть его она бы не успела за те несколько коротких минут, в которые я ее догнала. Значит, так или иначе, но у меня есть шанс ее найти.
