Татьяна Полякова - Закон семи
— Кого?
— Моего отца, естественно. И вашего. Все трое исчезли в одну ночь, и больше их никто не видел, ни живых, ни мертвых.
— Вы ошибаетесь. Труп моего отца был найден через пять лет, его похоронили на сельском кладбище. Я это помню, хотя мне было всего шесть лет.
— Странно, — пожала плечами Людмила в глубокой задумчивости. — Почему же нам ничего не сообщили? — И еще раз повторила:
— Странно. — Затем схватила телефон и принялась куда-то звонить. Я стояла рядом, не зная, что делать. — Мама, — заговорила Людмила в трубку, — ты знаешь, что Белосельского похоронили? Да, того самого. Нет, давно. Его нашли через пять лет… Мама впервые об этом слышит, — сказала женщина мне. — Очень странно. Они должны были нам сообщить. Хотя.., моего отца ведь там не было? Не было, да? Тогда бы нам непременно сообщили, я же его дочь? Просто невероятно, — покачала она головой.
Если честно, разговор произвел на меня сильнейшее впечатление. Под ложечкой противно засосало, и странные мысли полезли в голову. А еще было ощущение, что я на пороге страшной тайны, и ее разгадка вряд ли станет радостной для меня. Я торопливо простилась с женщиной, забыв спросить, не сохранились ли после ее отца какие-то бумаги.
— Вы очень взволнованы, — косясь на меня, сказал Прохоров. — Чем вас так поразили ее слова?
— Не знаю, — честно ответила я. — Но чувство какое-то.., странное.
Он кивнул и сказал, вроде бы желая меня успокоить:
— Прошло пять лет, в милиции просто никто о них не вспомнил, ведь нашли только вашего отца.
— Да, возможно, — кивнула я, но почему-то спокойнее мне не стало.
— Не возражаете, если я отвезу вас домой? Думаю, на сегодня достаточно поисков, все-таки следует проявлять осторожность.
Я молча кивнула, пребывая в том состоянии, когда проще согласиться, чем спорить, хотя была уверена, что встретиться с Разиным еще раз все-таки необходимо.
* * *Через полчаса мы были в квартире Прохорова.
— Отдыхайте, — предложил он, — а я заскочу в магазин.
— Почему бы… — начала я и махнула рукой:
— Поступайте как знаете.
Он немного замешкался:
— Я хотел бы получить список необходимых вам вещей.
— По-моему, проще заехать ко мне на квартиру.
Он закатил глаза, а я покаянно вздохнула и согласилась:
— Хорошо, сейчас напишу.
На составление списка у меня ушло довольно много времени. Марк Сергеевич молча сидел за барной стойкой, потягивал боржоми и никак своего неудовольствия не демонстрировал.
— Вот, — протянула я список, отводя взгляд.
— Спасибо, — ответил он с таким видом, точно я оказала ему величайшую услугу.
Я заподозрила издевку, но он уже направился к входной двери, и я сочла за благо никак не реагировать.
Дождавшись, когда он уйдет, я позвонила Ане, а потом принялась готовить обед. Прохоров вернулся через два часа.
— Я думал, эмансипированные женщины не стоят дважды в день у плиты, и заехал в ресторан, — сказал он, бросая пакеты в кухне.
— Значит, вы уже обедали?
— Это было бы невежливо по отношению к вам.
— Спасибо, но я бы пережила.
— Послушайте, чем я вам так неприятен? — возмутился он.
— Вовсе нет.
— Тогда почему вы постоянно ищете повод для стычки?
— Мне казалось, это я вас раздражаю.
Данное замечание он предпочел оставить без ответа и стал сервировать стол. Мы сели обедать друг против друга, он взглянул на меня исподлобья и спросил:
— Как себя чувствует ваша подруга?
— Нормально. Я звонила ей недавно. — Он кивнул, а я, после некоторых размышлений, поинтересовалась:
— Мое присутствие здесь не вызовет вопросов у ваших знакомых?
— Им об этом знать ни к чему. Домработницу я отправил в отпуск.
— Вдруг кто-нибудь решит вас навестить, — не сдавалась я.
— Если таким образом вы пытаетесь выяснить, есть ли у меня постоянная девушка, могу ответить — нет.
— Конечно, у вас же есть Машка, — не удержалась я.
— Спасибо, что напомнили. Птиц надо покормить.
Он поднялся и ушел, а я покачала головой. Выходит, я опять вредничаю. Странное дело: это совсем не в моем характере. Должно быть, Прохоров действует на меня как-то по-особенному.
Он вскоре вернулся и занял свое место. Когда мы закончили обедать, он убрал посуду в посудомоечную машину, а я занялась привезенными вещами, отправившись в отведенную мне комнату. Все было куплено строго по списку. Вещи я убрала в шкаф и села в кресло, гадая, что мне теперь делать. В кои-то веки выдалось свободное время, но и его с пользой не проведешь. Я выглянула из комнаты — Марк Сергеевич в кухне пил кофе, просматривая газеты.
«На ворон, что ли, пойти взглянуть?» — подумала я и отправилась в комнату с большой клеткой. Вороны при виде меня издали громкое «ка-ар» и уставились не по-доброму. Мне под их взглядами сделалось не по себе, и я поторопилась их покинуть. Покосилась на соседнюю дверь, не раздумывая, потянула ручку на себя и оказалась в спальне. И присвистнула невольно. Красные стены, черная мебель, потолок тоже черный, зеркальный. Забыв про то, что меня сюда никто не приглашал, я принялась оглядываться. Большой стеллаж с выставленными на нем фигурками из кости и камня, странного вида подсвечники и предметы, коим я даже название подобрать не могла. Малые скульптурные формы, одним словом.
Я повертела в руках камень черного цвета с молочными разводами, и тут мой взгляд уперся в шкафчик, запертый на ключ. Не знаю, что на меня нашло, рука вроде бы сама потянулась к ключу, я его повернула и открыла дверцу. В шкафчике, напоминающем секретер, хранились какие-то бумаги, сверху лежала фотография в рамке, вроде бы групповой портрет. Разглядеть фотографию я не успела, потому что услышала гневный окрик:
— Какого дьявола вам здесь надо?
Я повернулась и увидела Прохорова. Физиономия его имела такое выражение, что я посоветовала себе побыстрее провалиться сквозь землю.
— Я вас спрашиваю? — повысил он голос, хотя и до того он звучал как раскат грома.
— Извините, — с трудом произнесла я. — Я просто хотела… Меня поразил интерьер.
— А в моем шкафу вас что поразило?
С пунцовым лицом я бросилась мимо него, желая только одного: поскорее покинуть квартиру. Стыд жег меня каленым железом, я была уверена, что эту минуту буду помнить всю жизнь, так непереносимо было пережить ее.
Прохоров вдруг схватил меня за руку.
— Не сердитесь, — сказал покаянно. — Я погорячился.
— Не стоит мне у вас оставаться, — пробормотала я, желание бежать сломя голову лишь увеличилось. — Мне очень стыдно, и я…
— Бросьте, все в порядке. Я нервничаю оттого, что в моем доме женщина, а я к этому не привык. Все женщины любопытны, кажется, я забыл об этом. У меня нет секретов, можете ходить, где угодно, и делать, что угодно, я не против.
— Мне действительно очень стыдно.., не знаю, что на меня нашло… — пробормотала я.
— Во всем виноват я сам. Я постоянно вас раздражаю, а вы и так в чужой квартире чувствуете себя неловко. Давайте попробуем относиться друг к другу более.., дружески, — помедлив, нашел он слово.
— Да, конечно. Давайте попробуем.
Его покладистость удивила. А еще захотелось вернуться к шкафчику и взглянуть, что там лежит. Документы, вот что! И любой нормальный человек возмутится, застав кого-то постороннего, роющегося в них.
— У вас веснушки, — заявил Прохоров невпопад.
Вместо того чтобы съязвить в ответ, я уткнулась взглядом в пол и вздохнула:
— К зиме пройдут.
— Да? — Кажется, только это его и волновало. — И глаза у вас зеленые, точно у кошки.
— Давайте отвлечемся от моей внешности, — вяло молвила я.
— Почему?
— Потому что я чувствую себя неловко. Разве не понятно?
— Мне нравятся ваши веснушки. И ваши глаза тоже нравятся.
Он смотрел на меня так откровенно, что теперь не только лицо у меня запылало — я чувствовала себя как на раскаленной сковородке. И вдруг подумала, что атмосфера спальни весьма такому ощущению способствует. Эта чертова кровать в трех шагах от нас наводила на греховные мысли. И тут я точно увидела себя со стороны: уличенная едва ли не в воровстве, стою в чужой спальне, а красавец-мужчина вешает мне на уши лапшу о моих глазах и веснушках и смотрит так, что впору выпрыгивать из штанов. Да он просто нагло пользуется ситуацией! Такие типы, как он…
— Простите, я, кажется, увлекся, — заявил он, распахивая передо мной дверь.
Я надеялась, что он останется в спальне, но он пошел за мной.
— Хотите чаю? — спросил как ни в чем не бывало.
— С удовольствием.
«Что это я болтаю?» — удивилась я.
Теперь он смотрел внимательно и ласково, как заботливый родитель на затемпературившее чадо, и это раздражало даже больше. Но я вспомнила наш уговор относиться друг к другу дружески и решила рта не раскрывать. Налив мне чаю, Прохоров уткнулся в газету, но я чувствовала: он наблюдает за мной. Чтобы избавиться от его взгляда, я тоже схватила газету и принялась изучать объявления, которые, понятное дело, мне были так же интересны, как прошлогодний снег. И вдруг… «Куплю подшивку журнала „Следопыт“ или отдельные номера за…» Далее был указан год — тот самый, где в мартовском номере напечатана статья Ильина. Я уставилась в колонку объявлений, решив, что у меня глюки. Ничего подобного: объявление не исчезло, оно было забрано в рамку, чтобы выделяться на фоне других, оттого я и обратила на него внимание, — Невероятно, — пробормотала я.
