Татьяна Гармаш-Роффе - Черное кружево, алый закат
Кис, собственно, добавлять грехов и не собирался. Он не сомневался, что Костин случай не их рук дело! Так спросил уж, для пущей уверенности, чтобы точку поставить в этом вопросе – жирную, надежную точку.
– Ваш сын умственно нормален? Не сочтите за обиду, – сделал он упреждающий жест, – я просто не в курсе! Болезнь у него редкая, информации по ней маловато.
– Он очень умный мальчик!
– Позовите его.
– Зачем?!
– Антонина Антоновна, с точки зрения закона вы преступница. И сын ваш тоже. Так что я не советую вам качать права. Позовите мальчика.
Она окинула его взглядом, настороженным и изучающим, и Алексею показалось, что женщина прикидывает, удастся ли ей воткнуть ему иглу в вену и выкачать столько крови, чтобы он умер на ее кухне… И больше не мешал им с сыном жить!
Конечно, с детективом им не справиться, даже вдвоем, но… Надо быть начеку, мало ли.
– Никита! – крикнула она. – Иди сюда!
Через минуту на кухню вошел невероятно худой, очень бледный подросток. Лицо его было покрыто коричневыми пигментными пятнами, которые Кис принял чуть раньше за клочки шерсти, увидев его мельком в плохо освещенном проеме двери.
– Садись, Никита, – указал детектив на свободный табурет. – Скажи, сколько тебе лет?
Мальчик с любопытством разглядывал детектива, как диковинную бабочку, нечаянно залетевшую в окно.
– Семнадцать.
«А на вид ему больше четырнадцати не дашь», – подумал Алексей.
– У тебя компьютер есть?
– Есть.
– А Интернет?
– Да.
– И как ты его используешь? Куда ходишь, что смотришь, в чем участвуешь?
– Играю.
Никита не дичился, отвечал спокойно, без всякой робости, которую можно было бы предположить у вынужденно нелюдимого подростка. Кис вдруг вспомнил прочитанное: где-то в Полинезии, на острове, куда не ступала нога человека, обнаружили новое животное, и исследователи без всяких проблем взяли его на руки – зверек был непуганый, отчего и не боялся. Так и Никита, видимо: он мало сталкивался с людьми, а тем более у себя дома.
– Да? – заинтересовался детектив, который еще со времен Вани, предыдущего своего ассистента, помнил несколько популярных «игрушек», в силу чего полагал, что способен поддержать разговор. – И в какие игры?
Однако Никита выдал в ответ названия, о которых детектив никогда не слышал. Упс, придется сменить тему.
– Ты школу закончил?
– Экстерном, да, еще год назад. У меня по всем предметами четверки и пятерки, но только что мне с ними делать? Я же не могу пойти в институт… Я не выношу солнечного света. А солнце, оно бывает даже зимой.
Кис вдруг заметил, какие красивые у Никиты глаза. Светло-светло-карие, золотистые.
– А что ты думаешь о своей будущей профессии? Выбрал что-нибудь?
– Да, программирование. Я уже начал разрабатывать такую игру, которой до сих пор не было! Это совершенно новая платформа, которая позволит ввести новые опции, как на уровне графики, так и на уровне интерфейса!
Алексей в «платформах» и «интерфейсах» не был силен, отчего вновь сменил тему.
– Никита, а ты просматриваешь новости в Интернете? Статьи, видики и всякую прочую информацию?
– Не особо.
– Неинтересно?
– Что ему делать среди тех, кто его никогда не поймет?! – вскинулась Антонина Антоновна.
– Для чтения новостей чье-либо понимание не требуется, – сухо пресек ее Кис. – Ваш сын живет в конкретной стране, у которой каждый день есть конкретные новости, будь то политика, культура, сплетни или…
– А что Никите с того?! Он никуда не может выйти, он заклятый, не может ни на свет появиться, ни в Интернете этом вашем! Никита пытался общаться – так все фотографию требуют! Прислать не свою – зачем ему это нужно? А свою послать – так все шарахнутся! – Она с болезненной нежностью посмотрела на своего ребенка.
Антонина Антоновна уже все решила за своего сына. Все, все! И какую фотографию посылать, и как знакомиться… Точнее, как сыну не познакомиться… ни с кем! Ревность матери? Которая ни за что не отпустит болезное чадушко, предмет ее каждодневной опеки, смысл ее существования! – в чужие руки?
– Мама, ну зачем ты так говоришь! – возразил Никита. – При играх есть форумы, я там со многими людьми общаюсь, и им дела нет до моей фотографии!
– Кроме того, Интернет – это кладезь информации, Антонина Антоновна, – добавил Алексей. – Например, там можно было бы найти и сведения о болезни вашего сына….
– Нет. Я искал. В рунете ничего нет. А иностранными языками я не владею… – застенчиво проговорил Никита.
– Существуют переводчики он-лайн, ты в курсе?
– Ох, вы когда-нибудь пробовали ими пользоваться? Такая абракадабра выходит! – Никита засмеялся.
– Я не пробовал, Никита, нужды не возникало. Но, может, следовало бы прорваться через «абракадабру»? Ведь нападать на людей, выкачивать у них кровь – это не лучшее реше…
– Прекратите! Немедленно прекратите! – истерично закричала его мать. – Он и так на себя руки пытался наложить, уже четыре раза! Вы что его совестите?! Он опять ночью себе вены перережет!!!
– Выйдите отсюда, Антонина Антоновна. Уйдите! Мне нужно с вашим сыном поговорить наедине.
– Я не оставлю моего ребенка одного!
– Оставите. Потому что если вместо меня сюда явится милиция, то с вами никто даже разговаривать не будет. Ваш сын окажется в камере, и вы, к слову, тоже. В другой.
– Так вы здесь для чего? Разве не для того, чтобы в милицию сообщить?!
– Я обязан. Но будет лучше, поверьте, если я сначала сам разберусь во всем. Оставьте нас с Никитой, прошу вас.
Она, поколебавшись, ушла, одарив в дверях сына взглядом, полным такой любви и такого страдания, что детективу сделалось не по себе. Перед лицом этих двух людей, преступивших закон, он почувствовал преступником – себя.
– Мама о тебе очень заботится… – закинул детектив на пробу другую тему.
– Слишком заботится.
– Ты единственный ребенок?
Никита посмотрел на дверь кухни, затем негромко спросил: «Мама, ты тут, за дверью?» Ответа не последовало, и мальчик встал, открыл дверь. За ней никого не оказалось. «Мам, иди в комнату. Не подслушивай!» – проговорил Никита в темное пространство коридора, после чего снова закрыл дверь кухни, на этот раз поплотнее.
– В том-то и дело! – проговорил он, усевшись на место. – Мама решила посвятить свою жизнь мне… Это колоссальный груз. Вряд ли вы представляете, о чем я, но… В общем, груз. А с другой стороны, мне без нее никак…
– Понимаю.
– Не думаю, – усмехнулся мальчик. – Вы никогда не были вампиром… Вам никогда не нужна была человеческая кровь для того, чтобы выжить! Как вы можете меня понимать?! К тому же на нашей совести смерть одного из тех людей, у которых мы позаимствовали немножко крови… Я подслушал, мама вам рассказала, так что вы в курсе, как вышло, что у него мы не немножко позаимствовали. Я знаю, это дело подсудное. Вы частный детектив, я понял, то есть вы меня арестовать не можете. Но вы сообщите в милицию, это ваш долг. И завтра за нами с мамой придут, верно?
Кис смешался и не ответил на вопрос.
– Пусть приходят, – продолжил Никита. – Все равно это не жизнь. Мама просто не понимает, не хочет себе признаться, что так больше продолжаться не может… Что ей самой будет легче, если я исчезну… Извините, я не слышал, как вас зовут?
– Алексей… Или Алексей Андреевич, если тебе нравится по отчеству. Или просто Алеша, если хочешь. И можно на «ты». У тебя совсем другие отношения с внешним миром, поэтому я оставляю тебе право выбрать то обращение, которое тебе больше нравится.
– Надо же, – усмехнулся Никита, но не пояснил, что имел в виду. – Ладно, раз вы предложили, то я буду вас звать Алешей… Я очень далек от всех социальных иерархий в моем одиночестве. Для меня они не существуют, хоть по возрасту, хоть по положению… Как ты верно выразился, у меня «совсем другие отношения с внешним миром»! – и он снова усмехнулся.
Алексей немного удивился словам о социальной иерархии, предполагающим определенную образованность. Никита приметил его удивление.
– На самом деле я много читаю в Интернете о разных науках, и книги тоже, на разные темы… Я, знаешь, как монах в келье, укрывшийся от мира. Хотя не добровольно… И мне остается только читать свитки, Алеша.
– Ты совсем не выходишь на улицу днем?
– Я пробовал. На меня так смотрели, что я… В общем, четырех попыток мне хватило.
…И четырех попыток самоубийства, как сказала его мать.
Алексей снова вспомнил слова Александры о «тюремном костюме» – о нашем теле (не нашем!), нам не подвластном. Кто, по какому праву наделил Никиту больным телом? Кто, по какому праву назначил ему так страдать? Почему он? А если бы, к примеру, у них с Сашей родились дети, больные порфиризмом?!
Думать об этом было столь невыносимо, что Кис немедленно прогнал жуткую мысль.
– Так что мои контакты с внешним миром не состоялись, – продолжил Никита, улыбнувшись. – К нам тоже никто не ходит, что понятно. Отчего каждый человек, пришедший в мой мир, редкий гость… И драгоценный. Как ты. Я очень, очень давно не разговаривал ни с кем, я даже не могу вспомнить, как давно! Кроме мамы, конечно…
