Алексей Рыбин - Трофейщик
Обзор книги Алексей Рыбин - Трофейщик
Алексей Рыбин
ТРОФЕЙЩИК
Часть первая
I
Щуп легко вошел в жирную, мягкую землю и почти сразу тюкнулся о железо. Алексей, впрочем, ни минуты не сомневался, что так и случится. Не здесь, так через двадцать шагов правей или левей, через полчаса-час, через пару выкуренных сигарет, но это произойдет. Предчувствие большой удачи начало расти в нем давно, день ото дня оно становилось больше и больше и наконец целиком заполнило его, сменившись крепкой уверенностью в правильности своих действий и в том, что они непременно увенчаются успехом.
Ни один из маршрутов, которыми ходил Алексей, не разрабатывался им так тщательно, как этот. Он работал все лето, втихаря исследовал архивы своих друзей, стараясь по возможности не акцентировать на этом их внимание. Он тратил почти всю свою зарплату на покупку карт военных действий с маршрутами передвижения войск. Петербург — город большой, много в нем живет разного народу. И много можно в нем найти, выменять или купить таких вещей, что иной раз диву даешься — как они до сих пор сохранились, как попали в руки людям, подчас понятия не имеющим об их настоящей ценности, не понимающим, чем они обладают?
Алексей находил в городе личные дела офицеров СС и советских снайперов, военные билеты, штабные документы под грифом «совершенно секретно», карты минных полей и в огромном количестве — письма. Он покупал, ему дарили, он рылся на складах макулатуры, ползал в полуразрушенных расселенных домах, проникал в архивы ведомственных библиотек. Алексей хвалил себя за то, что ему хватило в свое время упорства закончить университет, что давало теперь возможность пользоваться Публичной библиотекой, в посещении которой, правда, он строго себя ограничил — раз в два месяца, не чаще. Уж больно специальными вещами он интересовался.
К осени зона поиска определялась окончательно. Из огромного вороха бумаг вычленялись мелочи, документы, сами по себе ничего не значащие, карты калькировались и накладывались одна на другую, разрозненные факты обретали единственно верную временную и территориальную последовательность, и общая картина становилась ясней с каждым днем.
Как в ванночке с проявителем, на письменном столе Алексея со все увеличивающейся скоростью проявлялось изображение нужной ему зоны. Оно становилось контрастней, объемней, начинало переливаться живыми красками. Становились видны детали — трава, листья, сучья, камни. По ночам Алексей слышал шорох кустов, скрип деревьев, тупые удары о землю капель дождя, стрекотание кузнечиков, чувствовал свежесть, приятный напор осеннего ветра. Он уже знал эти места, словно родился и прожил там много лет.
Когда он, ликвидировав последние пробелы, собрал все недостающие кусочки мозаики и поместил их в нужных местах, картина начала тускнеть: краски теряли яркость, стирались, оставляя лишь черно-белые контуры обугленных застывших стволов, летящие в воздухе комья земли, небо цвета грязи, черные дыры раскрытых в крике ртов, сверкающие белки глаз… Она покрывалась паутиной траншейных линий, прямоугольниками складских построек, язвами воронок и нарывами дотов. Насекомыми по зудящему телу земли ползли танки и автомашины, увязая в полях с начисто срезанным дерном. Лес, словно губка, впитывал в себя бесчисленные тонны рваного железа, тяжелел и в конце концов замирал в неподвижности.
Алексей поругивал себя за излишнюю сентиментальность, читая чужие письма, старался не думать о тех, чье оружие он собирал уже четвертый год. Что было, то прошло, а мертвым уже ничем не поможешь. Со странной гордостью он иногда вспоминал о том, что в отличие от большинства «товарищей по оружию» никогда не копал на фронтовых, не известных почти никому, кроме профессиональных трофейщиков, кладбищах. «Гайки» он, правда, находил и брал, но старался от них избавляться при первой возможности — менял на знаки отличия, детали военной формы, ножи, штыки, каски и прочую дешевую мелочь. С нелюдями, вырывающими у скелетов золотые зубы, он старался ни в коем случае не общаться.
Алексей осторожно перехватил полутораметровый, сделанный по специальному заказу телескопический щуп, держа его строго вертикально, и медленно потянул вверх. Эти секунды всегда были одновременно радостными и жуткими — хотя он точно знал, что противопехотных мин здесь быть не должно, но черт его знает, что за железку сюда могло забросить. Мины он вообще не любил, считая их подлым изобретением. В лес Алексей ходил один, а с миной, если ты не профессиональный сапер, в одиночку лучше дела не иметь. Сапером же он становиться не собирался — только в силу необходимости…
Вытянув щуп из земли, он аккуратно положил его рядом, встал на колени и тихонько похлопал ладонями по траве. Снял с пояса лопатку и аптечку, положил их рядом со щупом, затем поднял с земли свою гордость — блестящий, вычищенный и смазанный ППШ, почти как новый, если бы не приклад, выдающий возраст оружия глубокими царапинами, — и спрятал его слева от себя, сунув под низенький, но густой куст. Автомат этот он долго доводил до ума в своей купчинской квартире, потом в два приема вывез по частям вместе с другими необходимыми вещами в окрестности зоны поиска и спрятал до поры в самодельном подземном тайнике, завернув в промасленную тряпку и обмотав тремя слоями полиэтилена. Без оружия он далеко в лес не ходил никогда. Навидался уже всякого.
Нельзя сказать, чтобы у него случались эксцессы, и оружие, кроме как в тренировках, он, слава Богу, пока не использовал ни разу. А люди в лесу редко, но встречались. В ватниках или в пятнистых защитных куртках, с охотничьими ружьями, но на охотников как-то не похожие, с обрезами или винтовками… Один как-то раз вышел из леса прямо на него. Алексей тогда мгновенно вспотел, слова не шли из горла, он едва смог улыбнуться и приветливо поднять руку. Второй же рукой машинально поправил висевший на плече карабин. Лесной человек на улыбку не ответил, повернулся и молча исчез в кустах. Копать тогда Алексей не стал, а, кружа и оглядываясь, рванул к тайнику, стараясь успеть до темноты, разобрал и закопал карабин, переоделся в городское и шагом, чтобы не выдать себя тяжелым дыханием, направился к станции. Но это было давно, и оружие тогда у него было другое — старенький незаряженный карабин, который Алексей только еще думал опробовать, уйдя поглубже в лес. «Хорошо, что на нем не было тогда написано, что он не заряжен», — думал он иногда.
Алексей достал сигареты и закурил, сев на траву. Он испытывал приятное и будоражащее ощущение разбега, как прыгун в высоту перед надвигающейся планкой. Все тренировки, нервные ночи, прикидки, сомнения и советы тренеров позади, спортсмен уверен в себе и точно знает, что возьмет высоту. Еще несколько шагов, взлет, а потом — ревущие трибуны, триумф, слава, награды и сознание честно проделанной большой работы.
Он любил это ощущение, он чувствовал себя единственным хозяином леса, хозяином своего времени и своей жизни. В городе он никогда не испытывал ничего подобного. Протянув руку, он положил ее на автомат и улыбнулся. Как хорошо, что вокруг наконец никого нет. Он может взять оружие и выпустить длинную очередь в ближайшее дерево, смотреть, как летят щепки, слышать грохот выстрелов. Он чувствовал себя на равных с огромным лесом, сила его была сопоставима с силой растущих вокруг деревьев, с ветром, треплющим их кроны, с гранитными валунами, некогда заброшенными сюда ледником. С лесом, который пережил миллионы людей, бессмысленно суетящихся и пытающихся решить свои микроскопические проблемы. Пережил всех этих слабых, неуклюжих существ, убивающих друг друга, сжигающих и взрывающих все вокруг себя в жажде самоутверждения, а в результате бесследно исчезнувших и растворившихся в утробе спокойного и мудрого зеленого зверя. Лес проглатывал всех, кто лишь чуть-чуть зазевался, расслабился и потерял осторожность. Всех, но только не его. Он всегда выходил победителем — победил и сейчас. Он нашел то, что хотел найти, и возьмет столько, сколько ему будет нужно.
Алексей выбросил окурок, встал на колени и саперной лопаткой начал аккуратно резать дерн, намечая небольшой квадрат. Он работал спокойно и неспешно, в сотый раз проделывая знакомые операции. Сняв дерн, он руками осторожно стал разгребать землю, сантиметр за сантиметром уходя все глубже. Вот сейчас руки должны коснуться чего-то — каски, снаряда, винтовки, фляжки или просто куска стали…
Черное вылетело справа, и во лбу что-то оглушительно и звонко щелкнуло. Он отчетливо увидел перед собой лицо Катьки — капризной и взбалмошной выпускницы Театрального института, красавицы, трахавшейся со всеми напропалую, умницы Катьки — его любимой девушки. Катьки, которой все были всегда рады, которая знала всех и все про всех. «Леш, ну что ты опаздываешь? — спрашивала Катька, а глаза у нее почему-то были не зелеными, как всегда, а красными, как у кролика. — Леш, я ведь одна пойду. Там уже все собрались, Ванька только что звонил. Так и будешь валяться, алкаш несчастный? Я ухожу…» — «Кать, что у тебя с глазами? — перебил ее Алексей. — Что с тобой?» — «Придурок, у меня же операция была, я же шестьсот раз тебе говорила — новая роль у меня, весь спектакль буду на сцене голая и с красными глазами. Я же только что с репетиции». — «Ладно, встаю. Подожди пять минут, сейчас только побреюсь и пойдем…»
