Дэвид Ливайн - Приют мертвых
— Что там еще? — спросил Рэти, когда Фрэнк снова присоединился к нему.
— Так, ничего, — ответил тот и сменил тему. — Тот, с кем ты контачишь, просил придержать информацию?
— Да. И я придержу. Хотя не так долго, как от меня хотят. На пару-тройку минут точно. Мне, разумеется, отплатят.
— Конечно.
— И тебе тоже достанется за то, что посвятил меня в эту историю.
— Насчет этого не парься, — ответил Бэр. — Забудь.
— Ты мне расскажешь, чем здесь занимался? — спросил репортер.
— Рассказал бы, Нейл, но не могу, — мотнул головой Фрэнк.
— Понятно. — Журналист посмотрел на него так, словно пронзил взглядом, и у Бэра создалось впечатление, что он все прекрасно знает. Хотя в каком-то смысле так оно и было. Рэти мог не располагать деталями, но прекрасно представлял: все, что он увидел, — следствие жестоких забав морально падших и озверевших обывателей, стремящихся лишь к наживе и тем самым заполняющих пустые колодцы своих душ.
Они немного постояли, затем Нейл снова заговорил:
— Слушай, Фрэнк, это уже не имеет отношения к данному делу. — Бэр сразу понял, что последует дальше. — У вас все в порядке со Сьюзен? У нее такой вид, словно она постоянно ходит под дождем.
— Честно говоря, не знаю, — ответил Бэр, не в силах в этот момент скрывать правду. — Мы как-то разошлись. В последнее время это стало очевидным.
Рэти понимающе кивнул:
— Она потрясающая женщина.
— Не сомневаюсь. Но я не уверен, надо ли нам быть вместе.
Нейл вздохнул, выпустил клуб сигаретного дыма, выбросил окурок и растер его на земле подошвой.
— Не спеши открещиваться, если в тебе осталась хоть капля жизни.
Бэр мрачно посмотрел на него.
— Ее во мне с каждым днем все меньше и меньше, — надо ли было продолжать и признаваться Рэти, что он на самом деле думал? Человек живет в мерзком, убогом мире, полном смерти, не понимая, что творится вокруг. Люди в панике и отчаянии, и чем больше они пытаются узнать, тем дальше истина ускользает от них, поэтому многие обращаются к Богу, хотя он им ничем не отвечает. Ничего из этого для журналиста не является новостью, и он вряд ли пожелал бы такой жизни для Сьюзен, особенно если представляет, в каком она теперь положении.
Рэти с ним не спорил — казалось, он вел спор с самим собой: стоит ли закуривать очередную сигарету из пачки «Кэмела». Но в этот момент из дома вышел человек в костюме с золотым жетоном на шее. И журналист оставил сигареты в покое.
— Мой клиент. Время заключать сделку.
Он пошел через дорогу, а Бэр направился к своей машине.
Глава тридцать первая
Смерть была кругом. Он видел ее ночью в темноте того дома и днем, пока с утра до вечера спал — она являлась в жутких, не поддающихся описанию образах. И проснувшись, ослабевший и измотанный, он почувствовал ее хватку на себе. Это ощущение погнало его туда, где оттачивалось мастерство убийства. Бэр принял душ, оделся и, пристегнув пистолет, ощутил желание пострелять. Он взял сумку, с которой обычно ходил в тир, и положил в нее недавно купленные патроны. Пересек весь город и оказался рядом с парком Игл Крик, где располагался полицейский тир Индианаполиса.
На этой неделе он был закрыт для обычных людей, и автостоянка оказалась почти пустой. Еще не дойдя до позиции — несколько столов, установленных под наклонной крышей, служили здесь станами для бенчреста,[32] — Бэр понял, что в тире почти никого нет. Дневная смена находилась еще на дежурстве. Формально он не имел права пользоваться тиром. Однако бывшие полицейские потихоньку приходили сюда и их пускали. И хотя за городом существовало много мест, где можно было пострелять, Бэр предпочитал этот тир. Может быть, благодаря привычке, может быть, потому, что на несколько минут мог снова почувствовать себя копом.
В воздухе ощущался запах кордита[33] и растворителя. Они давно въелись и в почву, и в шлакоблочные стены, образующие коридор, уходящий на пятьдесят ярдов вперед, где была насыпана земляная преграда. Чуть в стороне от линии огня за столом сидел дежурный офицер — его знакомый Ларри Гастас. Перед ним на газете стояла чашка кофе, а он возился с разобранным «Глоком» сорокового калибра.
— Привет, кетчер,[34] — подошел к нему Бэр. — Как дела?
— Как будто ничего… — Гастас встал, и они пожали друг другу руки. Полицейские могут проявлять большую изобретательность, когда расследуют какое-нибудь дело, но если речь заходит, чтобы дать товарищу прозвище, воображение их покидает. Если от парня попахивает, его назовут Скунсом или Свинарником, и уж если найдется кто-то совсем остроумный — Розанчиком. Двенадцать лет назад Гастас прибыл первым по вызову на пожар. Из окна на четвертом этаже шел дым и выбивались языки пламени. Мужчина держал на весу малолетнего сына, и дым уже душил их обоих. Гастас подбежал под окно. Отец, пытаясь спасти мальчика, решился на отчаянный шаги выпустил ребенка из рук. Гастас каким-то чудом умудрился его поймать и заработал прозвище Кетчер. После этого он сделал свой карьерный выбор и стал оружейником.
— Можно я разлохмачу у тебя несколько бумажек? — спросил Бэр.
— Конечно, конечно, — разрешил Гастас. Фрэнк заметил, какое у того выражение лица, и ему стало интересно: то ли дверка, приоткрытая для него Помроем, включает и тир и Гастасу потихоньку было сказано, что Бэр — свой парень, то ли это сам Гастас сделал для него поблажку.
— Пойдешь со мной? — Это было корыстное предложение. Каждый раз, когда Бэр стрелял рядом с Кетчером, он узнавал что-то полезное: как держаться, как наблюдать за целью, как дышать. Начальник тира был на короткой ноге с патроном двадцать второго калибра и ежегодно выпускал по мишеням не меньше пятидесяти тысяч пуль. Он был мастером своего дела и двигался с расчетливой экономичностью и молниеносной быстротой. Наносил удары по мишеням, словно бил кулаком. В этом смысле Кетчер был одним из самых опасных людей в городе.
— Я временно пас, — ответил оружейник. — Уровень свинца подвел.
— Сколько?
— Сорок.
— Черт! — выругался Бэр. Сорок микрограмм на децилитр — тревожно высокий уровень, особенно для человека, проводящего большую часть времени с пистолетом в руке. Такова была обратная сторона его профессии — уж слишком много он вдыхал свинца. Уровень свинца у Бэра составлял что-то около пяти. Он бил кучно с двадцати пяти ярдов, быстро менял обоймы, если имел дело с автоматическими пистолетами, и с такой же скоростью вставлял запасные барабаны в свой револьвер. С пятидесяти ярдов клал все пули в мишень, но о превосходной кучности говорить не приходилось. Хотя и бой на улице решается, как правило, не на пятидесяти футах. Гастас кивнул в сторону огневого рубежа.
Бэр, позаботившись о защите для глаз и ушей, шагнул на позицию, выбрал первую линию и, воспользовавшись стэплером, повесил мишень-силуэт на деревянный столб в двадцати пяти футах от огневого рубежа. Распаковал коробку с патронами и, оглянувшись, усмехнулся, заметив на стене ламинированные листы с текстом. Такие же он видел, когда служил полицейским, во многих тирах, раздевалках и комнатах для совещаний. Это были выпущенные Корпусом морской пехоты США «Правила огневого боя»:
1. Всегда, если предстоит бой, имей при себе оружие.
2. Лучше не одно.
3. Приводи с собой всех своих друзей, у которых тоже есть оружие.
4. Если есть во что стрелять, лучше выстрелить в это дважды. Патроны стоят дешево, зато дорога жизнь.
5. Запасись боеприпасами. Теми, которые подходят к твоему оружию. И возьми их побольше.
6. Считаются только попадания. Лучше промахнуться, чем вообще не успеть выстрелить.
7. Через десять лет никто не вспомнит деталей: позиций, калибров, тактики. Будут помнить только тех, кто остался в живых.
Дальше все так и шло — в слегка комическом тоне, но в этих поучениях содержалась истина. Не было большей ошибки, чем несоблюдение их. Бэр зарядил револьвер патронами для тира и принял стрелковую стойку — в эту минуту им руководили инстинкт и мышечная память. Перенес вес тела на подушечки пальцев правой ноги, большой палец левой руки для устойчивости уперт в корпус оружия. Бэр начал не спеша, делая выстрелы между вдохами и выдохами. Оружие подпрыгивало в его руке, и он ощутил знакомый едкий запах сгоревшего пороха. Открыл барабан, высыпал теплые гильзы на ладонь и свалил в банку из-под кофе.
Он так и продолжал — расчетливо, но бездумно выпуская пулю за пулей и разрывая середину мишени. Несмотря на грохот выстрелов, действовал, подчиняясь молчаливой сосредоточенности. До этого он считал, что никакими способами нельзя отвлечь его внимание от убийства Аурелио, но теперь понял, что бойня в лотерейном доме — самое мерзкое из всего, что ему приходилось видеть. Бэр менял мишени и израсходовал пять коробок патронов. Корпус револьвера нагрелся и покрылся пороховой гарью. Он обдумывал то, что узнал сам, и то, что услышал от Остина. Семья. Неужели возможно, чтобы какая-то семья действовала настолько единодушно? Теперь следовало заняться подноготной владельцев переходившего из рук в руки жилья. Не исключено, что существовала некая связь и ниточка его куда-нибудь приведет.
