Анатолий Афанасьев - Зона номер три
— В крайнем случае, — посоветовал, — дави мента передком. У ней задние рессоры слабоваты.
— Учту, — пообещал Савелий.
На бульвар выехал гоголем и неторопко, на второй передаче (больше механик не успел ему показать) попилил в сторону Курского вокзала. Путешествие заняло у него не больше трех часов. Много раз, остановясь, он уточнял дорогу у прохожих, и три раза его оштрафовали гаишники. Его опасения, что отберут машину, оказались напрасными. Все гаишники были, как один, покладистые, добродушные ребята, и грозные вопросы: «Почему нарушаете?» и «Ваши документы?» — задавали больше для знакомства. Как только он вручал зеленую купюру, милиционер благожелательно поворачивался спиной.
Ехать на машине по шумному, многоликому столичному граду было трудно. Он жалел лишь о том, что родная матушка не видит его в эту минуту. Досадно только, что по ошибке он нажал какую-то кнопку на панели, завел магнитофон, и теперь все Четыре динамика бесперебойно (видно, заело кассету) ревели любовную песенку, в которой был такой припев: «Хоть ты трахни меня, все равно я не твоя!» Песенка его немного раздражала.
Еще был неприятный момент, когда на Садовом кольце его притерли правым боком к серебристому лимузину размером в две его «вольвы». Из лимузина прямо на ходу выскочили двое громил и некоторое время бежали рядом с его машиной, грозя в две глотки: «Что, крутой, да, крутой?! А ну вылезай, сука, разберемся!» В ответ из динамика неслось девичье, задушевное: «Хоть ты трахни меня…» — и от всего этого шума у Савелия слегка заложило уши.
В подвал он вошел барином, покручивая на пальце брелок с ключами и с пультом сигнализации. Проститутка Люба и милиционер Володя сидели перед телевизором «Самсунг» и так были увлечены происходящим на экране (там могучий негр душил хрупкую блондинку), что не сразу обратили внимание, но когда обернулись, у обоих на лицах возникло такое выражение, будто увидели инопланетянина.
— Савелий Васильевич, вы ли это?! — слабым голосом уточнила Люба.
— А то кто же, — самодовольно ответил Савелий. — Именно что я.
Любка вскочила на ноги и с воплем кинулась к нему на грудь, зацеловала, затискала, измусолив пьяными соплями, но тут же смутилась и робко поцеловала его руку.
— Савелий, родненький, а мы уж вас похоронили, и Ешку и тебя. Думали, вас черномазые обоих замочили.
Милиционер Володя выключил телевизор, подошел и солидно поздоровался за руку.
— Да уж, Савелий Васильевич, напугали вы нас. Я хотел уж розыскные меры принять, да по нашим временам какой в них толк. Сами видите, что творится. Кто нарвался на ихнего брата, того не спасешь. Одно слово, мафия! — Отстранясь, Володя внимательно его оглядел. — Да вы, вижу, никак бизнесом занялись?
Савелий махнул рукой:
— Какой там бизнес. Одежда не моя, дареная, — он опустился на лежак, блаженно потянулся. Вот ведь чудно: такое чувство, словно домой вернулся. Люба засуетилась, подала тарелку с угощением — хлеб, колбаса.
— Водочки откушаете с дороги, Савелий Васильевич?
— Откушаю, почему нет?
Только тут заметил у стены два ящика — один с пивом, другой с водкой. Улыбнулся Любе:
— Богато живете, а, Любаша?
— Да все же вашими молитвами… Как вы хачиков поклали, меня хозяин магазина в кабинет зазвал. И телевизор новый, неразбитый. И деньги вернули. Ей-Богу, не вру!
— За что же такая честь?
Люба сама не понимала, за что. Милиционер Володя высказал предположение, что, видно, те хачики, с которыми схлестнулся Савелий, сильно давили На магазин. Расправившись с ними, он оказал большую услугу либо магазину, либо какой-то другой группировке. Вот Любку и отблагодарили.
— Что, кстати, нехарактерно, — глубокомысленно заметил Володя. — Непохоже на них благородство.
Втроем выпили по стопочке за счастливое Савелия освобождение. Володя был с дежурства и поэтому мог позволить себе оттянуться. Савелий поинтересовался, где Ешка. Оказалось, что у бомжа дела совсем плохи. Из камеры его до сих пор не выпустили, но Люба имела с ним свидание. Ешка морально надломлен. В камере у него никакого авторитета, там держит масть оглашенная девица Кланька-Децибел. Из Ешки в камере сделали петуха. Он жаловался Любе, что если его не вызволят, то скорее всего наложит на себя руки. И он не шутит, потому что унижения, которые он терпит от девицы Кланьки, выше человеческого разумения. Кроме того, что старика день и ночь петушат разные мерзавцы, Кланька-Децибел заставляет его пить мочу, ссыт ему прямо в рот. Савелий огорчился, услышав все это.
— Дак надо ехать выручать.
Володя сказал:
— Поехать можно, но без выкупа не отпустят.
— И скоко требуют?
— Штука как минимум.
Проститутка Люба в ту же секунду потеряла интерес к разговору и пошла протирать тряпочкой уснувший экран «Самсунга». Володя заметил:
— Видишь, Савелий? Вот вся их преступная порука. Пить, гулять вместе, а денежки врозь.
Люба вспылила:
— Ну конечно! Для того я корячилась, копила, чтобы за сраного бомжа выкуп заплатить.
— Постыдись, Люба, — возразил милиционер. — Пусть Ешка сраный, но сколь раз он тебя из беды выручал, вспомни? И к профессии пристроил, место на вокзале застолбил. Да ты когда из своей Вязьмы пришлепала, кем была? Без него тебя сто раз бы угрохали.
— Ах, так! — воскликнула Люба. — А тебе, мент поганый, он не отстегивал ежедневно десять процентов? Вот и давай, раз такой добрый. За чужой счет вы все добрые. Любка только и… подставляй, денежки вы все считать умеете.
— Ты с кем разговариваешь? — огрызнулся Володя. — Не забывайся, сучка! Я все заработанное родне отсылаю в деревню, в кубышку не кладу. У меня таких телевизоров чего-то нету.
— Дядя Савелий, — заплакала Любка, — скажи ему, пусть отцепится.
— Не надо ссориться, — вступился Савелий. — Мы Ешку на машину обменяем.
— На какую машину? — хмуро спросил Володя, — На служебный, что ли, воронок?
— Она вроде ничейная, — объяснил Савелий, — Мне ее добрые люди напрокат дали.
Всей компанией они вышли на улицу, где у фонарного столба была припаркована красавица «вольва», заехавшая наполовину на тротуар.
— Ворованная? — уточнил Володя.
— Вряд ли, — Савелий полагал, что «вольва» принадлежала одному из тех «новорусских», которые скопом расположились на ледяных полках в заведении Исая Яковлевича, но там, куда хозяин переехал, она ему уже, конечно, не понадобится.
— Только фара разбита, — добавил Савелий, — а так совсем новая. Но я ее уже обкатал.
— За такую тачку, — задумчиво произнес Володя, — Хомяк не глядя отвалит десять кусков.
— Не меньше, — благоговейно подтвердила Любка.
— Нет, — твердо возразил Савелий. — Торговли не будет. Ешку за машину — и дело с концом.
Володя сел за руль, и через двадцать минут они подкатили к отделению. Немного поспорили, кому идти договариваться. Сподручнее всех это было Володе, потому что он был в форме, но он заартачился. Сказал, что не имеет права засвечиваться на чужой территории. Савелий для этих мест был вообще покойником, с ним никто, скорее всего, говорить не будет. Поэтому выпало идти Любке.
Пяти минут не прошло, как она вернулась с двумя начальниками: один — майор, другой в штатском, но видно, что чином не ниже, а возможно, значительно выше. В кожаной куртке, компактный, с презрительно-пристальным, каким-то зловещим взглядом. Сразу разобрался, кто среди них главный, обратился к Савелию:
— Твоя тачка?
— Ешку отдашь, будет твоя, — сказал Савелий.
— Документы на нее есть?
— Откуда им быть?
— Хозяин не востребует?
— Хозяин в отлучке. На том свете.
— Понятно… — Кожаный начальник и майор обошли машину кругом, милиционер Володя отступил в сторону, будто он был тут случайный прохожий.
— Передок битый, — укоризненно заметил кожаный.
— Дак и Ешка, говорят, не совсем целый, — возразил Савелий.
— Они из него петуха сделали, — пискнула Люба. Кожаный начальник посмотрел на нее осуждающе, как на заговорившую пепельницу, перевел зловещий взгляд на Савелия.
— Сделку принимаем, но с одним условием.
— Каким?
— Чтобы в нашем районе ваши рожи больше никогда не мелькали.
— Вы его купили, район-то?! — дерзко прощебетала Любка.
— Условие принимаю, — сказал Савелий.
— Что, Саня, у тебя есть какие-нибудь замечания? — обратился кожаный к коллеге. Майор, до того не произнесший ни слова, веско изрек:
— Все правильно. Свою шантрапу не знаешь, как передавить. Только залетных нам не хватало.
Они забрали у Савелия брелок с ключами и ушли. Милиционер Володя, бледный и унылый, сокрушенно качал головой.
— Этот кожан из самых центровых. Влипли мы, ребята. Не надо было приезжать.
— Ничего, — утешил молодца Савелий. — Он же нас не тронул, и мы его не тронем.
Постояли, покурили какое-то время. Люба жалась к Савелию, точно лозинка к дереву. Вдруг дверь в отделение отворилась и оттуда выкинули Ешку. Видно, сильным пинком. Он несколько метров пролетел по воздуху и приземлился на четвереньки. Но это было не все. Следом на крыльцо выскочила рыжая девица в темной хламиде, с полувыбритой головой и алым пятном на переносице — Кланька-Децибел. Огляделась и направилась к ним. По дороге пнула ногой копошащегося Ешку. Остановилась напротив Савелия, уперев руки в бока. Люба побежала помочь Ешке. Милиционер Володя, увидев ужасную девицу, приосанился и закурил.
