Алексей Рыбин - Трофейщик
— Петрович, далеко еще? — крикнул сзади лысый Саша.
— Да все уже, сейчас выйдем на место. А тут подсохло, — хлюпая по щиколотки в воде, сказал Петрович, — раньше вообще не пройти было…
— Ну, все так все, — со вздохом прокомментировал лысый.
Интуиция выручала Алексея довольно часто, и он ей доверял. Будучи человеком неверующим, он полностью отрицал всякую возможность существования какого-то там ангела-хранителя и прочих духов или сил, имеющих сверхъестественное происхождение, считая, что его интуиция — это просто внимание, помноженное на опыт исследователя и авантюриста. Сейчас он ощутил сильнейший толчок — внутренний, незаметный внешне, но настолько реальный, что даже дыхание перехватило. Интонация лысого выдала его с головой — видимо, усталость и боль ослабили его контроль над собой, — раньше он был для Алексея тайной за семью печатями. Услышав же последние, сказанные лысым слова, он понял все — мгновенно сопоставил его взгляды, фразы и жесты в адрес Алексея еще в городе, короткие замечания по дороге сюда и, главное, последнее высказывание. Он понял, что сейчас его будут убивать. Точнее, не «будут убивать» долго, мучительно и больно, а просто оборвут тоненькую ниточку, на которой была подвешена его жизнь со вчерашнего вечера. Тянуть они не станут — у них сегодня масса дел. А то, что сказал главный, Виталий, мол, он «еще кое-кому нужен», так для лысого это, понятно, не указ. Очевидно, что он не просто исполнитель, как, к примеру, болван Коля или хитрый и шустрый Андрей, не на зарплате сидит у Виталия, а, что называется, дольщик. Участвует, вероятно, в прибылях. А исполнение поручений, подобных последнему — захвату Алексея, — просто хобби для него, вот что страшно. Торчит он от этого. Наверняка мог бы уже просто дома сидеть и по телефону Колями да Андреями командовать, так нет, тянет его на живое дело, нравится ему убивать.
И, конечно, Алексея он так просто не отпустит. С главным потом разберется, скажет, как в кино говорят — «попытка, мол, к бегству…» Ну, пожурит его главный, но ведь ни хрена не сделает за смерть молодого трофейщика — он ценный кадр, и лишаться такого зверя ни один нормальный, если можно вообще считать их всех нормальными, главарь не станет. По своей воле, конечно, не станет.
Так, ну хорошо, а с Ваней-то что делать? А ничего — пришел ответ. Тут выбор только один — Ваня должен остаться с ними. Его-то не убьют, указаний на этот счет им явно не поступало, а личных обид у них на него тоже нет — он же их лечит, гадов… А то, что он будет молчать, это и дураку ясно — настолько запуган, что уже вообще ничего не соображает. Он скорее удавится, чем хоть словечко скажет об этой лесной прогулке… Но все равно надо его отбивать. Нельзя, чтобы Иван Давидович завяз в этой банде, но если они вернутся в Питер вместе, то все — он принадлежит им со всеми потрохами до конца дней своих.
Лысый еще только полез за пистолетом, когда; послушный своей интуиции — а слушаться ее нужно не раздумывая и не анализируя особенно, иначе это просто потеряет смысл — Алексей, монотонно и тихо говоря Ване: «Стой на месте, не дергайся», «рыбкой», вытянув руки вперед, словно человек-амфибия в одноименном фильме, нырнул в узкий просвет, мерцающий в сплошной стене ветвей. Он пролетел через низкий, густой кустик, сделал кувырок вперед, едва коснувшись руками земли, не останавливая движения, встал на ноги, тут же упал в сторону и несколько раз перекатился, меняя направление, снова встал и снова прыгнул вперед, опять покатился, еще раз повторил всю эту схему и только тогда услышал за спиной глухие выстрелы из пистолета с глушителем. Опыт не подвел его — пули ломали ветки метрах в десяти правей от того места, где он находился. Туда же, судя по звукам, ломанулся Коля. Со страшным треском, словно танк, он пер напролом сквозь чащу, но Алексей знал, что это не представляет особенной опасности — страшней было бы, займись его преследованием худой, юркий и спортивный Андрей, но он, по счастью, стерег Петровича, которому бандиты, видимо, тоже не слишком доверяли, а терять его уж точно было нельзя — он один знал, куда им нужно идти.
Сейчас главное — не стоять на месте, все время двигаться. И по возможности бесшумно. Уже после первой серии кувырков и прыжков одежда Алексея была изорвана, руки и лицо в крови, но он пока не обращал на это внимания — все потом, когда доберется до своего тайника, там есть и аптечка, и автомат. А с автоматом в лесу он еще повоюет…
— Коля, иди сюда, — крикнул лысый. — Никуда он не убежит. Не бросит дружка своего. Эй! — снова закричал он, обращаясь к темному переплетению ветвей, когда из них вылез исцарапанный Коля. — Эй! Побегай пока, а когда надоест, можешь вернуться, забрать своего приятеля. Только, боюсь, за раз все кусочки не унесешь. Ну, до встречи! Петрович, — он повернулся к Кашину, — ну, чего застыл? Пошли дальше, времени мало.
— Саша, ты чего, — только теперь подал голос Андрей, до этого придерживающий Петровича, а теперь удивленно глядя на лысого. — Виталий же сказал, чтобы мы его к делу начали пристраивать. Шустрый парень, способный, а ты…
— Разберемся. Ты-то что переживаешь? — Звягин глянул, словно воткнул две ледяные иголки в глаза Андрея. — Я здесь командир. И с Виталием договорюсь.
— Ну-ну. — Андрей отвернулся.
— Понукай еще, — тихо буркнул Звягин. — Пошли.
VI
— Что ты смурной такой, Виталий? — Яков Михайлович помешивал серебряной ложечкой крепкий чай, бросив в стакан четыре куска колотого сахара. — Глюкозы организм требует, вредно это, а никуда не денешься, думаю много. — Он усмехнулся. — Угощайся, Виталик. — Лебедева передернуло. Снова он за свое — какой я ему «Виталик»!
— Спасибо, Яков Михайлович, не хочется что-то.
— Ну-ну, не психуй. Все идет отлично. Даже лучше, чем я предполагал.
— Что такого, отличного? — спросил Лебедев. Обычно он не задавал здесь вопросов, но сейчас ему было все равно.
— Что отлично? Да все. Кстати, помнишь, я тебя спрашивал насчет квартиры для нашего человечка? Как там дела?
— Все в порядке, есть для него квартира. На озере Долгом. Оформляем сейчас. Скоро въедет ваш приятель.
— А ты чего грубишь, Виталик? Что это с тобой?
Лебедев угрюмо молчал.
— Слушай, дружочек, ты хоть на шаг дальше своего носа что-нибудь видишь? Или ты боишься, что тебя эти торгаши достанут? Не ссы, не достанут. Ты — мой человек, тебе этого мало, что ли? Ты хоть понимаешь, чем мы сейчас занимаемся?
— Понимаю, только не понимаю, при чем здесь я. Ну, пройдут ваши люди в Думу, я-то почему должен за это помирать? Неужели нельзя как-то договориться? Меня же убьют, Яков Михайлович, убьют!
— Что ты, как баба, нюни распустил? Смотреть противно. С этими торгашами я мог покончить еще утром. Помнишь, я тебе по телефону сказал, что все уже знаю. Получше тебя знаю. Там, во дворе, были мои люди, на этот раз просто наблюдатели. Все вышло абсолютно правильно. Жалко, конечно, этих парней, которых грохнули, но за их смерть воздастся, это наш главный козырь. Мы теперь, Виталий, будем действовать с тобой открыто, хватит тебе в подполье сидеть, хотя бы и с деньгами. Ты что, не хочешь нормальной жизни? Ну, я-то старик уже, я уже пожил, а тебе же еще можно так порезвиться, как ты и не предполагаешь! Я тебя не буду посвящать во все нюансы, только знай, что никто тебе ничего плохого не сделает. Следующее задание получишь позже, а сейчас скажи-ка, где этот твой мальчишка-трофейщик? И как вообще ваши лесные дела?
— Сегодня все выяснится. Мальчишку взяли, сегодня должны образцы товара привезти.
— Ну, что мальчишку взяли, я знаю. — Лебедев удивленно посмотрел на полковника. — Да, знаю, знаю. Не без нашего участия ты его взял, Виталик. А почему ко мне его не привез?
— Привезу, привезу.
— Вот, привези, уж будь любезен.
Лебедев ехал домой, когда уже темнело. Разговор с полковником его не успокоил, наоборот, появилось раздражение, которое, наложившись на утреннюю апатию, сделало его самочувствие уже совершенно невыносимым. Он обгонял машины на шоссе, пролетал на красный свет, по счастью, не встретив по пути притаившихся за столбами или деревьями гаишников, — неизвестно, чем бы закончилась его встреча с представителями власти сейчас, когда Лебедев пребывал в таком состоянии.
Уже на Кировском мосту, подъезжая к дому, Лебедев внезапно решил: «Бежать! Все бросить и исчезнуть!» А что? Совсем расслабился он за последние годы, а возраст — пятьдесят — для мужика разве это возраст? Силенок хватит еще на многое… Да, бежать!
Начать новую жизнь. Пусть эти энтузиасты ковыряются в своей гнилой стране, где никому, никому нельзя верить, где все продано уже не один раз и хозяина не найдешь — так он замаскировался, где даже сейчас, когда официально можно все, настоящее богатство приходится скрывать, как скрывал его гражданин Корей-ко. Скрывать от налоговой полиции, хотя что она может сделать умному человеку?! А вот то, что от друзей своих приходится скрывать, совсем гадко. Да и друзей-то здесь настоящих не заведешь, вымерло это понятие совсем. Нет, бежать, бежать! Сначала — в Москву, сегодня же, поездом, чтобы не осталось никаких следов в компьютерах аэропорта. Полковник не хватится его, до утра уж точно. А, черт! Поздно уже для поездов, последний — в два с чем-то, и уродливый он какой-то. Ненавидел Лебедев эти поезда с воняющими туалетами, с пассажирами, экономящими на белье, с хамами-проводниками, весело хлопающими дверьми тамбуров и продающими водку ночным неугомонным алкашам. На машине, что ли, поехать? Это была идея. Часов за десять он спокойно доберется до первопрестольной, а дорога успокоит его, будет время подумать, все взвесить, спланировать дальнейшие ходы. Да и незаметнее это. Безопаснее. Да, но если на машине, все равно только утром. Не идиот же он на иномарке гнать ночью по трассе на Москву — хоть и может себя защитить, и оружие имеется, но там тоже не дураки по ночам дежурят. Грохнуть могут за милую душу. За его «ауди» это запросто. Там, на трассе, у них с этим делом хорошо все налажено. И трейлеры бомбят, и машины отбирают у частников, иногда в живых оставляют хозяев, иногда — нет. А он же еще и деньги повезет — нет уж, нужно выезжать на рассвете.
