Эд Макбейн - Крах игрушечного королевства
Я слушал.
Итак, они были вместе.
Лэйни Камминс и Бретт Толанд, крутившие роман до декабря прошлого года, до того момента, когда Бретт вручил ей рождественскую премию и посоветовал уволиться. Они были вместе той душной сентябрьской ночью.
Сидели на кокпите яхты — в журналах, посвященных парусным судам, яхты такого типа именуются «романтическими». Еще их могут называть «богатыми» или «роскошными». Бретт спросил, не хочет ли она выпить.
Лэйни согласилась, сказав, что это было бы неплохо. Она находилась на яхте минут пять. Лэйни сняла свои сине-белые босоножки и синий шарф с узором из маленьких красных якорьков…
Мне пришло в голову, что это уже третья версия рассказа Лэйни, ее личный «Рашомон» — и только одна деталь оставалась неизменной: «я его не убивала».
…и отдала их Бретту, когда он пошел вниз, чтобы принести напитки. Для нее — «Перрье» с лимоном. По крайней мере, так гласила первая версия. Во второй это была водка с тоником. Лэйни сказала, что порцию смешивал Бретт, и она была немного великовата. Это происходило примерно в пять минут одиннадцатого. По словам Лэйни — в ее третьей, и, как я надеялся, последней версии, — она выпила две порции довольно крепкой водки с тоником, что в некотором смысле объясняет, почему Лэйни поддалась на призыв Бретта вспомнить «старые добрые времена» и «возобновить старое знакомство».
В первом варианте рассказа Лэйни Бретт предложил ей лицензионное соглашение. Во втором варианте (правда, изложенном не ею), Бретт предложил Лэйни вознаграждение в пять тысяч долларов за то, что она отзовет иск — так утверждает Этта Толанд. По второй версии Лэйни, Бретт попытался шантажировать ее, угрожая, что сделает «Шаловливые ручки» достоянием широкой общественности. Но теперь…
Enfin…[6]
Теперь она рассказывала правду.
Я очень на это надеялся.
По этой версии, Лэйни не ушла с яхты в половине одиннадцатого.
Вместо этого она сидела на кокпите и пила вторую порцию водки с тоником, когда мимо «Игрушечки» прошел шлюп. Его прожектор нащупывал путь к причалу. Это было судно Чарльза Николаса Вернера, хотя тогда Лэйни еще не знала, как его зовут, так же, как не знала, что впоследствии он засвидетельствует, что видел ее и Бретта на кокпите без пятнадцати одиннадцать. Поскольку через некоторое время кто-то очень решительно всадил Бретту в голову две пули, вполне понятно, что Лэйни сочла за лучшее не упоминать, что Бретт пригласил ее вниз, чтобы показать новые гравюры. Или, точнее, чтобы показать коробку из-под видеокассеты, на обложке которой была помещена фотография женских рук.
И на правой руке красовалось викторианское кольцо в форме сердечка, то самое, которое Бретт подарил ей на день святого Валентина в те времена, когда их роман был стремительным и знойным, как воды Евфрата.
Кстати, это было то самое кольцо, которое она до сих пор продолжала носить.
То самое кольцо, которое привлекло мое внимание, когда я впервые увидел эту кассету.
Ту самую кассету, которую Бретт показал Лэйни в личной каюте хозяев яхты «Игрушечка».
Показал ей ее «Шаловливые ручки».
Ее руки.
На обложке кассеты.
Ее руки с его кольцом.
Коробка из-под кассеты была пустой.
«Я не настолько глуп, чтобы тащить эту кассету сюда. Она у меня дома, в надежном месте».
Бретт пока что не перешел к шантажу. Он просто показал ей фотографию на обложке, и как бы между делом сказал, что он просмотрел сегодня эту кассету, и она всколыхнула в нем старые воспоминания, и что это полный идиотизм с их стороны — судиться друг с другом из-за какого-то гребаного плюшевого медвежонка, когда совсем недавно они были друг для друга самыми дорогими людьми.
При этих словах он поцеловал Лэйни.
Так оно все и получилось.
Они находились в спальне (хотя на яхтах это помещение называют каютой), стояли рядом с кроватью, которая даже здесь называлась кроватью (хотя на военных судах говорят «койка»). Их губы соприкоснулись в первый раз за этот год. Ладони Бретта легли на ту часть тела Лэйни, которая даже здесь, на яхте, именовалась задницей, и никак иначе. Его член, как пишут в некоторых романах, воспрял, и пока они стояли, вцепившись друг в друга, взаимное неудержимое желание нарастало, словно волна.
Ну и что будет делать влюбленная пара в такой ситуации, даже если в суде они являются противниками? Логичнее всего предположить, что они обнимутся и вместе упадут на кровать. Потом, видимо, его рука скользнула за пояс ее синих шелковых брюк и добралась до полукружий вышеупомянутой задницы, а потом слегка коснулась набухшей вульвы. Они были настоящими специалистами этого дела. Они занимались этим два года, до тех пор, пока в канун Рождества Бретт не заявил, что желает разорвать отношения. Ничего себе подарочек, а? Они занимались этим в самых разнообразных мотелях, окружающих Калузу, Брэдентон и Сарасоту, так называемый Калбрасский треугольник. Пару раз они даже занимались любовью в этой самой каюте, когда Этта уезжала в Атланту, проведать мать, живущую в тамошнем доме престарелых.
Они понимали толк в этом деле.
Они занимались любовью столько раз, что прекрасно изучили эрогенные зоны друг друга и выяснили, кому что больше нравится. Так сказать, практика способствует совершенствованию. Они и сейчас не утратили навыков, и все было просто замечательно, пока в половине двенадцатого Бретт не отдалился от нее, как физически, так и эмоционально, и не сообщил деловым тоном, что если Лэйни не отзовет иск… «…весь детский мир узнает об этой кассете. Я разошлю копии во все компании…»
…несмотря на то, что он получил огромное удовольствие, трахая ее, за что он ее искренне благодарит.
Лэйни обозвала его поганым сукиным сыном и умчалась с яхты, оскорбленная до глубины души. Она забрала босоножки, но в спешке забыла шарф.
Это произошло в половине двенадцатого, а не в половине одиннадцатого, как Лэйни утверждала сперва. М-да, теперь ее истории можно было дать подзаголовок «О несчастной уволенной малышке».
У выезда из клуба, сразу за колоннами, стояла чья-то машина.
Эта деталь повествования изменений не претерпела.
Десять минут спустя Джерри и Бренда Баннерманы услышали выстрелы.
Если сперва Лэйни сместила время своего ухода на час, почему бы ей было не передернуть еще десять минут? Она вполне могла задержаться и застрелить человека, который сперва трахнул ее, а потом попытался шантажировать.
Если она еще раз скажет, что не убивала Бретта, я закричу.
— Поверь мне, Мэттью, — сказала Лэйни.
Тутс приоткрыла иллюминатор, стараясь не шуметь. Она слышала, что оба чужака находятся на палубе, болтают по-испански. Один из них управлял яхтой, второй стоял рядом, и оба они орали, стараясь перекрыть шум двигателя. Тутс продумала, что Уоррен, наверное, так и сидит связанным в кресле, но он помалкивал. Ей был слышен только шум мотора и вопли двух латиносов. Сейчас они разговаривали о кокаине. О том, что им нужно доставить кокаин на восточное побережье Флориды.
Они могли орать, сколько влезет — здесь, посреди Мексиканского залива, их некому было услышать. Кроме Тутс, которая обратилась в слух.
Все ее познания в испанском быстро возвращались к девушке. Она была обязана этим познаниями латиноамериканцам, торгующим наркотиками.
Необходимость — мать изобретательности, дорогие мои. Когда ты сидишь на игле, торговец наркотиками тебе ближе родной матери. На этой яхте сейчас было столько кокаина, что Тутс могла бы кайфовать года полтора, не переставая, если бы только ей удалось его заполучить. Проблема этих двух латиносов заключалась в том, что люди в Майами будут ждать какую-то другую яхту, их собственную, но ту яхту пришлось пустить побоку, потому что у нее полетел карбюратор. Разобрать всякие технические выражения вообще не представляло никакой трудности. Чего тут не понять. Ну, проводка, ну, зажигание. По-испански это звучало «carburador defectuso» и «gases dentro del motor». Когда они поняли, что не доберутся до Майами на собственной калоше, то перетащили весь товар на яхту Уоррена. Но теперь они испугались, что их люди не узнают эту яхту, и стали прикидывать, как бы им связаться с теми, кто придет за товаром. «Восемь килограмм», — услышала Тутс. Ochos kilos. Партия стоимостью в сто тридцать две тысячи долларов. Ciento treinta y dos mil dolares.
Потом до Тутс донеслось: «Tengo que orinar».
По-английски это значило: «Я хочу в туалет».
Сегодня за обедом Бобби Диас сообщил мне, что провел ночь с женщиной в ее квартире на Шуршащем рифе.
«Это свободная белая женщина, ей двадцать один год, и ей нечего скрывать. Мы провели вместе всю ночь. Можете спросить у Шейлы. Я ушел от нее на следующий день, в восемь утра».
Сейчас был вторник, четыре часа пополудни. С того момента, как Баннерманы услышали прозвучавшие на яхте Толандов три выстрела, прошло восемь суток, шестнадцать часов и двадцать минут. Я ехал по мосту, ведущему на Шуршащий риф, чтобы встретиться с Шейлой Локхарт, потому что когда-то давно профессор юриспруденции сказал мне: «Мэттью, никакое алиби нельзя считать таковым, пока вторая сторона не подтвердит его под присягой».
![Джордж Кокс - Моя первая белая клиентка[ Смерть в Панама-Сити. Моя первая белая клиентка. Змея]](/uploads/posts/books/148568/148568.jpg)
