Евгений Сухов - Делу конец – сроку начало
— Билет я уже сдала, — раздраженно ответила Тамара, — мне нужно сделать пластическую операцию.
— Кое-что я знаю и о твоем сутенере, — с любезной улыбкой продолжал майор Шевцов.
Тамара едко отреагировала:
— Меня не интересует его сексуальная ориентация.
Шевцов расхохотался:
— Меня тоже. — После чего заговорил жестко, выделяя каждое слово: — Меня беспокоит нечто большее, что может очень сильно осложнить тебе жизнь, если, конечно, об этом узнает твой сутенер.
Майор заметил, как по лицу Росомахи, словно рябь по воде, пробежала мелкая дрожь, и она болезненно поморщилась. У женщины богатая биография, и наверняка в ее жизни найдется немало эпизодов, какие она хотела бы скрыть от сурового милицейского ока.
— О чем вы?
Ресницы Росомахи наивно запрыгали. Теперь она напоминала Мальвину, которой лестны ухаживания хулигана Буратино, и она не прочь бы потискаться с ним в темных уголках кукольного театра, только как на такое поведение отреагирует сеньор Карабас?
— Прежде чем встретиться с тобой, я немного покопался в архивах и натолкнулся на массу прелюбопытных фактов. — Шевцов сделал небольшую паузу, как бы настраивая собеседницу на деловой лад, и, не сбавляя серьезной тональности, продолжал: — Я не буду говорить о том, что в свое ремесло ты пришла в пятнадцать лет. Тяжелое детство, многодетная семья, искуситель-отчим. Все это происходило не только с тобой. Грех говорить, но не ты первая и не ты последняя. Давай остановимся на более позднем твоем периоде. Тебя подкладывали, детка, под очень уважаемых людей, и один твой поцелуй стоит столько, сколько заслуженный профессор не получает за год работы. Это очень серьезный бизнес! Некоторые твои знакомые, например, двадцатилетний Костик, он так и считает, что ты деловая женщина с солидной репутацией. Кажется, вас с ним связывает не только постель, но и взаимные чувства. Верно?
Взгляд у Росомахи потемнел.
— Верно. И что дальше?
— А ты не боишься потерять своего мальчика, когда он узнает о тебе всю правду? Понимаю, это жестоко, но таковы правила игры, Тамара, и их нужно принимать.
Вот уже и нет сильного нагловатого зверька с ощетинившейся рыжеватой шерстью, а есть обычная баба, мечтающая на излете короткого девичьего века заполучить для себя пусть крохотный, но выстраданный кусок счастья.
— Вы хотите, чтобы я забрала заявление. Что для этого нужно?
— Самую малость — подписать разрешение на изъятие заявления.
— И у кого, разрешите вас спросить? — подняла она глаза. Странно, но Шевцову показалось, что он вновь увидел задиристого зверька, готового царапнуть когтистой лапой своего обидчика.
— У начальника отделения, — спокойно ответил майор, подавая Сивковой чистый лист и авторучку.
Ручка быстро заскользила по бумаге.
— Число и подпись не забудьте, — ненавязчиво подсказал Шевцов.
Заявление было написано ровным крупным почерком, несмотря на торопливость, очень аккуратно. Шевцов с интересом посмотрел на Росомаху: если она делает так же качественно и другую работу, то завязавшееся знакомство можно бы и углубить.
— Ведь знала же, что выйдет как-нибудь так. — В гневе она подтолкнула лист бумаги, который, совершив нехитрый финт, успокоился под рукой Шевцова. — И дернуло меня у ментов защиты просить! Пользуйтесь!
Шевцов взял листок, быстро прочел и, одобрительно хмыкнув, сложил и сунул его в карман пиджака.
— Лети, птичка, только не особенно увлекайся полетами, а то там, куда ты воспаришь, слишком жарко, можно и крылышки опалить по неосторожности.
Росомаха поднялась и направилась к выходу.
— Послушай, Росомаха, советую тебе крепко подумать, прежде чем сделать очередную глупость. Твои хозяева, кажется, не догадываются, что у тебя есть клиенты на стороне. Насколько я знаю, это не одобряется. Хотя чисто по-человечески я понимаю твое желание иметь хорошо обеспеченную жизнь. Но ведь денежки текут мимо кассы. Так что предупреждаю тебя: если выкинешь что-нибудь, то о твоем… частном предпринимательстве сутенеры узнают в первую очередь. И еще вот что: если кому-нибудь станет известен наш разговор, то я тебя сдам Стасю Куликову. Да, это тот самый человек, которого ты узнала на фотографии.
Страха в глазах Росомахи Шевцов не увидел, скорее это был взгляд, полный самого настоящего презрения — как вы смеете сомневаться в честности порядочной девушки.
Не ответив на прощальное пожелание майора, она с силой распахнула дверь, и еще с минуту в длинном коридоре отделения раздавался удаляющийся стук каблучков.
Глава 9
— Детка, вокруг меня не так много преданных людей, как кажется. При первой же возможности они продадут меня даже не за тридцать сребреников, а за пятак! И поэтому я очень ценю обыкновенное человеческое общение. И способен многое сделать для людей, которых я люблю и которые, я надеюсь, любят меня, — не повышая голоса, произнес Стась.
— Но зачем нужно было резать этим бедным женщинам лица! — почти закричала Ольга.
— Дорогая моя, я не хочу, чтобы ты расстраивалась. — Люди, близко знавшие Стася, вряд ли могли подумать, что он способен на такую нежность. — То, что я делаю, все это для тебя, и я не хочу слышать, как тебя обижали… пусть даже в прошлой жизни.
Встретившись со Стасем Куликовым, Ольга многое приобрела и в первую очередь — уверенность в себе, чего не замечала за собой ранее. А тряпки, о которых она мечтала в девичестве, виделись ей такой безделицей, что не стоило и говорить. Ольга давно потеряла счет своим нарядам и могла менять по три костюма в день, а на деньги смотрела теперь без всяких эмоций, как кондитер на разноцветные фантики. И вместе с тем она потеряла немало: теперь она не могла бродить по улицам, как бывало раньше, а если все-таки выходила, за ней неотступно и угрюмо следовал широкоплечий белобрысый парень с длинными, как у орангутанга, руками. Он никогда не вынимал ладони из карманов плаща, и, даже не обладая богатой фантазией, можно было предположить, что сжимает он в них далеко не фигу.
Это был человек Стася. Говорили, что он нем. Возможно. Во всяком случае, Ольга ни разу не слышала его голоса и даже не пыталась его разговорить. Поначалу его присутствие смущало ее, это сродни тому, когда дама заходит в туалетную комнату, а галантный кавалер подглядывает за ней через неприкрытую дверь. Потом Ольга привыкла к его постоянному присутствию и даже смирилась с его тяжеловатым взглядом и неулыбчивым лицом, а позже и вовсе перестала замечать его, как это бывает с собачонкой, приставшей на улице и терпеливо семенящей следом.
Поэтому каждую прогулку в обществе Стася она воспринимала радостно.
Нельзя сказать, что последний год она чувствовала себя словно бы под домашним арестом. Были обычные развлечения: рестораны, где не в диковинку голые грации, танцующие между фужерами с шампанским, выезды на природу, где существовал свой традиционный набор — стрельба из автоматов по выпитым бутылкам, купание нагишом и прочие прелести. Но не редкость и походы в театры, до которых, как оказалось, Стась был весьма охоч, а в своей среде даже слыл театральным интеллектуалом.
Этот день стал именно таким, только в этот раз они направлялись на какую-то крупную светскую тусовку, где, как обещал Куликов, в компании дюжины известных политиков будет десятка полтора деятелей искусств: художники, писатели, поп-звезды. Мероприятие было ангажированным, под острый соус и великолепные отбивные нарождающаяся партия с импровизированной трибуны хотела запустить бациллу политики в светлые умы. Вряд ли им это удастся — голодное брюхо к учению глухо.
Куликов хотел пойти на это сборище не потому, что нуждался в общении. По характеру он был малоразговорчив, а если все-таки говорил, то его речь больше смахивала на разговор бравого генерала с необстрелянными солдатами. Ему просто были необходимы свежие ощущения, без них он высыхал. Нечто подобное испытывает наркоман, умирающий от ломки до тех пор, пока в его кровь не попадает очередная доза. Соседство с опасностью наполняло жизнь смыслом, и это был единственный наркотик, к которому Куликов оставался неравнодушен.
Взяв Ольгу под руку, Стась бережно вел ее через длинный коридор в просторный зал, где уже были расставлены столы со всякой снедью. Оттуда, на фоне негромкой мелодичной музыки, раздавалось бренчание металла, звон стекла и обрывки фраз. У самого порога, в дорогих серых костюмах, возвышались великовозрастные мальчики, они жизнерадостно улыбались каждому, будто рассчитывали на щедрые чаевые.
Со стороны Стась с Ольгой представлялись роскошной парой. Прямая осанка Ольги и глубокое декольте на ее бальном платье притянули к ней немало восторженных взглядов. Куликов видел успех Ольги и относился к нему обыкновенно, как человек, привыкший к тому, что ему достается все самое лучшее.
