Никита Филатов - Последняя ночь майора Виноградова
— Кажется, здесь.
Двухэтажный, красного кирпича коттедж белел приоткрытыми рамами узких готических окон. Отделенный от тротуара символической решеткой забора и крохотным тенистым сквером, он казался элементом классической декорации к похождениям Эркюля Пуаро или мисс Марпл. Несколько нарушали целостность образа яркая сателлитная антенна «Суперскан» да металлическая плита гаражной двери за краем присыпанной гравием дорожки.
— Может, уточнить? — Виноградов показал приятелю на подростка, с виду лет четырнадцати. Повесив на рогоподобный выступ мотоциклетного руля шлем и сумку, парень возился с чем-то в утробе своего двухколесного монстра: худая спина, джинсы вымазаны напрочь. Даже неопытный русский вряд ли обманулся бы по поводу материального положения бедолаги — такой, как у него, «харлей-дэвидсон» стоил ненамного дешевле густавсоновской машины.
Так что мотоциклист вполне мог оказаться местным наследником папиных миллионов.
— Не надо, тут не принято. К тому же… — Олаф разглядел наконец прикрытую непокорной кленовой веткой табличку с номером дома. — Точно! Вылезай.
К калитке Виноградов подошел первым:
— Здесь должен быть, как его… домофон?
— Селектор? Да. Вот.
— Подожди.
По ступенькам крыльца навстречу гостям уже семенила увесистая блондинка в шерстяном, до колен, платье полувоенного образца.
— Смотри-ка, встречают… Ждали?
— Дело техники! — Олаф аккуратно показал русскому приятелю на матово-черный глазок телекамеры, упрятанной под крышей гаража.
— Хелло!
— Хэй!
Густавсон представился, обменялся с женщиной парой коротких фраз по-шведски. Перевел:
— Господин Геллер будет с минуты на минуту. Нас просят в дом, поскольку…
Виноградов вместе с приятелем обернулся на шум — в переулок, сосредоточенно урча, вкатилось серебристое туловище «мерседеса».
— А вот и господин Геллер!
Автомобиль с безупречной фацией обогнул оказавшуюся на пути «тойоту» и корректно припарковался перед входом в дом.
— Очень кстати!
Густо тонированные стекла сливались с металлом кузова, поэтому, когда именно открылась передняя левая дверь, Владимир Александрович не увидел — просто над крышей показалась сначала кожаная кепка, затем откормленный стриженый затылок и борцовские плечи.
Водитель повернулся лицом, обозначил вежливый кивок горничным и гостям. Двинулся в обход машины: очевидно, в его обязанности входило и открывание двери перед хозяином, расположившимся сзади…
Четыре хлопка — сначала один за другим, а последний с небольшим опозданием… Не то чтобы громко. И уж совсем не страшно. Виноградов даже не успел в сторону отпрянуть — шальная пуля влепилась в кирпичный столбик калитки между ним и Олафом, вырвав фонтан рыжеватых осколков.
— Ложись!
На противоположной стороне «мерседеса» медленно сползал вниз водитель, выстрелом отброшенный на куцый багажник: как при обратной перемотке видеокассеты, из поля зрения исчезли сначала плечи, потом голова. Последней скатилась на асфальт кепка.
— А-а-а!
Пронзительно-интернациональный крик горничной прервался ревом мотоцикла: отшвырнув за ближайшую изгородь снабженный черным фаллическим глушителем пистолет, парень уже трогался с места. Солнце в последний раз отразилось в пластиковом затылке шлема — и стрелок скрылся за поворотом.
— Номер?
— Не успел! Не было, кажется…
Олаф уже кричал что-то по-шведски, запихивая обратно в салон «мерседеса», в непроницаемую для света иллюзию безопасности, полноватого мужчину с кейсом.
— Да-а…
Водитель лежал, неестественно закинув уже начавший покрываться щетиной подбородок. Ноги его были неловко подмяты, на рубашке расплывалось красное пятно.
По вывезенной из России манере Владимир Александрович дотронулся до его запястья — пульс не прощупывался.
— Готов!
Олаф тем временем уже завладел геллеровским радиотелефоном. Нависая над автомашиной, он темпераментно, но по-деловому сообщал о случившемся, надо полагать, полиции, хотя, прекрасно зная приятеля-журналиста, Виноградов вполне мог допустить, что в данный момент надиктовывается последний выпуск новостей.
* * *— Все-таки это не был профессионал.
— Да, пожалуй.
Патрульные наряды уже давно разъехались, оставив на вновь опустевшей улочке меланхоличного парня в форме — не столько для реального обеспечения безопасности, сколько для душевного спокойствия обитателей Лидинге. Появись сейчас здесь случайный посторонний, он ни за что бы не поверил, что вот так вот, бесследно, не оставив потоптанной травы, битых стекол и всякого дрянного мусора, может исчезнуть недавнее скопище мигающих разноцветьем полицейских и санитарных машин, замысловатых телевизионных фургонов, газетной братии и просто зевак.
Только что распрощались с последним инспектором в штатском.
— Выпьете что-нибудь?
— С удовольствием…
С некоторым запозданием Виноградов сообразил, что хозяйка обращается к нему по-русски:
— О!
— Сюрприз? — Олаф ухмылялся, довольный произведенным эффектом. Это было настолько искренне и беззлобно, что, несмотря на напряженность ситуации, заулыбались и остальные присутствующие.
Зазвенел, но на половине мелодии оборвал трель аппарат в соседней комнате.
— Я велела Эльзе заняться телефоном. Можно не волноваться, она сообразит, что сказать — и, главное, кому!
Господин Геллер, уловив, очевидно, смысл фразы, утвердительно кивнул. Он по-прежнему был в строгом сером костюме, только ослабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговку на рубашке.
Хозяйка, Виноградов и Густавсон предпочли джин-тоник, сам господин Геллер выбрал виски:
— Скооль!
— Чин-чин!
Владимир Александрович скептически посмотрел на едва прикрытые донышки бокалов: семья была смешанной, но дозы — явно не русские. На приглашение на ужин тоже можно было особо не рассчитывать, тем более что и обеденное время утекло напрочь.
— Дом, в котором побывали полицейские… брр! — Хозяйка поморщилась и передернула ароматным плечом. — Как будто кто-то поносил твой лифчик. Просто пытка — дожидаться, когда уберутся чужие!
Виноградов дипломатично кивнул, и женщина, поняв некоторую двусмысленность последней своей фразы, поспешила расплыться в улыбке:
— Слава Богу, что теперь здесь только мы вчетвером!
Мужчины тоже заулыбались — хозяин несколько рассеянно, журналист — от души:
— Предки господина Геллера — немцы, они переселились в Стокгольм в шестнадцатом веке, после расторжения Кальмарской унии. Очаровательная фру Диана — твоя соотечественница, бывшая, разумеется…
— Вы из Питера?
— Практически. Из Луги.
— …Прислуга — эстонка, а бедняга покойник… Он, кажется, был из Венгрии?
— Поляк. Зденек Войтович. — Фру Геллер с достоинством промокнула платочком условную слезу.
— Просто пятый Интернационал! Не удивлюсь, если и кошка у них, к примеру, еврейка.
Реплика Виноградова предназначалась Олафу, хозяйка ее расслышать не могла, поэтому, когда после некоторой паузы холл огласился хрипловатым смехом господина Геллера, Владимир Александрович даже вздрогнул.
— Ха! Корошо… — Очевидно, познаний шведа в русском языке хватило, чтобы уловить смысл сказанного.
— Извините.
— Норма-ально! — перевел Густавсон реакцию хозяина. — Господин Геллер говорит, что сегодняшний инцидент еще раз подтвердил правильность принятого им решения — пригласить для обеспечения своей безопасности такого видного специалиста по российской преступности, как ты…
— Благодарю.
— Что ты думаешь по поводу покушения?
— У меня слишком мало информации, чтобы делать даже предварительные выводы.
— А что бы вы хотели узнать?
— Для начала… Характер, сферу вашего бизнеса… Точки возможного пересечения интересов фирмы и преступных сообществ. Планы, в том числе и касающиеся российского рынка. Возможно, были какие-то угрозы, сомнительные коммерческие предложения? Сразу все не перечислишь. Например, я хотел бы узнать о некоторых аспектах вашей личной жизни… вы понимаете?
— Ну, ответы на вопросы о личной жизни моего мужа интересны и мне тоже! — Госпожа Геллер тут же повторила эту фразу по-шведски специально для супруга. Погрузившись в огромное бархатное кресло, она непринужденно вытянула скрещенные ноги и в рассеянности поигрывала носком туфельки.
— Ряд этих сведений составляет коммерческую тайну.
— Я понимаю.
— Хорошо… И все-таки господин Геллер хотел бы услышать мнение специалиста, которого он собирается взять на работу.
— Хм-м… Извольте! Действовал не профессионал — первое. Второе — те, кто заказывал ему ваше убийство, или слишком торопились, или также не имеют опыта в подобных делах.
