Николай Свечин - Касьянов год
— А кирпич? — поинтересовался Лыков. — Там хоть заработали?
— Нет, и там обмишурился. Черепанова гора — это часть эспланадной земли. Той, что вокруг Киевской крепости, потому и принадлежит она военным. Капитальных зданий, стало быть, строить там нельзя, по крепостным правилам не положено. Можно лишь временные. И кирпич мой никому не потребовался, павильоны сделали бутафорские.
— Что дальше было?
— Дальше еще хуже пошло. Деньги мне не возвращают, оборотных средств нету, даже глину купить не на что. Кто мне раньше авансом давал, теперь денег вперед требуют. Узнали люди про трудности и сразу вцепились в меня, как алчные волки! И тот, который позади был и кирпич хуже делает, вдруг стал первым. Особенно один все радовался, гадкий человек по имени Шнарбаховский. Он тоже кирпичом баловался и вдруг застройщика у меня перебил. Такая злость взяла, такая злость… Что делать? Как стерпеть? Эдак без покупателей останусь. И проснулось во мне что-то такое, темное-темное, чего и сам в себе не подозревал. Говорят, голодный и архиерей украдет. Голодным я, конечно, не был, но чувствовал себя несправедливо обиженным. И решил мстить, и не как обыватель, а как бандит. Короче, надумал хлюста кончить. А как это сделать? Самому нельзя, нужен сторонний. И отправился я в Кукушкину дачу.
— Это вниз к Днепру, на террасы? — вспомнил питерец.
— Туда.
— И не побоялись? Говорят, народ там злой, опасный.
— Нет, не побоялся. Да я сам такой, — усмехнулся атаман.
— Нашли, кого искали?
— Такого добра везде много. Но в Кукушкиной даче прямо склад негодяев. Любого выбирай, какой на тебя глядит. Я нашел там Карпа. Вижу — нужный мне человек. Он тогда в бегах числился, в землянке жил. На костре рыбу жарил и зимы с ужасом дожидался. Нанял я его. Говорю: чего тебе тут делать? По Днепру скоро лед пойдет. Ступай под мою руку, крыша над головой будет. И работа по специальности.
— Согласился Притаманный?
— Чего ж ему не соглашаться? Пришел. И привел с собой еще пять человек.
— И они выкинули Шнарбаховского в окно, — продолжил Лыков.
— Туда ему, гаду, и дорога. Однако сделали ребята нечисто, и очень быстро господин Асланов нас разыскал. Я сначала напугался, опять бежать решил. А Спиридон и говорит: останься. У меня на тебя виды есть.
— Какие?
— Людей за деньги убивать, вот какие, — пояснил бандит.
— Он что, вам заказы доставлял? — ужаснулся своей догадке надворный советник.
— Да, за комиссионный процент, — подтвердил арестованный. — Но и не только это. Асланов — самый опасный во всем Киеве человек. Почитай, все воры под ним ходят. Никольские вон не захотели — теперь Безшкурный в земле гниет…
— И воры под ним ходят? Под околоточным надзирателем сыскной полиции?
— Именно. Очень удобно, между прочим. Спиридон — умная голова. Кого надо — ловит, кого не надо — не ловит. Или поймает да отпустит.
Лыков вскочил:
— Петр Софроньевич, отдайте мне его! Подпишите протокол!
— Я же сказал, не буду.
— Но почему?
— И про это тоже сказал. Вы будете дальше слушать или уже неинтересно?
— Эх… Интересно вашего друга надзирателя в цитадель засадить. Но так и быть. Продолжайте.
— Дальше все пошло как по маслу. Лучшие подряды я стал обслуживать. Ежели кто противился, с ним приключалось несчастье. Все бы ничего, но появился в сыскной полиции второй надзиратель, Красовский. Выслужился из рядовых сыщиков за свои способности. И половину городовых отдали ему. Я Спиридону говорю: что делать будем? Красовский — урод, взятки не принимает. Тот сначала не поверил, сказал, таких нет на свете…
— По себе меряет, — вставил Лыков.
— Точно так. Попытался совратить напарника, да тот ни в какую. И пришлось нам тогда менять нашу манеру. Раньше мы всех в Днепр бросали. Ежели кто всплывет, Спиридон съездит в покойницкую, сунет доктору четвертную, тот напишет «несчастный случай», и готово. А теперь надо было аккуратно работать.
— Начали трупы прятать?
— Да, с Красовским связываться себе дороже. Лучше, когда покойника нет. Пропал человек, да и черт с ним. Может, он живой, да от жены стервы убег? Завел я турка с мясным фургоном. Крови там каждый день ведро, никто не отличит человечью от скотской. Ребята мои принимали Аю-Качалова на ассенизационной станции по вечерам, пока настоящие золотари еще не приехали. Кинут тело в яму, а ночью его так зальет, что сам черт не сыщет. Но потом опять осечка вышла. Красовский что-то почувствовал. Ребята в одном деле слабость допустили. Фартовых же за версту видать: работают без фантазии и следов много оставляют. Облава потом была лютая, и решил я стать осторожней. Надо такого исполнителя найти, чтобы никто не подозревал. Как раз об эту пору случился большой пожар на Оболони, много добра сгорело. И придумал я мальчишку, Степана Племянникова, заполучить. Отца его хорошо знал, он у меня кирпич заказывал. Ну и сына… того…
— В убийцы завербовал, — закончил сыщик.
— Можно и так сказать.
— И дело опять пошло?
— Вполне. Степан жертву уводил прямо у всех на виду. Ни разу не сорвалось, пока он на вас не попал.
— Значит, заказы на убийства вам искал Асланов?
— Со стороны — да. Такие, например, как Боруху Капусте землицу чужую хапнуть. Свои интересы я сам обслуживал.
— А что же вышло с Афонасопуло? Почему его в яму с дерьмом не бросили?
Володимеров оживился:
— Да его убивать никто и не собирался. Там история такая вышла. Меринг задумал очередную аферу. То ли занизить ему требовалось оценку, то ли завысить, но нужен был оценщик.
— Занизить хотел, чтобы гостиницу «Континенталь» Бродскому заложить, — пояснил Алексей Николаевич.
— Да? Вот шельма. Но вышло у него с Афонасопуло недоразумение. Деньги, видать, не поделили. И решил директор своего оценщика пугануть, чтобы тот больше писем вредных не писал. А как пугануть? Спросил у Гудим-Левковича.
— Которого?
— Что у губернатора канцелярией заведует. Тот вызвал Желязовского, а поляк перепоручил Асланову. Сам-то пристав не знает ни черта, всю службу у него Спиридон ведет.
— Так. А Спиридон вам предложил.
— Точно. Мы за все беремся: хоть морду набить, хоть кровь пустить — на все есть такса. Меринг передал пятьсот рублей. Сказал: напугайте хорошенько, но без членовредительства.
— Вот даже как? — удивился сыщик. — Добрый оказался?
— Да чистоплюй он, Меринг. Даже украсть не может.
— Михаил Федорыч не вор?
— Не, он слаб на это дело. Боится всего на свете. Из-под него воруют, а он потом за это и в тюрьму пойдет. Но мне что, мне лишь бы платили… И поймали ребята того Афонасопуло. Ночью на пристани, когда он из Никольской слободы возвращался. Тут-то и вышла у них большая промашка. Короче, умер оценщик.
— Как это получилось?
— По глупости, конечно, — сердито пробурчал атаман. — Стали ему мозги вправлять, словесно, как подряжались. А он вдруг из кармана револьвер достал. Что ребятам оставалось? Двинули кастетом в темечко… свою жизнь спасая.
— Пришлось в Днепр кидать?
— А куда еще? Убивать-то его не думали, потому мясной фургон и не припасли. Сначала я на парней осерчал: зачем мокрое дело развели? Но у покойника нашлось при себе почти три тысячи рублей, и это меня примирило. Ладно, думаю, авось обойдется, а деньги уже в кассе.
— Но тут приехал я, — усмехнулся надворный советник.
— Вот-вот. И началось. Что делать? Баре сразу от нас открестились. Меринг в панике: теперь все всплывет, что вы наделали! Гудима в панике: мы же совсем не это заказывали! Теперь расхлебывайте сами, а нас не впутывайте. И остались мы с Аслановым вдвоем. Сначала Спиридон надеялся на легкий исход. Давно уже он зуб точил на Созонта Безшкурного, «ивана» с левого берега. Тот надзирателя в грош не ставил, делиться добычей не хотел. За что и был назначен главным виновным. Свалили мы смерть оценщика на него, и все так ловко получилось: паспорт убитого у Созонта отыскался, куча краденого в притоне, ешь не хочу. Но вы почему-то не клюнули. Более того, Асланов говорил, с самого начала на меня стали думать. Вот скажите, господин Лыков, где у меня вышла промашка? Почему именно я попал под подозрение? Откровенность за откровенность.
— Меня навел на вас старик Прозумент. Своим рассказом о том, как вы помогли ему избавиться от нечестного управляющего его доходного дома. Как бишь того звали? Мовша Ивантер?
— Ну…
— Потом мне опять попалась ваша фамилия. В связи с несчастным случаем, когда человек выпал из окна. Он тоже делал кирпич и перебивал ваши заказы. Тут уж все стало очень подозрительным, согласитесь.
— Иной бы и не заметил… — проворчал бандит. — Вот, значит, кто меня спалил? Прозумент, сволочь. Я ему помог, а он? Правду говорят, не делай людям добро, они отплатят злом.
— Петр Софроньевич, вернемся к разговору. Расскажите про пожар в «Шато-де-Флер». Это Бурвасер сгорел в восьмом кабинете вокзала?
