Владимир Гриньков - Король и Злой Горбун
Он, наверное, плохо видел меня, потому что потянулся к настольной лампе и включил ее, но когда сноп света ударил мне в глаза, я понял, в чем дело, – видел такое в фильмах.
– Это допрос? – уточнил я.
– В прокуратуре редко беседуют просто так, по душам, – сказал Ряжский. – Кстати, я хочу предупредить вас об ответственности за дачу ложных показаний.
Это были два разных человека – Ряжский сейчас и Ряжский утром, когда я только к нему пришел. Он стал жестким – хорошее слово, которое все объясняло.
– Я хочу вернуться к нашему утреннему разговору. О вас, о вашей компании, о ваших друзьях. Вы говорили, что все трое участвуют в прибылях.
– Да.
– Поровну?
– Да.
И это я ему уже говорил.
– А кто принимает окончательное решение по всем вопросам?
– Сообща.
– Сообща – это в колхозе, – усмехнулся зло Ряжский. – А в любой фирме всегда есть глава.
– У кого право подписи? – подключился один из присутствующих.
– У меня, – ответил я.
– Значит, вы и есть глава?
– Формально.
– А реально? Демин, да? А вы просто подставной?
Мне не понравилось, что они готовы записать Демина едва ли не в мафиози, и поэтому сказал:
– Никакой я не подставной.
– Значит, вы все-таки главный?
– Значит, я.
Я только сейчас обнаружил, какой железной хваткой обладают эти люди. Они строили разговор так, что без особого труда получали нужные им ответы – даже в тех случаях, когда я пытался этому воспротивиться.
– И по поводу Гончарова, следовательно, тоже вы принимали решение?
– Решение – о чем?
– О том, чтобы его принять в ваш коллектив.
– Такое мы решаем сообща.
Я думал, что Ряжский снова напомнит мне о колхозе, но вместо этого он сказал:
– Неувязочка. Вы вот мне говорили, что Демин как раз был против.
Говорил, правда. Черт, как он, оказывается, все цепко удерживает в памяти, и то, что в прежних наших с ним разговорах прозвучало лишь как нечто незначащее, о чем я уже и забыл, для Ряжского, оказывается, имело очень немаловажное значение, и все он держал в глубинах своей памяти очень аккуратно – словечко к словечку, факт к факту. Знал, что все ему еще непременно понадобится.
– Да, Демин был против.
– А почему?
– Ну, не знаю. Несимпатичен ему был Гончаров, так следует понимать.
– Причина должна быть. Антипатия всегда начинается с чего-то.
– Он нам съемку сорвал.
– Кто?
– Гончаров.
Про это я ему уже рассказывал – в тот самый вечер, когда был убит Гончаров. Но Ряжский сделал вид, что ему все равно интересно. Я понял – хочет, чтобы и его товарищи послушали. И я все рассказал заново.
– До съемки вы знали Гончарова?
– Нет.
– А его супругу? Как ее, кстати, зовут?
– Нина Тихоновна.
– Нину Тихоновну знали?
– Нет.
– А как же Гончаров попал в вашу программу?
– По письму, которое написала его жена.
– Оно у вас?
– В архиве.
– А где архив?
– В нашем офисе.
– Хорошо, – сказал Ряжский, и я понял, что к истории с письмом он еще непременно вернется. – Значит, Демин был против. А ваша компаньонша, Светлана?
– Она была не против.
– Но энтузиазма не проявляла, – уточнил Ряжский.
– В общем, да.
– Значит, все-таки именно вы взяли Гончарова в команду?
Можно было и не отвечать. Я вновь обнаружил, что они незаметно подвели меня к ответу, который только один и был возможен. Они не пытались грубо надавить на меня, показать, что могут повернуть дело хоть так, хоть эдак, они упорно шли к одной известной им цели, и их поступь была тверда и основательна. У меня в груди появился нехороший холодок, когда я это обнаружил.
– Зачем вам был нужен Гончаров?
Ну почему они раз за разом возвращаются к этой теме? Я бы мог подумать, что они зациклились на этом вопросе, потому что пребывают в тупике, топчутся на месте, не зная, в какую сторону сделать следующий шаг, – если бы не опыт моего с ними разговора в последние тридцать минут. Я уже знал, что ни о чем они не спрашивают просто так, из заурядного любопытства.
– Он проявлял завидную настойчивость, – ответил я.
– А вы, значит, были против?
Конечно, я не был против. Только что сам сказал им об этом.
– Мне было неудобно перед ним. Чисто по-человечески. Хотя и косвенно, но мы были виноваты в том, что он потерял работу.
– Как он потерял работу?
Я рассказал им про фальшивое удостоверение и про людей из ФСБ, которые проявили непонятное мне рвение в расследовании инцидента.
– Кто конкретно из ФСБ этим занимался?
– Я не знаю фамилий.
– А кто знает?
– Возможно, Касаткин.
– Касаткин – руководитель телеканала?
– Да.
Ряжский сделал пометку на листке бумаги. Проверит, понял я.
– Мне мешает ваша лампа, – сообщил я.
Ряжский сделал вид, что не услышал.
– Разве Гончаров был актером? – спросил он.
– Нет.
– Почему же вы решили привлечь его к съемкам?
– У него был дар импровизатора.
– Импро… Кого?
Все он прекрасно понял, этот Ряжский, и слово «импровизатор» он тоже знает, просто показывает, что не очень-то верит моему объяснению.
– У него действительно талант, – сказал я. – Он без подготовки, с ходу, в нашем буфете разыграл одного парня так, что того едва кондрашка не хватила.
– Это когда было?
– Когда Гончарова уволили с работы. Он пришел к нам, попросился в команду, а Демин был против, вот Гончаров и вызвался продемонстрировать свои способности.
– Кто при этом присутствовал?
Я перечислил. Ряжский записал. Тоже будет проверять, наверное. Или он демонстративно показывает, что нисколько мне не верит?
– Как часто вы бывали у Гончаровых?
– Раза два или три.
– Конкретнее.
Пришлось вспоминать – когда приходил, с кем, о чем говорили. Ряжский сейчас не делал пометок, а смотрел мне прямо в глаза. Детектор лжи, да и только.
– А накануне его гибели?
Я посмотрел на Ряжского непонимающе.
– Были у него? – уточнил Ряжский.
– Нет.
– А за день до того? За два дня?
– Нет.
– Значит, в офисе встречались?
– Да.
– О чем говорили?
– Вы меня неправильно поняли. Не в том смысле встречались, что обсуждали какие-то конкретные вопросы, мы просто работали. Понимаете? Наша работа – это много суеты, каких-то мелких дел, поездок туда-сюда. Этим мы и занимались.
– Вместе с Гончаровым?
– Да. Вы напрасно его выделяете. Он был одним из многих, только и всего.
– Он и Боголюбов были знакомы?
– Нет, естественно.
– Почему – естественно?
– Потому что у них разные орбиты, и пересечься они не могут. Один руководит крупнейшей телекомпанией страны, другой – всего лишь грузчик, да и то уволенный.
– Неужели нигде не могли пересечься? – как бы даже удивился Ряжский.
– Совершенно.
– А вы говорили, что Гончаров был на «Телетриумфе».
– Был.
– И Боголюбов был, насколько мне известно. А говорите – орбиты не пересекаются.
Он действительно не давил на меня. Давал возможность говорить, а сам слушал, но так внимательно, что улавливал малейшие несоответствия. Эти шероховатости, каждая по отдельности ничего из себя не представляющие, копились и постепенно переставали казаться мелкими. Все было всерьез. Сказал же мне Ряжский: в этих стенах пустых разговоров не ведут.
– Я не считаю присутствие в одном зале поводом для знакомства, – сказал я. – Ну, были – и что? Там еще была тысяча человек. И при чем тут Гончаров?
– Вы говорили, что ездили на встречу с Боголюбовым, – напомнил Ряжский, сделав вид, что не замечает моего раздражения.
– Да.
– Вы ездили в офис «Стар ТВ»?
– Да.
– Вместе с Гончаровым?
Дался им этот Гончаров?
– Он, помнится, еще даже не работал у нас, – сказал я.
– Но вы его уже знали?
– Это было после той памятной съемки, которую он нам сорвал.
– Значит, все-таки знали?
И опять мне пришлось дать ответ, которого, судя по всему, они от меня и добивались.
– Знал.
– Где вы с ним встречались?
– Когда?
– Перед поездкой к Боголюбову.
– Да почему вы все время пытаетесь свести их вместе – Гончарова и Боголюбова? – не выдержал я.
– Мне повторить вопрос?
– Извольте! – огрызнулся я.
– Где и когда вы встречались с Гончаровым накануне вашей поездки к Боголюбову? – как ни в чем не бывало сказал Ряжский.
– Нигде! Никогда!
– Значит, до поездки к Боголюбову вы виделись с Гончаровым только один раз – в тот день, когда он сорвал вам съемку?
– Да.
– У меня есть сведения, что это не так.
Наконец он хоть где-то прокололся!
– У вас неверные сведения.
– У меня сведения, подтвержденные свидетелями. На следующий день после сорванной съемки вы встретились с Гончаровым, посадили его в свою машину…
– Чушь!
– Он поджидал вас на выезде с автостоянки.
Я хотел ответить и на это, но захлебнулся воздухом. Ряжский смотрел на меня так, будто хотел сказать: вот видишь, меня обмануть нельзя, так что напрасно ты, паря, подпрыгивал. И ведь он был абсолютно, стопроцентно прав! Я выезжал с автостоянки и вдруг увидел Гончарова – мы как раз с ног сбились, его разыскивая, бедная Нина Тихоновна чуть с ума не сошла, а он, оказывается, где-то пропьянствовал ночь и в конце концов пришел к нам в надежде, что мы его прикроем.
