Владимир Гриньков - Король и Злой Горбун
– Никого нет.
Я и сам видел, что никого нет, когда шел через торговый зал.
– Обеденный перерыв?
– Все уволены. Мы закрываемся.
Только теперь мне стала понятна причина запустения, с самого начала бросившегося в глаза.
– Выручки нет. Будем перепрофилироваться.
– А где же теперь ваших продавцов искать?
– Этого я не знаю.
– А если по бумагам посмотреть?
– Я их не оформлял. Они даже трудовые книжки сюда не приносили.
Обычное дело.
– И Гончарова так же на работу принимали?
– Как – «так»?
– Без трудовой.
– Вроде да.
– Вроде? – переспросил я.
– Не видел я его документов. Откуда мне знать!
– И даже при приеме на работу?
– А я его на работу не принимал. Он здесь был, когда я пришел.
– Вы недавно директорствуете?
– Меньше года. Десять месяцев.
А Гончаров, помнится, проработал год или чуть больше. Старожил, так сказать.
– Но продавцов принимали вы?
– Да.
– Значит, они пришли уже позже вас?
– Позже.
– Все?
– Все.
– И только один Гончаров уже здесь был?
– Да.
– Как же так? – удивился я. – Вы от кого дела принимали?
– Ни от кого. Здесь ничего не было. Фирма, которая держала магазин, разорилась. Имущество пошло с молотка. Мы выкупили магазин на торгах…
– Мы – это кто?
– Я и мой компаньон.
– И что дальше?
– Стали работать. Завезли оборудование, товар, здесь же ничего не было.
– А Гончаров-то откуда взялся?
– От прежних хозяев, наверное. Нам был нужен грузчик, мы его и взяли.
Я ничего не понимал. Такое чувство бывает, когда, зная биографию человека, вдруг открываешь какие-то новые подробности, которые не можешь объяснить.
– Вы сказали, что здесь ничего не было. Прежние хозяева разорились. И только потом вы, выиграв торги, завезли сюда оборудование. Сколько же времени магазин простоял заколоченным?
– Долго.
– Долго? – переспросил я.
– Да. Год, а может, и больше. Его готовили к продаже, там резина тянулась долго, я смотрел бумаги накануне торгов.
– И все это время Гончаров, не имея работы и не получая зарплаты, слонялся вокруг да около?
Колпаков, похоже, тоже наконец-то уловил несоответствие.
– М-да, – сказал неуверенно. – Наверное, так.
Он смотрел на меня вопросительно, будто ожидая пояснений. Но я ничего не мог ему сказать, потому что и сам не знал.
– Вам известен кто-либо из его родственников?
– Нет.
– А может, он оставлял номер телефона, по которому его в случае чего можно было найти?
– Оставлял, конечно.
– Какой?! – вскинулся я.
Колпаков покопался в бумагах и извлек лист, испещренный пометками.
– Вот, – сказал он. – Смотрите.
Я посмотрел и вздохнул, разочарованный. Надеялся выведать какой-нибудь новый номерок, по которому смог бы найти Нину Тихоновну, а это был тот самый телефон, что и в моем блокноте. Номер-пустышка. Там никто не живет. И не жил, как утверждают гончаровские соседи.
– Вы когда-нибудь были у него дома?
– Нет, разумеется.
«Разумеется». Какая может быть дружба между директором магазина и грузчиком?
– А где он жил, вы знали?
– Не имею представления.
– Гончаров когда-нибудь рассказывал о себе?
– Что вас интересует?
– Допустим, о своем прежнем месте работы.
– Нет.
– Он когда-то работал в столярной мастерской.
– Не имею представления.
Никаких сведений. Даже странно. Я поднялся, приготовившись уйти.
– А что вам за интерес? – спросил Колпаков. – Почему интересуетесь, если не секрет?
– Секрет, – буркнул я. – Да еще какой.
Почему я должен перед ним отчитываться, если из него самого не вытащишь ни слова? Конечно, всего он знать не может. Но так, чтобы уж совсем ничего, – в это я не верил.
43
Ряжский неожиданно позвонил мне и в разговоре был необычайно любезен. Его доброжелательность показалась мне неискренней, а потому недоброй.
– Вы бы не могли подъехать ко мне?
– Когда?
– Прямо сейчас.
Отказываться было бесполезно. Не приду по доброй воле – он пришлет повестку. Выбора нет.
– Хорошо.
– Только я вас попрошу, – заторопился Ряжский. – Дождитесь на проходной нашего сотрудника. Он вас проводит.
– А как он узнает меня?
– Это наши заботы.
Еще бы он меня не узнал! Это оказался один из компании допрашивавших меня в памятную ночь после убийства Боголюбова. Он сделал вид, что ничего плохого между нами не было, и даже протянул руку для рукопожатия. Я проигнорировал этот жест.
– Напрасно вы так, – заметил он.
– А это уж позвольте мне судить.
Он усмехнулся и повел меня по коридорам прокуратуры – совсем не туда, где был кабинет Ряжского. У одной из дверей в самом конце коридора он остановился, но дверь не открыл, а обернулся ко мне.
– Сейчас мы с вами зайдем сюда, – показал на дверь. – Пожалуйста, храните полное молчание. А что дальше – я вам скажу, когда понадобится. Хорошо?
Я кивнул, хотя ничего не понял, если честно.
Мы вошли, это был кабинет, один из многих, в нем никого, но отсюда, из кабинета, в соседнюю комнату вела дверь. Дверь была приоткрыта, и я вдруг услышал голоса. Один явно принадлежал Ряжскому, а вот другой, женский… Я быстро обернулся к своему провожатому. Он поднес палец к губам.
Это был голос Нины Тихоновны. Я узнал бы его из тысячи прочих. Слова слышались отчетливо, будто я находился в одной комнате с невидимыми собеседниками.
Мой провожатый выглянул в соседний кабинет. Наверное, он хотел дать знать Ряжскому, что я уже прибыл. Что-то происходило. Как будто они хотели устроить так, чтобы мы не столкнулись с Ниной Тихоновной. Она и сейчас, как мне представлялось, не знала, что я нахожусь рядом с ней, в соседнем кабинете.
– Что ж, спасибо. – Голос Ряжского. – Вы мне очень помогли сегодня. Ознакомьтесь, пожалуйста, с протоколом и распишитесь вот здесь.
Некоторое время стояла тишина. Потом какой-то шорох. Подписала.
– Вас все там же можно найти? – Голос Ряжского.
– Да.
– А то меня этот парень с толку сбил.
– Какой парень? – не поняла Нина Тихоновна.
– С телевидения который, Колодин. Дал мне ваш номер телефона, а вас там нет.
– Я же вам дала свой номер…
– Вы давали, да, но он мне на допросе еще один номер продиктовал и клялся, что это ваш домашний телефон.
– А что за номер такой?
Ряжский продиктовал. По этому номеру я когда-то звонил Нине Тихоновне.
– Нет, он что-то напутал, – сказала Нина Тихоновна.
Я удрученно посмотрел на своего опекуна. Тот жестом показал, что я должен помалкивать.
– Где вы сейчас живете? – спросил Ряжский.
– В Замоскворечье.
– У родственников?
– Зачем же у родственников? У меня своя квартира, двухкомнатная.
– Давно она у вас?
– Всю жизнь.
– А на Ленинградском проспекте вы разве никогда не жили?
На Ленинградском проспекте как раз и была эта странная квартира, в которой Гончаровы то ли жили, то ли нет.
– Нет, не жила.
А голос дрогнул.
– Значит, что-то напутали, – беспечно сказал Ряжский.
Неужели не заметил смены интонации?
– Еще раз вам большое спасибо.
– Да уж не за что.
– Позвольте, я вас провожу.
Шум передвигаемых стульев. Шаги. Нина Тихоновна и Ряжский одновременно появились в проеме двери. И тут она увидела меня. Не ожидала. Не думала. Замерла, превратившись в статую.
– А, вы уже здесь, – сказал мне Ряжский. – А мы только что о вас вспоминали.
Говорил, а сам смотрел не столько на меня, сколько на женщину. Я понял, к чему были все эти приготовления. Меня держали про запас, чтобы выложить в самом конце, как козырного туза.
– Что же вы меня, Евгений, в заблуждение ввели? – продолжал свою тщательно расписанную партию Ряжский. – Дали не тот телефон, да и с Ленинградским проспектом неувязочка вышла.
Я молчал, потому что мне не хотелось принимать участия в комедии, которую разыгрывал Ряжский. И еще меня останавливало выражение лица Нины Тихоновны: полнейшая растерянность и ничем не прикрытый ужас. Как будто я был не я, а выходец с того света.
– Так где вы с Ниной Тихоновной встречались, а? – предложил мне поучаствовать в разговоре Ряжский. И сразу же – к Нине Тихоновне:
– Ключи у вас с собой?
– К-какие к-ключи?
– От квартиры. Той, что на Ленинградском проспекте.
– Нет там никакой квартиры.
– Ну как же, есть! И мы сейчас туда поедем. Нам вот Евгений по дороге опишет всю обстановку – что из мебели и где стоит, а мы приедем и посмотрим, не напутал ли он чего.
Ряжский блефовал, потому что никуда он не зайдет, ни в какую квартиру. Гончарова упрется и скажет, что знать не знает никаких квартир на Ленинградском, и что тогда – дверь ломать? Но она не замечала игры, так была напугана происходящим. Я все еще не понимал, почему она упорствует и что это за история странная приключилась, а Ряжский уже подталкивал нас к двери, приговаривая:
– Едем, время не ждет. Вот сейчас все на месте и посмотрим.
