Эллери Куин - Девять месяцев до убийства
Даже при плохом освещении мне было видно, что улица в конце сужалась, образуя неширокий проход. Я не раздумывая сбежал в него, и сердце у меня застучало где-то прямо в горле при мысли о том, что мне сейчас предстоит увидеть.
Вдруг я услышал приглушенный вскрик, наткнувшись на что-то мягкое. Дрожащий голос взмолился:
— Пощадите! Пожалуйста, пощадите!
Это была Полли, которая прижалась в темноте к стене дома. Я испугался, что ее крики спугнут Потрошителя, а потому закрыл ей рот рукой и прошептал:
— Все в порядке, Полли. Не бойтесь меня. Я — тот господин, который сидел рядом с вамп за столиком. Я пошел следом…
В этот момент кто-то сильно ударил меня сзади, и я, шатаясь, отступил на несколько шагов по проходу. Но голова моя продолжала соображать. Выходит, этот ушлый дьявол, которого я преследовал от «Ангела и Коропы», все-таки перехитрил меня. Он прижался к стене где-нибудь в темном углу и дождался, когда я пробегу мимо. Взбешенный тем, что добыча от него ускользает, он набросился на меня, словно дикий зверь.
Я отплатил ему той же монетой и отчаянно стал отбиваться, пытаясь достать из кармана свой револьвер. Мне следовало бы, конечно, держать его в руке, но когда я находился на службе Ее Величества в Индии, я был грачом, а не солдатом, и у меня не было никаких навыков рукопашного боя.
Поэтому я и не смог справиться с чудовищем, которому попал в лапы. Под его ударами я опустился на землю; по счастью, я еще успел увидеть, что девушка обратилась в бегство. Я ощутил, как руки негодяя сомкнулись у меня на горле, и одной рукой отчаянно наносил удары куда ни попадя, другой же все еще пытался достать из кармана оружие.
Тут, к полному своему изумлению, я вдруг услышал хорошо знакомый голос:
— Сейчас поглядим, что за дичь нам попалась!
И не успел вспыхнуть фонарь, как мне уже стало ясно, какую глупость я совершил. Ведь за отталкивающей личиной грязного оборванца, который сидел у меня за спиной в гостинице, скрывался не кто иной, как Холмс!
— Ватсон! — он был поражен не меньше, чем я.
— Холмс! Слава тебе господи! Я ведь мог застрелить вас, если бы мне удалось достать револьвер.
— Наверное, это было бы лучше — я того заслужил, проворчал он. — Все, Ватсон, списывайте меня в утиль — я глупец!
Он поднялся и подал мне руку, чтобы помочь мне встать на ноги. Даже сейчас, зная, что передо мной — мой старый друг, я не переставал дивиться его утонченному искусству изменять внешность. Он казался мне совершенно другим человеком.
Для дальнейшего самоунижения времени не оставалось. Еще когда Холмс помогал мне подняться на ноги, тишину ночи прорезал крик. Холмс выпустил мою руку, и я снова оказался на мостовой. Он изверг проклятие, употребив одно из тех немногих малопочтенных слов, которые я всего раз или два слышал из его уст на протяжении всей нашей совместной жизни.
— Я позволил себя перехитрить! — рявкнул он и бросился в темноту.
Пока я поднимался на ноги, крики ужаса, которые испускала женщина, становились все громче. Затем они вдруг оборвались, и к звуку шагов Холмса добавился топот убегающего человека.
В этот момент, должен признаться, я не покрыл себя особенной славой. Бывали времена, когда я становился чемпионом нашего полка по боксу в среднем весе, но дни эти давно минули, и вот я стоял, прислонившись к каменной стенке, пытаясь справиться с головокружением и дурнотой. В этот миг я не мог бы поспешить на помощь, даже если бы меня звала сама наша любимая королева.
Наконец, в ушах у меня перестало звенеть, и окружающий мир прочно встал на свое место. Весь в напряжении, как и в момент своего появления здесь, я двинулся тем же путем обратно. Стояла мертвая тишина, предвещавшая несчастье. Не прошел я и двухсот шагов, как спокойный голос заставил меня остановиться.
— Сюда, Ватсон.
Свернув влево, я обнаружил пролом в стене.
И снова услышал голос Холмса.
— Я где-то выронил свой фонарь. Окажите любезность, помогите мне в поисках, Ватсон.
От его спокойного голоса у меня по спине побежали мурашки. Ведь я знал, что он пытается скрыть таким образом свои ужасные душевные терзания. В поисках фонаря мне сопутствовала удача. При первом же шаге я споткнулся о него. Я зажег фонарь снова и тут же отпрянул, поскольку мне редко доводилось видеть картину более тягостную.
Холмс стоял на коленях, согнув спину и опустив голову, — картина полного отчаяния.
— Я ничего не смог сделать, Ватсон. За мою преступную глупость меня следует предать суду.
Я едва слышал, что он говорил, — настолько потрясло меня увиденное. Джек Потрошитель снова совершил свое ужасное злодеяние, и бедная Полли стала его жертвой. Он разорвал на ней одежду и наполовину обнажил тело. Одним грубым разрезом он вскрыл низ ее живота, и разрезанные на куски внутренности были открыты глазу, как у забитого животного. Второй жестокий разрез почти отделил ее левую грудь от тела. Все завертелось у меня перед глазами. К горлу подкатил ком.
— Но ведь у него же было так мало времени. Когда же он успел…
Но Холмс уже вернулся к жизни. Он вскочил на ноги.
— Бежим, Ватсон! Быстро за мной!
Он с такой скоростью бросился по улице, что я едва поспевал за ним. Я мобилизовал последние резервы, которыми человеческое тело обладает специально для таких отчаянных случаев, и сломя голову ринулся за ним. Расстояние между нами не уменьшалось, но я не терял его из виду.
Когда я, наконец, догнал его, он барабанил в дверь ломбарда Джозефа Бэкка.
— Бэкк! — грозным голосом кричал он. — Выходите! Я требую, чтобы вы немедленно вышли.
Он непрерывно барабанил в дверь кулаками.
— Открывайте, или я взломаю дверь!
Над нами засветилось окно. Оттуда высунулась голова Джозефа Бэкка.
— Вы что там, перепились? Кто там еще?
В свете лампы, которую держал в руках Бэкк, я увидел, что на нем ночной колпак с красной кисточкой и ночная сорочка.
Холмс отошел на несколько шагов от двери и крикнул ему:
— Я Шерлок Холмс, сэр, и если вы не спуститесь сейчас же, я взберусь прямо по стене и вытащу вас за волосы.
Бэкк, как нетрудно понять, перепугался не на шутку. Ведь Холмс, в конце концов, все еще был в своем облачении бродяги, а увидеть спросонья столь отвратительную физиономию грязного оборванца, который среди ночи ломится в дверь вашего дома… Словом, это было немалое потрясение, тем более — для лавочника.
Я попытался успокоить его:
— Господин Бэкк, но меня-то вы узнаете, не правда ли?
Он так и застыл с раскрытым ртом.
— Ведь вы один из тех двух джентльменов, которые…
— Совершенно верно. А мой спутник — хотя в это трудно поверить — мистер Шерлок Холмс, который приходил со мной.
Лавочник поколебался, а потом сказал:
— Хорошо, я спускаюсь.
Холмс в нетерпении мерил длинными шагами улицу, пока в ломбарде не зажегся свет, и не открылась дверь.
— Выходите сюда, Бэкк! — грозно скомандовал Холмс, и запуганный немец повиновался.
Друг мой выбросил вперед руку, торговец попытался было уклониться, но был недостаточно быстр. Холмс схватил его за ночную рубашку и разорвал ее. Обнажилась голая грудь, на которой от холода тут же появилась гусиная кожа.
— Что же вы делаете, сэр, — дрожащим голосом сказал владелец ломбарда. — Не понимаю, чего вы хотите?
— Попридержите язык! — прикрикнул на него Холмс и в свете лампы принялся внимательно изучать грудь Бэкка.
— Джозеф Бэкк, куда вы направились, покинув «Ангела и Корону»? — спросил он, наконец, немного ослабляя железную хватку.
— А куда же мне было идти? Разумеется, домой, да ложиться спать, — немного смелее заявил Бэкк, уловив, что тон Холмса смягчился.
— Да, — задумчиво сказал Холмс, — кажется это и в самом деле так. Возвращайтесь в свою постель, сэр. Сожалею, что нагнал на вас страха.
Холмс без дальнейших церемоний повернулся и пошел прочь, а я последовал за ним. Обернувшись на углу, я увидел, что господин Бэкк все еще стоит перед своей лавочкой, высоко подняв над головой лампу, и в своей ночной рубашке являет собой злую карикатуру на исполненную благородства статую Свободы, освещающую мир, которую французский народ некогда подарил Соединенным Штатам — ту огромную полую статую из бронзы, которая сегодня стоит в порту Нью-Йорка.
Мы вернулись к месту преступления и увидели, что труп бедной Полли уже обнаружен. Большая толпа зевак перегородила всю улицу, и темнота отступила перед фонарями блюстителей порядка.
Холмс, глубоко засунув руки в карманы, хмуро созерцал эту сцену.
— Не вижу смысла в нашем пребывании здесь. Еще узнают, — негромко сказал Холмс. — Единственное, что из этого вышло бы — совершенно бесполезная беседа с Ле-стрейдом.
Меня отнюдь не удивило, что Холмс предпочел утаить нашу роль в кровавых событиях этой ночи. Не только потому, что у него был свой собственный план действия. В данном случае речь шла еще и о его самолюбии, по которому был нанесен чувствительный удар.
