Гезине Древс-Силла - Телесные опыты человека-собаки: «Собака Павлова» Олега Кулика
Гезине Древс-Силла - Телесные опыты человека-собаки: «Собака Павлова» Олега Кулика краткое содержание
Гезине Древс-Силла
Телесные опыты человека-собаки: «Собака Павлова» Олега Кулика
ИНТЕГРАЛЬНАЯ ГУМАНИЗАЦИЯ ЖИВОТНОГО СОВПАДАЕТ С ИНТЕГРАЛЬНОЙ АНИМАЛИЗАЦИЕЙ ЧЕЛОВЕКА
Джорджо Агамбен[1]В 1996 году была учреждена новая европейская биеннале — «Манифеста». Цель «Манифесты» — дать возможность молодым художникам из разных стран представить свои работы, при этом особое внимание уделялось участникам из Восточной Европы. В первый год ее существования на биеннале в Роттердам приехали семь независимых художников из Москвы.
Олег Кулик вместе с женой и соавтором Людмилой Бредихиной представляли проект под названием «Собака Павлова». К тому времени Кулик уже в течение двух лет успешно играл роль человека-собаки и приобрел известность не только в своей стране, но и за рубежом. Впервые он изобразил собаку перед дверью московской галереи Гельмана («Бешенный пес, или Последнее табу, охраняемое одиноким Цербером», 1993, в соавторстве с Александром Бренером), а его следующее появление в образе пса в Кунстхаузе Цюриха закончилось легким скандалом: в течение некоторого времени публика не могла проникнуть в здание, поскольку вход на вернисаж «охранял» голый человек на четвереньках («Reservoir Dog», 1995)[2]. Когда же год спустя человек-собака покусал шведского куратора выставки «Интерпол» в Стокгольме Яна Амана («Dog House», 1996), скандал получился уже нешуточный. После этого инцидента участие Кулика в роттердамской «Манифесте» оказалось под вопросом, но в конечном счете он все-таки был принят[3].
Акции Кулика не сводились только к подражанию собаке. Несколько раз он изображал птиц, корову, читал проповеди перед рыбами. Во время проекта «В глубь России», осуществленного в сотрудничестве с Владимиром Сорокиным, он публично продемонстрировал фотографии, на которых были изображены его якобы сексуальные контакты с животными [Сорокин/Кулик 1994], и, кроме того, объявил о создании «Партии животных». Но именно роль собаки принесла Кулику широкую известность в мире искусства[4].
Созданный Куликом собачий образ имеет в русской культуре два наиболее значимых претекста, хотя и принадлежащих к совершенно разным областям, но при этом тесно связанных, с одной стороны, между собой, а с другой — с историей развития русского медицинского дискурса. Я имею ввиду научные эксперименты над собаками И. П. Павлова и литературный эксперимент М. А. Булгакова «Собачье сердце». Подробному анализу этих претекстов и посвящена настоящая статья.
Осуществленная в Роттердаме художественная акция стала первым случаем в карьере Кулика, когда он публично пребывал в образе собаки столь продолжительное время — в течение четырех недель. Пространство акции было организовано как экспериментальная лаборатория. При участии Бредихиной и профессора Московского государственного университета биолога А. А. Каменского над жившим в лаборатории Куликом был поставлен ряд экспериментов.
Исследовались его реакции на различные культурные продукты: тексты, изображения, фильмы; измерялись скорость его реакции, давление, температура и т. д. Кулика кормили собачьей едой, а персонал неизменно обращался с ним как с собакой. Сама Бредихина или кто-то из персонала регулярно выгуливали его в залах «Манифесты» или на улицах Роттердама. Никаких скандальных инцидентов, подобных тем, что имели место в Цюрихе или Стокгольме, насколько мне известно, не произошло. «Между мрачной утопией и увлекательным шоу» — так охарактеризовала атмосферу акции Бредихина (ср.: [Бредихина 1996:85]).
В дополнение к продемонстрированному на выставке перфомансу предполагалось представить результаты эксперимента в рамках интернет-проекта, который, однако, не был доведен до конца. К сожалению, впоследствии сайт был полностью уничтожен, и мне не удалось познакомиться с ним. Планировалось сотрудничество с местным телевидением и университетом (в первую очередь с биологами и медиками), которое также не состоялось. Таким образом, изначально задуманный как достаточно интерактивный проект в конечном счете свелся к акции, продемонстрированной на «Манифесте».
В портофолио акции сообщается:
В основу акции «Собака Павлова» положены известные опыты ученого-физиолога И. П. Павлова над собаками, его «хронический эксперимент», проблема соотношения психической деятельности и физиологических процессов, происходящих в коре головного мозга. В центре внимания этого научно-художественного опыта — процессы, которые происходят в организме человека (художника), сознательно отказавшегося от человеческого статуса с целью реабилитации в себе природного начала. Усилием воображения художник Кулик пытается ощутить себя существом рефлекторным, а не рефлексирующим. Он отказывается от привычного человеку способа существования (живет на четвереньках, отказывается от языка культуры, питается собачьей пищей) и привычной для художника дистанции от исследования.
Цель акции — сбор квалифицированной научной информации о работе систем человеческого организма в ситуации, когда они полностью мобилизованы на реставрацию в себе нерефлексирующего существа, а также механизмов продуцирующих и воспринимающих искусство. Объект наблюдения — физиологические изменения в организме (регулярно проводится медицинское обследование: температура тела, давления, анализ крови, мочи и т. д.), а также изменения в системе ценностей (поведенческих, художественных, сексуальных предпочтений, предпочтений в рационе питания и т. д.)[5].
Научная биография Павлова, прославленного отца-основателя физиологической психологии, внешнего фундаментальный вклад в формирование современных методов лечения психических заболеваний, хорошо изучена (см.: [Gray 1979:122ff, [Joravsky 1989], [Ruting2002: 15ff.]). Наибольшую известность ему, несомненно, принесло открытие «условного рефлекса», вплоть до сегодняшнего дня привычно демонстрируемого на собаках — сакраментальных «собаках Павлова»[6].
В портофолио сообщается, что цель своей акции Кулик видел в том, чтобы попытаться преобразовать в себе существо рефлексирующее в существо рефлекторное. Иными словами, поставить себя на место одной из подопытных собак Павлова. В тексте упомянут также павловский «хронический эксперимент» как основа и образец акции в целом. Суть этого исследовательского метода, как поясняет в книге «Павлов и Новый человек» Т. Рютинг, состояла в следующем:
Павлов разработал… так называемый «хронический эксперимент», который оказал существенное влияние на то, чтобы научную работу лаборатории организовать по принципу фабричного процесса. <…> Собаки были включены в рабочий процесс как средство производства и инструмент… путем проведения хирургических операций и дрессировки. Для осуществления «хронического эксперимента» подопытным собакам проводили одну или несколько хирургических операций. В органы пищеварения или железы фистулы всаживались таким образом, чтобы после заживления ран можно было проводить дальнейшие эксперименты, длившиеся иногда годами [Rtiting 2002: 72].
Характеризуя отношение Павлова к его экспериментальной деятельности, Д. Тодес сравнивает последнюю с «физиологической фабрикой» [Todes 2002]. Роль живой собаки, на протяжение долгого времени используемой исключительно в научных и даже коммерческих целях, сводилась по преимуществу к роли объекта опыта. Мы знаем из разных источников, насколько безжалостен был Павлов к своим собакам, что, впрочем, не должно заслонять тот факт, что он первым среди ученых, ставящих опыты над животными, организовал экспериментальный процесс таким образом, чтобы после окончания эксперимента звери оставались в живых.
Итак, уже сейчас можно констатировать, что акция Кулика воспроизводит основную особенность экспериментов Павлова — их продолжительность, подразумевающую унизительную деградацию объекта опыта. Низведение себя до уровня собаки, разыгрывание этой роли в публичном месте, безусловно, является актом самоунижения. Как отмечает Е. Деготь, такое намеренное самоунижение вообще характерно для русских перфомансов постсоветской эпохи и составляет один из их наиболее важных элементов [Деготь 2002]. Акции Кулика являют наиболее известный пример подобного самоуничижения, а сам он обычно воспринимается как эмблематический тип русского, живущего «собачьей жизнью» в постсоветской России, — образ, с которым Кулик намеренно играет. Избранное в качестве творческой стратегии использование образа собаки Павлова еще более способствует такому восприятию.
Рютинг точно описывает ту важную роль, которую сыграли научные эксперименты Павлова в глобальном советском социальном эксперименте по созданию Нового Человека [Rtiting 2002: 169ff.][7]. Делая следующий шаг в том же направлении, можно задаться вопросом о том, как соотносятся акции Кулика с этим коммунистическим экспериментом.
