Татьяна Гармаш-Роффе - Вторая путеводная звезда
– Он ищет людей, которых украли?
– Да.
– Он может найти мою маму?
– Да. Но я тоже могу. Как тебя зовут?
– Михаська. А тебя как?
– А меня… Алексей. Тебе сколько лет? Шесть?
Мальчонка оттопырил три пальчика на руке и показал детективу.
– Вот когда будет!
– Через три месяца? – с некоторым трудом сообразил детектив.
Ребенок кивнул.
– Кто тебе посоветовал сюда прийти и ждать дядю-милиционера у подъезда?
– Женька.
– Это твоя подружка?
– Подружка, – согласился пацаненок. – Она тут живет, в тридцать четвертой квартире, она знает.
Мальчик говорил правду, Алексей чувствовал. Да и проверить наличие Женьки в тридцать четвертой квартире труда не составит. Стало быть, происки Серегиных поклонниц тут ни при чем, а у мальчонки мать и вправду похитили… Или он так думает.
– Расскажи мне про маму. Кто ее украл?
– Дядя один.
– Ты его видел?
– Видел. Дядя приехал, позвал маму, а потом ее схватил и потащил…
– Миша… Михаська, для милиционеров важны всякие подробности… Детали, понимаешь? Постарайся рассказать мне все, что ты видел. Все-все!
– А я все рассказал!
Понятно. Ребенок наверняка видит эту сцену в голове, и ему кажется, что другой человек может увидеть ее так же легко и ярко, как он сам, достаточно лишь сказать «схватил и потащил»… Объяснить мальчику, что значит «подробно», Алексей явно не сумеет. Так что попробуем задать наводящие вопросы.
– Как он маму позвал? Этот дядя пришел к вам домой?
– Домой, – откликнулся мальчик, но тут же умолк.
– И… И что? Он маму твою… Он с ней говорил?
– Говорил, – не стал спорить Михаська.
– И что дядя сказал, ты слышал?
– Слышал… Что мамочка предательница.
– Почему он так сказал?
Михаська несколько раз пожал плечиками, столь высоко их поднимая, что его кудрявая головка словно утапливалась в грудную клетку.
Алексей неправильный вопрос задал. Надо вот как:
– Можешь повторить слова этого дяди?
– Могу. Он сказал, что мамочка предательница.
– А еще что?
– Я не помню… Он непонятно сказал.
– Хорошо. Что дальше произошло?
– Он маму схватил за… за тело… И к выходу потащил… А потом она больше не пришла домой. Уже вот сколько дней! – и Михаська снова показал три пальчика.
– Ты в окошко не посмотрел, когда этот дядя вышел с твоей мамой?
– Я посмотрел, – кивнул Михаська.
– И что ты там увидел?
– Он маму в машину посадил… и увез.
– А что за машина такая?
Маленький сын Алексея, двух лет от роду, уже разбирался в марках машин – отчего детективу казалось, что все маленькие мальчики на свете должны разбираться в них не менее его Кирюши. Но мальчик Михаська только печально приподнял плечи:
– Черная такая… Большая. Мама не хотела в нее садиться. Он ее туда толкнул.
– А кто у тебя дома остался? Папа?
– Нет, папа не остался, его нету. Бабушка есть.
Понятно. Раз папы нет, то откуда мальчишке разбираться в моделях машин? Это ведь только папа может научить, никак не мама с бабушкой…
– Давай пойдем к тебе домой, ладно?
– Ладно, – ответил Михаська и доверчиво вложил маленькую ладошку в очень большую, как только что выяснилось, руку детектива.
* * *Михаська жил через три дома от Сереги. На шее у него висел шнурок с ключом, и он ловко отпер входную дверь.
Квартира оказалась двухкомнатной малогабариткой. Пахло укропом и лавровым листом. Рыжая кошка с порванным ухом пришла в коридор и потерлась по очереди о ноги Михаськи, затем детектива. На кухне возилась, судя по всему, бабушка – маленькая седая женщина. Кис ступил в ее владения, открывая удостоверение, однако она не выказала ни интереса, ни удивления тому факту, что в квартире обнаружился посторонний человек. Лишь на секунду оторвала свой взгляд от кастрюли, снимая шумовкой пену с бульона, коротко глянув на детектива вполне ясными глазами – очки она не носила, – проигнорировав удостоверение. При попытке с ней пообщаться выяснилось, что бабушка плохо слышит, – столь плохо, что детектив временно оставил эту затею.
Несколько минут он размышлял, тем более что никто его не торопил, никто не восклицал, какого черта и по какому праву он вторгся в чужое жилище. Женщине этой он бы дал лет девяносто, не меньше, – хотя вряд ли в девяносто лет бабушки еще столь живенько орудуют над кастрюлями… Или орудуют?
Родители Алексея умерли рано, так что не довелось ему видеть их в старости. Но матери Александры было под семьдесят, и по сравнению с бабушкой Михаськи она выглядела просто юной девушкой. Возможно, еще и потому, что волосы она подкрашивала, следила за собой, – а эта бабушка была совсем седенькой, и волосы ее поредели…
Волосы – не волосы, а она куда старше тещи детектива! Так что, пожалуй, являлась она бабушкой не Михаське, а его матери. То есть мальчику прабабушкой.
Стало быть, у них либо другой родни нет, либо в семье все очень сложно.
Утешало уже то, что слова ребенка оказались не совсем беспочвенными: наличествовала квартира, где он проживал, и бабушка наличествовала.
– Мамино имя как, Михасик? – присел на корточки перед мальчиком детектив.
– Я не Михасик, я Михаська!
– Хорошо. А мама?
– Юлька.
– А ты как маму звал?
– «Мамочка».
– Тогда кто ее «Юлькой» называл?
– Бабулечка.
Не так уж глуха «бабулечка», раз общается с внучкой!
– Пойдем в комнату, не будем мешать твоей бабушке, – произнес Кис погромче и покосился: и точно, она ухо навострила, прислушиваясь. Ну-ну.
Все это было странно. Если мать Михаськи впрямь похитили, то поведение бабушки выглядело неадекватным. Казалось бы, она должна радоваться, что кто-то явился с намерением Юлю искать! А она вместо этого прячется за своей глухотой и у своей кастрюли… Почему? Может, она сама неадекватна? Или все же Михаська сочиняет? Или чего-то не понимает… тогда как бабушка все отлично понимает? Юля уехала с любовником, например… И он не «тащил» ее, как подумал ребенок, а крепко обнял…
Гадать Алексей не стал: видно будет.
Он заглянул в комнаты. Одна, поменьше, была явно комнатой бабушки: старомодная кровать, комод и шкаф. Другая, где наличествовали две тахтушки – одна побольше, другая поменьше, выдавала место обитания Михаськи и его мамы. Тахтушки были прибраны – постельное белье с них убиралось, надо думать, каждое утро, во внутренний ящик под лежбищем, – и днем они имели цивилизованный вид диванчиков.
Детектив расположился на одном из них, усадив рядом Михаську.
– Как зовут твою бабушку?
– Люба.
– А по отчеству?
Мальчик снова быстро и часто пожал плечами, высоко их поднимая и утапливая головку в грудной клетке.
– Ну, подумай, ты ведь слышал, как к ней обращаются: Любовь… как дальше?
– Какая же бабулечка любовь? – изумился Михаська. – Любовь – это когда в кино целуются!
Алексей улыбнулся. Даже если было много странного в этой семье, то радовало уже то, что мальчонка говорит «мамочка» и «бабулечка», – значит, воспитан в ласке. Ему вспомнилась девушка в кожаной юбке, Настена, которая о своем ребенке спрашивала, не орал ли Васька… В этой семье наверняка говорят иначе. В ней спрашивают, не плакал ли малыш…
Две разные фразы – два разных мировоззрения.
Уведя Михаську, Алексей надеялся, что бабушка придет в комнату вслед за ними, – посмотреть, что там некий чужой дядя делает с ее внуком… Или, скорее, с правнуком.
Но она не появилась. Стоит в коридоре и подслушивает? Но даже если она и преувеличивала свою глухоту для сыщика, то все равно слух у нее, вероятно, понижен, иначе и быть не может в таком возрасте, – значит, подслушивать она не могла… Странно, странно все это.
Алексей подумал немножко и вновь решил, что пока не следует форсировать события.
– Давай поиграем, – предложил он Михаське. – Я буду вместо твоей мамы, а ты вместо «дяди», который пришел к вам в квартиру, а потом твою маму с собой забрал. Давай?
– А как же ты будешь вместо мамы? Ты же не знаешь, что мамочка говорила!
– А ты мне подскажешь.
– Ладно, – согласился Михаська, и они вышли в прихожую. – Ты встань вот тут, слева, как мама! А я вот здесь, у двери, – потому что я первым добежал, когда звонок зазвонил, и открыл дверь. И этот дядя вошел.
– Ты его раньше видел?
– Нет.
Михаська развернулся спиной к входной двери и, подняв плечи и выгнув грудь, широко шагнул, укрепился в прихожей.
– Маму позови, – произнес Михаська басом.
– То есть человек был большой, да?
– Да, – все так же басом ответил Михаська, не выходя из роли. – А ты тут как мамочка стоишь. И дядя тебя заметил.
Он осмотрелся, подумал и взял зонт, который попробовал поставить вертикально. Зонт упал. Михаська снова осмотрелся, что-то ища глазами. Алексей с любопытством следил за мальчиком, не понимая смысл его действий, но вопросов не задавал.
