Фридрих Незнанский - Король казино
Эпизод, в котором фигурировал Фишкин, был поручен молодому следователю Коле Чижову, поскольку Федотова была допрошена как свидетель.
Ефим Аронович Фишкин, до этого выглядевший несколько растерянным, внезапно круто изменился. Он потребовал немедленной встречи со своим адвокатом и замкнулся, отказался от дачи показаний. И его адвокат, известный всей интеллектуальной Москве, выигравший немало глухих дел, Вержбицкий Анатолий Евгеньевич, сразу же по прибытии к следователю потребовал от Чижова немедленного свидания со своим подзащитным.
Через два часа следователь и адвокат приехали в Матросскую Тишину.
Что же вы, Ефим Аронович? Будто младенец! — с поддельным гневом набросился адвокат на Фиму, когда того ввели в следственный кабинет. — Мы с вами, по- моему, договаривались! Никаких бесед со следователем без меня! Извините, Николай Афанасьевич, мне хотелось бы переговорить с господином Фишкиным наедине.
Не вижу в этом необходимости, — сухо ответил Чижов.
Хорошо, — тут же согласился адвокат. — Следователь ознакомил меня с некоторыми материалами вашего дела и объяснил причину вашего задержания, Ефим Аронович, — обратился он к подзащитному. — И, надо сказать, у меня возникли вопросы, на которые, надеюсь, вы дадите конкретные ответы.
Я постараюсь, — сказал Фишкин.
До приезда сюда я побывал в вашей фирме и услышал историю, рассказанную охранниками. Сама эта история уже уголовное преступление. Правда ли, что неизвестный нанес удары, парализовал и обезоружил ваших сотрудников?
Правда, — ответил Фима.
В чем причина этого нападения?
Он же магнитофон у меня забрал!
Кто?
Этот человек, он, видимо, телохранитель Лилии Васильевны Федотовой...
Человек, забравший магнитофон, действительно телохранитель Федотовой? — обратился адвокат к следователю Чижову.
Я этого не знаю.
Для чего этому человеку, телохранителю, понадобился ваш магнитофон? — продолжил разговор адвокат Вержбицкий.
Вероятно, чтобы прослушать пленку.
И что было записано на пленке?
Наш разговор со следователем Федотовой.
Значит, у телохранителя была важная причина для изъятия у вас пленки. О чем шел разговор?
Была затронута фамилия очень большого человека...
Смелее, Ефим Аронович, смелее!
Вице-премьера Стрельниковой.
Очень интересно! — присвистнул адвокат. — И по какому же поводу?
Мне думается, что Федотова поступила неосторожно, бросив тень на члена правительства. Она как бы обвинила ее в темных делишках.
Еще интереснее! В чем конкретно заключалась эта «неосторожность»?
Теперь я дословно не помню, но ведь можно прослушать пленку.
Я поговорю с Федотовой. Выясню этот факт, — сказал следователь Чижов.
Обратимся к другому вопросу, — сказал Вержбицкий. — Я прочел ваш прекрасно написанный документ, в котором вы целиком и полностью признаете себя виновным в подделке подписи бывшего юрисконсульта, а ныне следователя Федотовой. Пострадавшие, телохранители, к сожалению, не внесли ясность в происшедшее, молчат, но я почему-то убежден, что написали вы признание не по своей воле. В противном случае непонятно, для чего было некоему человеку посягать на жизнь ваших телохранителей? Так или не так, Ефим Аронович?
Конечно, не по своей! — оживился Фима. — Заехали в какой-то двор, приказал под угрозой смерти, ну и написал. Жить-то хочется!
Хорошо, — подал голос Чижов. — Мы это проверим. А как быть с экспертизой?
Но Вержбицкий не обратил внимания и продолжал разговор с Фишкиным.
Итак, для меня все ясно. Ваше преступление — незначительно. Думаю, что вас выпустят под залог. Разумеется, без права выезда из столицы. Сумму залога я, с вашего разрешения, обговорю с прокурором. Ни о чем не беспокойтесь, не расстраивайтесь, все будет хорошо. Да, чуть не забыл! — Анатолий Евгеньевич открыл объемистый кейс и начал вытаскивать разнообразные продукты. — Пожалуйста, Ефим Аронович. Икра, балык, колбаса, ваш любимый тоник...
Положите обратно в свой кейс и на проверку, — строго сказал Чижов.
Адвокат посмотрел на следователя и развел руками:
Повинуюсь! Хотя все это формализм и казенщина. Мне не привыкать!
Из следственного изолятора адвокат Вержбицкий поехал к Федотовой.
Вы разрешите поговорить с вами, Лилия Васильевна? — спросил адвокат, входя в ее кабинет.
Можно. Но я заранее знаю, о чем пойдет разговор.
Заранее все знает один лишь Господь Бог!
Вам необходим мой совет, как бы изящнее составить телегу на имя прокурора о незаконных действиях следователя Федотовой?
Телегу... —поморщился Анатолий Евгеньевич. — Узнаю школу Турецкого!
Чем вам не нравится Турецкий?
Нравится, не нравится... Это не разговор! Особенно если он касается таких зубров, как Александр Борисович.
Вы с ним знакомы?
И опять же неважно. Важно другое.
Что именно?
То, что вы его помощник, а значит, он в курсе ваших следственных и неследственных дел.
Конечно. А как же иначе?
И я о том говорю. Иначе нельзя... Я приехал к вам, потому что подумал: а почему бы вам, несмотря на наши натянутые отношения, не угостить меня чашечкой кофе?
Отношения у нас, по-моему, самые деловые. Я обвиняю, вы защищаете, а оба вместе стремимся к одному. К истине.
Так не бывает! Истина? Хотя, признаться, это не функция адвоката — стремиться к истине. Наша задача — защитить человека, обвиненного в преступлении. Думаю, что вас обучали на юрфаке профессора старой советской школы. Говоря об истине, они никогда не знали, что это такое!
Я много разного слышала о вас, — откликнулась Лилия. — Кофе я вас угощу, — добавила она, ставя чайник на плитку.
Так что вам наговорили обо мне?
Наговорили? — удивилась Лиля. — Вы что, известный артист, певец, писатель или еще какая-нибудь звезда?!
Вы же сами только что сказали! «Много разного слышала о вас...»
Слышала, но не наговорили.
Я убежден: слышали одни гадости!
Ну, не только.
Есть и хорошее?
Да. К примеру, вы большой любитель женщин. Великий обольститель и сердцеед.
Кто мог сказать подобную глупость?! Вся Москва знает, что я как раз любитель не женщин, а противоположного пола.
При женщине — и такие слова, — укоризненно покачала головой Лиля. — Неужели это правда?
Да, я отношу себя к так называемому сексуальному меньшинству. Что в этом плохого?
Раньше давали за подобное срок. И немалый, — сказала Лиля.
Раньше не отпускали и под залог, а теперь — пожалуйста! И чем больше сумма, тем быстрее дело идет к завершению.
О залоге говорите с Турецким или Меркуловым.
Именно этим вопросом я займусь сегодня же. А нот вам нечем крыть, Лилия Васильевна! Вы — лицо, лично заинтересованное в исходе дела, и вас отстранили от ведения следствия вполне справедливо. Как посмотреть!
Да как ни посмотри — сплошная чушь! Нарушение уголовного процесса!
Именно потому, что я лицо заинтересованное, я сама и отказалась от ведения дела. Теперь, как известно, его передали Чижову.
И это правильно, существует закон, и его следует выполнять.
Не возражаю, — раздумывая, проговорила Лиля.
Вы теперь не участвуете в этом деле, — принимая чашку кофе, улыбнулся адвокат, — поэтому мы можем поговорить начистоту.
Хочу только напомнить вам, господин адвокат, что дело в любом случае расследуется под руководством Турецкого.
Адвокат Вержбицкий поперхнулся.
Как вам все-таки не нравится Турецкий. Аж жуть! — рассмеялась Лиля.
С этим мастодонтом лучше вообще не иметь никаких дел.
Турецкий — мастодонт?! Изящный, стройный, умный...
Большой волокита, пьяница, грубиян. С ним кофе не попьешь!
Почему же? — возразила Лиля. — Можно. И даже по-турецки.
Мне хотелось бы, Лилия Васильевна, послушать пленку.
А ведь я так и знала, что вы лишь за этим напросились на кофе! — снова рассмеялась следователь.
Выслушаю запись и начисто забуду о том, что пленку эту дали мне на минуточку именно вы, Лилия Васильевна.
Зачем торопиться? Вы ее выслушаете при окончании следствия, при подписании протокола в порядке статьи двести первой УПК.
Будет поздновато.
Может случиться, что в самый раз. Говорит же Фишкин о какой-то тени, которую я якобы бросила на вице-премьера! Вот следствие и суд решат, кто на кого бросал тень.
Это ваше последнее слово?
По этому вопросу — да.
Перейдем к другому. Могу ли я переговорить с вашим телохранителем?
Попробую предоставить вам такую возможность! — Лиля взяла телефонную трубку: — Владимир! Зайди, пожалуйста! Заранее прошу извинения за него, Анатолий Евгеньевич. Он человек простой. Не обижайтесь, коли что не так...
В кабинет вошел Демидыч, и в помещении сразу стало тесновато, так, по крайней мере, показалось адвокату.
