Эрик Эмблер - Свет дня
Терраса проходила вдоль передней части дома, загибаясь также на его правую сторону; рядом с гаражом я еще раньше заметил в стене небольшую, почти скрытую густыми кустами дверь, за которой начинался фруктовый сад. А что, если оттуда можно будет незаметно добраться до боковой части террасы? Было бы совсем неплохо…
Замка в двери не было — только задвижка, но петли настолько заржавели, что мне пришлось сходить в гараж, взять там масленку и смазать петли машинным маслом, прежде чем даже пробовать открыть дверь. Теперь она поддалась легко и совсем беззвучно. Оказавшись внутри сада, я немного подождал. Не только для того, чтобы глаза привыкли к темноте, но и потому, что «шпионы» еще не начали ужинать. До меня доходили их малоразличимые голоса. Не сомневаюсь, Туфан хотел, чтобы я, не теряя времени, подошел поближе и послушал их разговор, но у меня был иной план: на неровной земле мне пришлось бы передвигаться практически на ощупь, что было не менее рискованно, чем идти туда при свете дня и в полный рост, поэтому намного безопаснее было подождать и сделать это, когда они уйдут в столовую и будут с трудом разжевывать приготовленный Гевеном бараний шашлык. «Не менее жесткий, чем новая, еще не разношенная кожа»!
Впрочем, ждать пришлось не так уж и долго. Минут через пятнадцать-двадцать повар принес им ужин, и я медленно двинулся к террасе. Но как только она оказалась совсем рядом, то стало совершенно ясно — незаметно подкрасться вплотную к окнам комнаты, где они обычно обсуждали свои дела, было практически невозможно — яркий свет из них слишком сильно освещал место вокруг, и только безрассудный новичок мог бы рискнуть спрятаться в тени: подобраться-то к ней в принципе было, конечно, можно, но вот если Харперу и компании вдруг придет в голову посидеть на террасе, как вчера вечером, что тогда?.. Тогда убраться оттуда незамеченным будет уже просто невозможно!
Я прошел через сад на внешнюю сторону переднего двора, откуда отлично просматривался весь Босфор, поскольку там деревья не загораживали вида. Прямо по краю шла низенькая каменная балюстрада, на каждом конце которой стояли статуи. Одна из них — весталка размерами куда больше, чем в натуральную величину, — находилась метрах в десяти-двенадцати от угла террасы, но, поскольку ближе мне все равно было не подобраться, стоило попробовать воспользоваться тем, что имелось. А вдруг что-нибудь и выйдет? Используя балюстраду как своего рода «лестницу», я без особых трудов влез на основание постамента и оттуда увидел не только часть террасы, но даже и угол боковой комнаты. Не много, конечно, но все-таки лучше, чем ничего. К тому же попытка не пытка. А вдруг они продолжат разговор в гостиной и мне, если, конечно, повезет, удастся через широко распахнутое окно разобрать пару-другую слов или даже фраз?
Минут через двадцать они действительно вернулись в гостиную. Мне в ней были видны: средних размеров бюро старинного вида, часть выцветшей зеленой кушетки, часть настенного зеркала, низенький круглый столик и пара позолоченных стульев… Из людей я сначала разглядел только Миллера, усевшегося на уголок кушетки, но, поскольку он, сильно жестикулируя, что-то говорил, значит, явно находился в комнате не один… Затем туда вошла миссис Хамул с кофейным подносом. Поклонившись, она поставила его на круглый столик, и вскоре можно было увидеть, как «в кадре» появились и другие, берущие с подноса чашечки с кофе. Следом чья-то рука передала Миллеру бокал с бренди, который он тут же моментально опустошил, будто не мог без него обойтись или очень хотел залить пожар в желудке… После чего перестал говорить, а, похоже, больше слушал, медленно поворачивая голову в сторону говорящего. В настенном зеркале мелькнул отблеск чего-то белого, и перед моими глазами на секунду возникла мисс Липп. Хотя вообще-то она уже переоделась в зеленое платье, а белым был крупный листок в ее правой руке… Голова Миллера поднялась чуть вверх — он внимательно слушал кого-то, кто, очевидно, стоял прямо перед ним. Минуты через две листок снова появился, поскольку мисс Липп положила его на крышку старинного бюро. Это была карта! Какая именно — с такого расстояния и под таким углом рассмотреть было невозможно, хотя мне она показалась картой какого-то треугольного острова. Я пытался увидеть на ней хоть какую-нибудь деталь, но тут к бюро неожиданно подошел сам Харпер, взял карту в руки и сложил ее вчетверо. Больше ничего особого не происходило до тех пор, пока мисс Липп и Харпер вдруг не вышли на террасу и не сошли вниз по мраморным ступенькам. Никакой особой целенаправленности в их движениях не наблюдалось — скорее всего, они решили немного прогуляться, — однако и мне было бы лучше не попадаться им на глаза. А что, если они захотят пройтись сюда, чтобы полюбоваться морским пейзажем? Тогда меня наверняка ждут, мягко говоря, «очень серьезные проблемы». Если не сказать больше…
Я, как можно быстрее, слез с постамента и вернулся в сад, под прикрытие высоких фиговых деревьев. Оказывается, мои опасения были не напрасными: им действительно захотелось пройтись вдоль балюстрады. Но зато когда они возвращались назад к дому, то прошли всего метрах в восьми от меня, что дало мне возможность услышать обрывки нескольких их фраз.
— …а если этим займусь я? — Это был голос мисс Липп.
— Нет, нет, это ведь было предложение Лео, — ответил Харпер. — Пусть он этим и занимается. Впрочем, послезавтра это в любом случае уже не будет иметь никакого значения… К тому же довести наше дело до конца смог бы даже наш Артур…
Она тихо рассмеялась:
— Эта воображающая из себя бог знает что овца? Да с его зловонным дыханием не понадобятся никакие гранаты. Уверена, все предпочтут тут же сдаться.
Харпер тоже слегка хмыкнул.
А мисс Липп, чуть помолчав, спросила:
— Уже известно, когда приезжает человек Джулио?
— Сегодня. Я не стал ждать. Джулио знает…
Больше я ничего не слышал.
Как только они скрылись из виду, я быстро вернулся через сад к гаражу, а затем поднялся к себе в комнату, закрыл комнату на защелку… Гевен должен был вот-вот освободиться, а мне совсем не хотелось с ним общаться.
Вообще-то мне надо было прежде всего «прокрутить в голове» беседу мисс Липп и Харпера, но в тот момент единственное, о чем я мог думать, — это был ее презрительный смех, сопровождающий обидные слова в мой адрес. Меня тогда чуть не стошнило…
Да, когда-то давным-давно, еще в школьные годы, нечто подобное со мной уже происходило. Как-то раз мы с моим приятелем Джоунсом договорились устроить свидание с двумя девушками, которых в общем-то знали. Одну из них звали Муриель, другую, вроде бы как мою, — Мэдж. Но Мэдж не пришла, потому что, как тогда объяснила нам Муриель, простудилась. Тем не менее мы решили сходить в клуб. Однако мне не хотелось идти одному, без подружки, поэтому я попробовал найти себе на этот вечер другую девушку, но это оказалось делом очень трудным, и, напрасно потратив время на поиски, я вернулся туда, где меня ждали мои друзья, которые преспокойно целовались там прямо на скамеечке под деревьями. Ну, мне, естественно, захотелось подкрасться к ним и застать их врасплох. Так мне совершенно случайно удалось подслушать их разговор. Муриель говорила, что сегодня ей по каким-то причинам надо вернуться домой пораньше, а Джоунс спрашивал ее, как насчет встречи в субботу вечером.
— Опять с этим Артуром? — поинтересовалась она.
— Наверное. А с кем же еще?
— Ну, тогда Мэдж наверняка опять не придет.
— Как это — не придет? Почему? Ведь к тому времени от ее простуды не останется и следа!
— Да нет у нее никакой простуды. Она просто не хочет приходить, вот и все. Говорит, что твой Артур самое настоящее хамло и она его очень боится.
Я тихо ушел, и они так и не узнали, что я все слышал. Тогда слова этой Мэдж вызвали у меня такую душевную боль и такую смертельную обиду, что я запомнил ее на всю оставшуюся жизнь…
В коридоре послышались звуки громких шагов — значит, это явился Гевен. Сходив в туалет, он подошел к моей двери и постучал. Я предусмотрительно заранее выключил свет, чтобы по пробивающимся из-под двери лучам не было видно, что я не сплю. Чуть позже стук в дверь снова повторился, а затем, не дождавшись никакого ответа, Гевен недовольно пробормотал себе что-то под нос и ушел.
Услышав его удаляющиеся шаги, я чуть было не передумал; мне так хотелось и немного бренди, и хоть с кем-нибудь поговорить, но я, слава богу, сдержался: во-первых, вспомнил, как он грязен и что отвратительный запах его немытого тела («духи великого грязнули», как сказал бы мой отец) долго еще будет оставаться в моей комнате, а во-вторых, что еще важнее, в двадцать три ноль-ноль должен начаться радиосеанс, а я совсем не был уверен, что мне удастся выпроводить его до этого времени.
Сеанс начался точно по расписанию:
