Анатолий Афанасьев - Зона номер три
Беда была в том, что по своему природному устройству майор Литовцев не был способен к осмысленному компромиссу, а это значило, что его, как пушечное ядро, можно было направить в любую сторону, и майор, скорее всего, даже не заметит, к какой цели мчится.
Самуилов уважал майора, ценил в нем воина, но не доверял ему.
Со своей стороны Сергей Петрович втайне боготворил своего начальника и наивно полагал, что пока тот на посту, и пока есть возможность выйти с ним на прямую связь, ад, разверзшийся в России, не поглотит страну целиком. Аудиенции у Самуилова он добился точно так же, как всегда добивался своего — нахрапом. Когда приехал, генерал, покончив с документами, в саду обрезал стрелки чеснока. Он провел Литовцева в беседку, где заранее был накрыт чайный столик.
— Вид у тебя какой-то чудной, майор. Ты, часом, не занемог?
— Никак нет, товарищ генерал.
— Ты уверен, что у тебя есть информация, из-за которой стоило тревожить старика?
— Так точно, товарищ генерал, — Сергей Петрович глядел с обожанием. Он знал, что не ходит у генерала в любимчиках, но это его не волновало.
— Что ж, садись, пей чай. Докладывай.
То, что поведал Литовцев, не слишком удивило генерала. Донат Сергеевич Большаков — один из заправил черного российского бизнеса был давно на виду, и агентурные сведения о нем представляли исключительный интерес. В последнее время Большаков, как и многие его подельщики, разблокировал некоторые счета и активно втянулся в политику, где действовал беспощаднее и напористее, чем в так называемом предпринимательстве. Он не был мастером политического маневра, тонкой интриги, да это ему и не требовалось. Любое препятствие брал с ходу, как скаковая лошадь, и не было преступления, которого он не совершил бы ради достижения цели. Закон перед ним пасовал, потому что он играл по тем правилам, которые выше закона. По тем же правилам играли и другие политики, обросшие ворованным капиталом, как слизью, и Самуилов ничуть не удивился, если бы в недалеком будущем увидел Большакова в кресле президента. Кстати, это было не так страшно, как могло показаться какому-нибудь воинствующему чистоплюю. В своем скольжении вниз Россия уже миновала тот участок пути, когда ей грозило разрушение сверху, и теперь, какие бы крутые перемены ни происходили во властных структурах, они почти не влияли на естественный (или противоестественный) ход ее новейшей истории. Для Самуилова это было так же очевидно, как и то, что роль стороннего наблюдателя для человека его положения становилась все более непростительной роскошью.
— Какие у тебя доказательства, что Гурко похищен Большаковым?
Сергей Петрович привел доказательства: показания Тамары Юрьевны и оперативную разработку Козырькова. При упоминании имени Козырькова генерал оживился:
— Это не тот ли полковник?..
— Тот самый, Иван Романович. Другого такого и нет.
— Он знаком с Гурко?
— Шапочно. Это имеет какое-нибудь значение?
— Огромное, майор. Ты же дружишь с Олегом?
— Он мне брат, — просто ответил Сергей Петрович.
— И что ты предлагаешь, чтобы помочь своему брату?
Услышал он то, что ожидал.
— Штурм, — сказал Сергей Петрович. — Что же еще? Поместье хорошо укреплено, но подходы есть. Я произвел предварительную рекогносцировку. Понадобится полусотня наших ребят. Парочка вертолетов. Ничего особенного. Козырьков отрабатывает детали.
— То есть войсковая операция?
Литовцев опустил глаза. От прямого ответа уклонился.
— Там что-то вроде полуострова. Все нашпиговано сверхчувствительной техникой. И все же Гурко не нашел возможности выйти на связь. Это подозрительно, Иван Романович.
— Подозрительно другое, — генерал налил себе заварки, добавил кипятка из самовара. Положил в рот кусочек шоколада. — Ты, Сережа, насколько я понимаю, в настоящее время являешься директором процветающего концерна «Русский транзит»? Это так?
— Так точно, товарищ генерал.
— Но с какой-то стати очутился без всякого вызова у меня на даче. Зачем? Оказывается, чтобы обсудить дикий проект захвата частной собственности уважаемого, приближенного к правительственным кругам миллионера. Вот что подозрительно, ты не находишь?
К выволочке Литовцев был готов и даже удивлялся, что генерал так долго медлил. Без выволочки ни одна их встреча не обходилась. Он сразу почувствовал себя увереннее. Выволочка означала, что хотя генерал недоволен им и не доверяет ему, но все же не вычеркнул из негласного элитарного агентурного списка, в сущности, для Сергея Петровича, как для профессионала, только это и было важным.
— Можно обойтись без вертолетов, — пробурчал он.
Мимо беседки, волоча на спине электропилу «Дружба», продефилировал садовник — рослый мужчина лет сорока, с неопрятной седой бородой, одетый в темно-синий рабочий халат. Где-то его раньше Литовцев видел, но не смог вспомнить — где. Садовник заметно приволакивал правую ногу, но и это не помогло Сергею Петровичу вспомнить. Афган? Караульная служба?
— В нынешней молодежи меня больше всего поражает ее какая-то узколобость, какая-то чудовищная одномерность, — поделился генерал сокровенным размышлением. — Козырьков тоже еще тот типчик. Сбежал на вольные хлеба, можно сказать, Дезертировал в самый ответственный период, и теперь, выходит, бесится с жиру. Или ты на него дурно влияешь, майор? Прежде ему в голову бы не пришло участвовать в подобной затее… Кстати, почему ты так уверен, что Гурко ждет не дождется вашей помощи? То есть именно штурма?
— Есть другой вариант, — Сергей Петрович упорно разглядывал темное пятнышко на румяном яблоке. Похоже, внутри яблока сидел червяк. — Но вы не дадите санкции, верно?
— Конечно, не дам. Вы что, второй вариант то: разрабатываете с Козырьковым?
— Второй вариант я разрабатываю один, — гордо признался Сергей Петрович.
Садовник пошел обратно мимо клумбы, но без пилы «Дружба».
— И сколько же людей ты готов переколотить за своего брата Гурко?
— Да хоть всю эту сволочь передавлю.
— Но толку не будет.
— Да, толку не будет. Вы, как всегда, правы, Иван Романович. Это какая-то самовоспроизводящаяся грибница. Но что же делать?
На сей раз вопрос был задан явно с философским уклоном, и генерал одобрительно кивнул.
— Погодить надобно, — ответил словами любимого классика.
Наконец-то Литовцев вскинул голову, и в его глазах генерал увидел поразившее его слепое, светлое бешенство.
— Сколько можно годить, Иван Романович? Мы все годим, а они все срут. Уже на улице от вони не продыхнуть. Да если с Олегом что-то случится…
Самуилов предостерегающе вскинул руку.
— Не наглей, майор!.. Ладно, возвращайся в свой «Транзит», я на досуге подумаю. Понадобишься, позову. Козырькову поклон. Очень обидно, что он деградировал до этих ваших штурмов на вертолетах.
Напоследок Сергей Петрович еще разок надерзил:
— Он, слава Богу, в нашей конторе больше не служит.
Но и тут генерал дал ему укорот:
— Именно у нас он и служит, Сережа. Если заблуждается на этот счет, я ему живо напомню.
…Савелий рано утром пробудился, часов в пять, и будто не спал. Со стен от труб сочится сырость, тараканы носятся как угорелые, крысы попискивают — и вся любезная троица расположилась на ящиках: бомж Евлампий, проститутка Люба и милиционер Володя. Когда с ночи ложился, их никого не было. На газетке хлеб, консервы, помидоры и заветные бутылки — одна полная, другая наполовину порожняя. Видно, только что взялись похмеляться. Савелий удивился, что не слышал, как они появились. Знакомство со столицей крепко оглоушило.
— Доброго утречка, Савелий Васильевич, — улыбнулся ему милиционер Володя. — Вот шел с дежурства, заглянул проведать, как вы тут устроились.
— Лучше не бывает, — поблагодарил Савелий. Люба вскочила, подала ему стакан и бутерброд с килькой.
— Примите, Савелий Васильевич. Натощак самое полезное.
Все они были чему-то рады, лишь бомж Ешка хмурился, молчал. Но недолго. Едва Савелий разговелся, горестно заметил:
— Как ни крутись, придется ему ехать.
— Придется, придется, — подхватила Люба. — Пусть сперва покушает как следует. Савелий Васильевич, водочкой не брезгуйте, натуральная, липецкая.
Савелий выпил водки с охотой. Спросил:
— А куда надобно ехать?
— Лобан тебя требует.
— Кто такой Лобан?
Открылась такая история. Слух о приходе в Москву Савелия с Курского вокзала быстро раскатился по окрестностям, и каким-то образом дошел до Лобана, одного из главарей то ли Каширской, то ли Измайловской группировки. Надо заметить, что Лобан занимал в низовых структурах московской власти внушительное место, но в то же время репутация у него была немного подмоченная. Как пахана, его побаивались и уважали, в недалеком прошлом за ним числились громкие дела (разборка с Мусой из Ашхабада, взрыв на Сокольническом кладбище, отстрел двух-трех некстати залупнувшихся оптовиков и так далее), все это, естественно, создало ему заслуженный авторитет, и в некоторых районах братва божилась его именем, но буквально в последние месяцы его слава начала тускнеть. Связано это было, опять же по слухам, с какой-то дурной болезнью, которую Лобан подцепил то ли от знаменитой мексиканской гастролерши Долорес, то ли вогнал в себя, наколовшись спьяну турецким сырцом, выдаваемым в Марьиной роще за героин. Как бы то ни было, Лобан вдруг исчез из общественного кругозора, удалился от дел и жил затворником в кирпичном особняке на Чистых прудах. До братвы доходили самые противоречивые сведения: поговаривали, что Лобан страдает анурезом и импотенцией, а злые языки прямо утверждали, что отчаянный пахан просто-напросто шизанулся. Чтобы опровергнуть досужие домыслы, Лобан как-то появился на пышной презентации по поводу открытия мечети на Поклонной горе, но даже прежние побратимы по бизнесу с трудом его узнали. Кто видел репортаж по телевизору, тот хорошо помнит, как вместо всем знакомого элегантного крепыша с задорным хохолком на макушке, похожего на молодого орангутанга, обозначился в свите мэра некий согбенный старичок с мутным взглядом. Расторопный журналист подскочил к нему с микрофоном, и изумленная публика вместо привычных, уверенных речей услышала невнятное бормотание, из которого только и можно было понять, что спонсорство является вековой мечтой человечества. Хуже того, с презентации за Лобаном по инерции увязалась пышнотелая краля из самых дорогих эскортниц, снимавшая с клиента по пятьдесят штук за один показ ляжек, и вот эту престижную красотку Лобан выкинул из машины на Кутузовском проспекте, не попользовавшись ею хотя бы для поддержания статуса.
