Татьяна Полякова - Закон семи
— Это неразумно, — загрустил Марк Сергеевич.
— Тогда я поеду одна.
— Что ж, — развел мой собеседник руками. — Вынужден подчиниться.
* * *Прежде чем отправиться к Разину, я позвонила к нему домой, и Изабелла Юрьевна сообщила, что супруг на работе. Минут десять я вынуждена была отвечать на ее вопросы о передаче, врала на ходу и страшно злилась. Ждать, когда Разин вернется домой, терпения не было, и я решила, что мы можем навестить его в офисе. Идея Прохорову не понравилась, но он с постным видом покинул квартиру вместе со мной.
— Кстати, где ваш «Мерседес»? — спросила я, когда мы спускались в гараж.
— На стоянке. Мой приятель пригнал его по моей просьбе. Какой смысл скрытничать, если вам на месте не сидится, — махнул он рукой. — Через несколько минут те, кому это интересно, будут знать, что мы на пару занимаемся вековыми тайнами.
— Вам необязательно ехать, — нахмурилась я.
— Давайте обойдемся без глупостей, — съязвил он.
— Изабелла Юрьевна сообщила мне адрес фирмы, думаю, и мужа она предупредить успела.
Фирма находилась на окраине — бывшее автотранспортное предприятие, проданное за долги. У новеньких ворот дежурила охрана, однако в офис можно было войти с улицы, что мы и сделали. По длинному коридору сновали люди, весьма деятельные с виду. Я остановила девушку с ворохом бумаг в руках и спросила, где найти Разина.
— На втором этаже увидите кабинет с табличкой. Если он уже не смылся. Неизвестно, что он вообще здесь делает.
Поднимаясь по лестнице, я посмотрела в окно: десяток огромных грузовиков стояли во дворе, дальше были мастерские и, наверное, склады. С виду все очень солидно. Только зачем хозяину понадобился пресс-секретарь? Вполне могли бы обойтись и без него. Или Мухин в депутаты намылился?
— Возможно, хозяин считает, что наличие пресс-секретаря придает ему солидности, — как будто отвечая на мои мысли, заметил Прохоров. — Хотя, очень может быть, есть и другая причина. И она имеет самое непосредственное отношение к нашему делу.
— О чем вы? — насторожилась я.
— Давайте поговорим позднее, — предложил Марк Сергеевич. — Вот, кстати, и интересующий нас кабинет.
В самом деле, дверь была снабжена табличкой «Разин С.П., пресс-секретарь». Я постучала и толкнула дверь. Разин убирал какие-то бумаги в свой стол, взглянул на нас и нахмурился.
— Чем обязан? — спросил сердито, забыв поздороваться.
Прохоров, вошедший вслед за мной, устроился на стуле, облокотившись на свою трость. Перед выходом из дома он облачился в очередной костюм, и сейчас его щегольской вид явно раздражал Разина.
— Должен предупредить, что у меня много работы, так что на пустую болтовню нет времени.
— Что вы называете пустой болтовней? — спросила я, не желая оставаться в долгу.
— Ваши выдумки, которыми вы потчевали мою жену. Вы не работаете на телевидении.
— Что ж, обойдемся без вранья. — Я удовлетворенно кивнула. — Я хотела бы получить бумаги своего отца.
— Вот как? — удивился Разин. — С чего вы взяли, что они у меня?
— С того, что они были в архиве Ильина, а архив перешел к вам после его смерти.
— Допустим. Только у меня нет никаких бумаг. Моя жена считала, что хранить всякий хлам ни к чему, и все выбросила.
— Трудно поверить.
— Ну, так и не верьте.
— Вас очень интересовал кинжал, вы пытались его заполучить и даже наведывались в Карпов.
— Ну и что? Это уголовно наказуемо? Еще раз повторяю, у меня нет никаких бумаг. Извольте покинуть мой кабинет.
— Не спешите, — подал голос Прохоров. — Допустим, ваш вояж в Карпов действительно пустяки. Естественно, если не учитывать того, что вскоре после этого кинжал исчез из музея.
— По-вашему, я его украл? — засмеялся Разин. — Докажите, если сможете.
— Не волнуйтесь, докажем. Так же, как и ваше участие в похищении старинного документа из музея, где вы работали.
Лицо Разина налилось краской.
— Беспочвенные обвинения.
— Пока — возможно. А как вам, к примеру, участие в другом преступлении? Срок давности еще не истек.
— Что вы имеете в виду? — нервно спросил Разин.
— Убийство Анатолия Белосельского, отца вот этой девушки.
— Да вы спятили! Его имя я впервые услышал от Ильина. Они были друзьями, и ваш, с позволения сказать, самодеятельный археолог-папаша основательно затуманил ему мозги глупыми россказнями. Странно, что такой человек, как Ильин, в них поверил. То, что ваш отец пропал без вести, совсем не значит, что он убит. Что, если он живет где-то припеваючи, украв из-под носа государства огромные ценности?
— Мой отец похоронен почти двадцать лет назад, — спокойно возразила я.
— Вы уверены? — усмехнулся Разин, чем, признаться, поверг меня в растерянность.
Тут дверь распахнулась, и в комнату вошел невысокий толстяк с жизнерадостным лицом.
— Прошу прощения, — сказал он с улыбкой, взглянул на Разина, и в лице его на мгновение мелькнуло недовольство, но все так же вежливо он продолжил:
— Сергей Петрович, вы заняты?
— Нет, господа уже уходят. Всего доброго, уважаемая Ярослава Анатольевна, — издевательски поклонился он.
Прохоров поднялся и направился к двери. Мне очень не хотелось уходить, но было ясно, что продолжение разговора ни к чему не приведет. Покинув кабинет, я наплевала на укоризненный взгляд Прохорова и приложилась ухом к двери. И услышала зловещий шепот толстяка:
— Зачем ты ей сказал? Ты в своем уме?
— Ничего особенного. И почему я должен терпеть выходки этой девки?
Тут соседняя дверь начала открываться, и мне пришлось сделать шаг в сторону. Прохоров подхватил меня под руку и потащил по коридору.
— Вы слышали, что он сказал?
— Конечно. На слух я никогда не жаловался.
— Он обвинил моего отца в том, что он присвоил находки и…
— Лучшая защита — нападение. А то, что ваш отец похоронен, он мог и не знать.
— Но родственники его друзей, исчезнувших одновременно с ним, тоже ничего об этом не знают, — в замешательстве произнесла я.
Прохоров как-то странно взглянул на меня, но ничего не ответил.
Мы вернулись к машине, Марк Сергеевич повел автомобиль в сторону дома, но мне, признаться, было не интересно, куда и зачем мы едем. Я продолжала размышлять над словами Разина, и чем дольше размышляла, тем неприятнее и тоскливее становилось на душе. Вдруг вспомнила похороны отца. Мы ехали на автобусе, гроб стоял возле моих ног. Отца я никогда не видела ни живым, ни мертвым (хоронили его в закрытом гробу), оттого происходящее казалось игрой. Я так и не поняла, что отец умер, для меня «смерть», «похороны» — были ничего не значащими словами, ведь я была совсем маленькой и отца практически не знала. Я лишь слышала о нем от мамы и бабушки, и мне казалось, что любой отец должен находиться где-то далеко, его все любят, ждут, но его не может быть рядом. Поэтому в детском саду я так удивлялась, когда за другими детьми приходили отцы. И его смерть ничего не изменила в моей жизни: он опять ушел, теперь уже навсегда. Бабушка плакала, сидя рядом со мной, а мама хмурилась и молчала. Мы были втроем, это я помню совершенно точно. На кладбище, конечно, были еще люди, те, что помогали с похоронами, но из провожавших мы одни. Теперь, спустя почти двадцать лет, это показалось мне странным. Впрочем, за те пять лет, что его безуспешно искали, все свыклись с его гибелью, а для бабушки и мамы, наверное, было проще никому ничего не сообщать. И все-таки что-то сейчас беспокоило меня, заставляя до боли сжимать руки.
Из глубокого раздумья меня вывел Прохоров.
— Похоже, никто не присматривает за нами, — сказал он. — А я был уверен, что после визита к Разину «хвост» непременно появится. Впрочем, теперь они знают, где вас искать.
— Вот что, — неожиданно для самой себя сказала я. — Поедем на кладбище.
— На какое кладбище?
— Где похоронен мой отец. Это недалеко от города, в бывшем имении жены моего прапрадеда.
— Ничего не имею против, только… — Прохоров замолчал и посмотрел с сомнением:
— Надеюсь, ваше желание, как бы это выразиться.., н-да.., надеюсь, вы не приняли слова Разина за чистую монету? Но даже если я ошибаюсь, что вам даст посещение могилы?
— Марк Сергеевич, помолчите, пожалуйста, — попросила я.
— Хорошо. Говорите, куда ехать.
Конечно, он был прав. На что я надеялась, отправляясь туда? Получить откровение? Если бы у меня были его бумага… Но теперь уже ясно: Разин их не отдаст, и тайна так и останется тайной.
* * *Кладбище располагалось на холме возле реки. Шоссе разрезало деревню на равные части, от магазина шли две проселочные дороги, одна к реке, другая мимо трех десятков домов к кладбищу. От реки вверх на холм тоже была дорога, но далеко не каждая машина могла там проехать.
Мы свернули возле магазина, и тут Марк Сергеевич вдруг затормозил.
— Взгляните, — сказал хмуро и кивнул в сторону реки.
