Элмор Леонард - Бандиты
— Ничего не случится. Я же обещал.
— Все равно ты не можешь войти в его комнату, — злорадно сообщил Малыш. — Он пока что выходить не собирается.
— Разберемся. Он что, и обед наверх заказывал?
— Только бутылку охлажденного вина и опять креветки. Ох и любит он креветки! Говорит, будет ждать в номере, пока не придет машина.
— Его куда-то везут?
— Не, он купил машину, новехонький «мерс». Говорит, расплатился наличными, и велел доставить товар прямо сегодня, а не то деньги назад. Он всегда себя так преподносит.
— Он говорил, что собирается уезжать?
— Не-а, но похоже на то.
— А те двое?
— Их я не видел. Они тут не живут, так, заглядывают.
— Можешь выяснить, не просил ли полковник счет?
— Не полезу же я с вопросами в регистратуру. Это будет довольно странно.
— После клуба Карнеги тебе это покажется удовольствием, — заверил его Джек.
Они сидели с Хелен во внутреннем дворике гостиницы, Малыш принес им выпивку, критическим взором оглядел черное в узкую полосочку платье Хелен, но удалился без комментариев.
А Хелен сказала:
— Ты что, с ума сошел?
Приятно посидеть вечерком в таком месте, выпить немного, вечерний свет и плеск фонтана помогают расслабиться… Но Джек собрался с мыслями и повторил:
— Я всего-навсего прошу выманить его из комнаты минут на десять.
— Что мне, за волосы его тащить?
— Запросто, он малявка.
— Такие малявки хуже всего — крепкие, жилистые.
— Поднимешься в пятьсот первый номер, — и Джек приподнял брови, указывая направление. — Это пятый этаж, самый верхний. Видишь, возле лифта ниша, там его люкс. Постучишь, он откроет. Ты скажешь: «Ох, черт, извините, ошиблась номером».
— «Ох, черт, извините?» — переспросила Хелен.
— «Я ошиблась номером».
— Ты бы стул пододвинул. Совсем за дерево спрятался, мне тебя и не видно толком.
— В самый раз.
— Ты что, прячешься? — сообразила она. Отхлебнула разбавленный водой скотч, не спуская с него глаз. — Ты во что впутался, Джек?!
— Потом расскажу.
— Ты обещал завязать.
— Я завязал. Это совсем другое дело. Так вот, ты говоришь: «Извините», поворачиваешься и идешь по коридору.
— Да, ты всерьез в это впутался. Я же вижу.
— Идешь по коридору, делаешь пару шагов, поворачиваешься… Пока все ясно?
— Поворачиваюсь…
— И говоришь: «Ой, может, еще одна девушка подойдет, это моя подруга, мы договорились встретиться, но я ей, похоже, не тот номер назвала». Запомнила? Дальше говоришь: «Я подожду ее внизу. На случай, если мы разминемся, скажите ей, пожалуйста, что я жду в патио или, может, буду в баре».
— Я должна повторить все слово в слово или можно импровизировать?
— Как угодно, только нить не теряй. Нельзя просто уйти — нужно, чтобы он знал, куда ты идешь, чтобы он отправился тебя искать.
— А если он не станет искать?
— Станет-станет.
— А если нет?
— Сделай так, чтобы захотел. Да один твой вид… тебе и глазками стрелять не придется.
— А губы облизывать?
— Сама разберешься. Парни к тебе так и липнут.
— Но я ничего для этого не делаю.
— Да полно, тебе только в кино сниматься, ты кем угодно прикинуться можешь.
— Он из Южной Америки?
— Да, из Никарагуа.
— Симпатичный?
— Просто куколка, официант из дорогого ресторана. Красные трусы носит.
— Почем ты знаешь?
— Итак, он спускается, ты сидишь за столиком. Он предлагает заплатить за твою выпивку, ты говоришь: «Спасибо, не стоит».
— Чего это вдруг?
— То есть как?! Ты же с ним незнакома. Но он будет настаивать, и в конце концов ты скажешь: ну хорошо, один стаканчик. Поболтаете о том, о сем, что там в Никарагуа творится, а лучше всего, заговори с ним о машинах. Надо бы выяснить, купил ли он «мерседес» и долго ли еще тут пробудет, когда выписывается из гостиницы. Если удастся, упомяни Майами и проследи за его реакцией.
— Я думала, моя задача — отвлечь его.
— Вот и побеседуй с ним. Я же не прошу тебя карточные фокусы показывать.
— Я еще могу чечетку сплясать. Прямо на столе.
— Мне нужно всего минут десять, максимум пятнадцать. Ты увидишь меня, я выйду на площадку, задержусь там на минутку. Тогда ты ему скажешь, тебе пора уходить, или в дамскую комнату понадобилось, или еще что. Встретимся в баре «Сонеста», на той стороне. Идет?
— Ну, а все-таки, если он не пойдет за мной?
— Не может такого быть, — замотал головой Джек. — С твоей внешностью, с такими огромными карими глазами…
— А нос? Нос тебе всегда нравился.
— Обожаю, обожаю твой носик!
— А волосы? Мне так идет?
— Это твой стиль. — Джек не кривил душой. Он уже начал привыкать к этим рыжим кудряшкам. — Хелен, я просто представить себе не могу, чтобы этот парень не клюнул на тебя.
— Ну-ну, — бодро откликнулась она.
Полковник Дагоберто Годой в красных трусах отворил дверь, и гримаса недовольства тут же исчезла с его лица.
— Ой, извините! — воскликнула Хелен. — Я ошиблась номером. — Повернулась и отступила на шаг.
Вытянув руку, полковник ухватил гостью за локоть, отчего Хелен изрядно напугалась, и развернул ее лицом к себе.
— Вы нисколько не ошиблись. Именно эта комната вам и нужна. Вы пришли к мужчине, верно?
— Я остановилась в этой гостинице, — ответила Хелен прохладно, но без высокомерия. — Вероятно, я вышла из лифта не на том этаже. Будьте добры, отпустите мою руку. Если вы будете вести себя прилично, я не стану жаловаться на вас администратору.
Влепить ему коленом в пах? — прикидывала Хелен. Вышибить дерьмо из заносчивого коротышки-мачо. Но кто ж тогда поставит ей выпивку?
— Прошу прощения, прошу прощения, — заворковал полковник. — Позвольте мне доказать, что на самом деле я отличный парень…
Джек вышел из лифта, остановился на площадке у перил и посмотрел вниз. Хелен сидела за столиком, полковник склонился над ней, болтая без умолку, то и дело хватая ее за руку. Наконец он прочно завладел ее рукой, уселся и продолжал болтать со скоростью шестьдесят миль в час.
Повернувшись, Джек пробрался мимо лифта к номеру 501, постоял у двери, прислушиваясь, и отпер ее.
В серебряном ведерке осталась недопитая бутылка вина, недавно доставленная Малышом. Снова подтаявшие кубики льда в миске и креветочные хвосты повсюду. На столике у телевизора письма — те самые, которые Джек видел тут в прошлый раз.
На кровати — две смены чистого белья. Возможно, это что-то означает. В ванной включен свет. Полотенца на полу. На раковине — открытая бутылка одеколона, рядом — включенный в розетку фен. Скорей бы убраться отсюда.
Ему и в прошлый раз было здесь не по себе, но теперь желание немедленно убраться возросло. Что-то подсказывало: оставаться здесь нельзя. Он уже не тот, что прежде, слишком стар для этого ремесла. Джек заставил себя подойти к шкафу, все его существо говорило: уходи! Реакция уже не та. Когда-то, входя в чужую комнату, Джек чувствовал себя особенно живым, он пробирался туда и ради добычи, конечно, но еще и для того, чтобы доказать себе, на что он способен. Вот, мол, я какой — опять сделал это и ушел безнаказанным! Но теперь прежние подвиги казались бессмыслицей.
Чистой воды выпендреж, и весь интерес состоял в том, что прислушиваться к дыханию спящих людей.
Открыв шкаф, Джек нашарил под стопками шелковых рубашек полковника его «беретту» и два запасных магазина, вытащил их, покрепче сжал рукоятку «беретты», — надежная, твердая — и вернулся к столу. На кипе банковских квитанций обнаружился розовый гарантийный чек, выданный продавцом «мерседеса».
Хелен поднесла ко рту стакан разбавленного скотча — левой рукой, поскольку правой прочно завладел полковник, нависавший над ней так, что Хелен уже ничего не видела, кроме его черного шелкового жилета. Одной рукой полковник придерживал ее ладонь снизу, другой, украшенной бриллиантовым кольцом, накрыл ее сверху. С виду вылитый киношный бандит или продюсер рок-группы. Но когда он открывал рот, его уже нельзя было принять ни за кого другого.
— Я никогда в жизни не видел столь привлекательной женщины, как вы, а опыт у меня огромный, можете мне поверить.
— Ах, нет, не верю, — щебетала Хелен. — Вы все преувеличиваете, ведь правда же?
— Я имел дело с самыми прекрасными женщинами. Одна из них должна была участвовать в конкурсе «Сеньорита Универсо». Знаете, что это такое? Когда выбирают самую красивую девушку на свете. Увы, она заболела.
— Я была Королевой красоты в колледже, на последнем курсе, — призналась Хелен. — Могла бы, наверное, выиграть «Сахарный кубок», но не стала и пытаться. Чего ради? В конце концов, это же политика: переспишь с кем надо, и готово, а я не таковская, я себя уважаю.
— Да-да, политика. Я отдал свою жизнь своему правительству, правительству моей страны. Я был в Вашингтоне, я близко знаком с вашим президентом. Он написал мне письмо. Я покажу вам его. Подписано: «Рональд Рейган, президент». Сейчас я вам его покажу.
