Владимир Колычев - Без суда и следствия
Но она выжила. И на следующий день все повторилось... А говорят, что в тюрьме плохо. Нет, для Лии это были райские кущи. Она – Адам, а Саша – Ева, неутомимая и жадная до секса...
Саша хотела поделиться «максимычем» с другими сокамерницами. Но Лия не разрешила. Это будет настоящий дурдом, если бабам начнет плющить матку...
– А сама не хочешь попробовать? – спросила Саша.
– Думаешь, надо? – настороженно спросила Лия.
– Не знаю. Тебе видней...
– Ну, если один разик... А не затянет?
– Не знаю. Меня с третьего раза засосало... Мы с Андрюшкой сначала просто играли. А потом... Ладно, что было, то было... Ну так что, готовить на тебя?
– Готовь, – решилась Лия.
Ей и самой хотелось поймать фишку сумасшедшего возбуждения.
– Только смотри не переборщи, – добавила она.
– У меня глаз алмаз, – мило улыбнулась Саша.
Она приготовила раствор для себя. А потом занялась «приправой» для Лии.
– Тебе совсем мало надо, – приговаривала она. – Не бойся, все будет хорошо...
Саша целиком была поглощена делом. Сама сосредоточенность. Она просто не могла ошибиться. Поэтому Лия смело ввела в себя приготовленный раствор.
И началось...
Этот кайф невозможно описать. Это лавина разнузданных чувств. Это водоворот сумасшедшего наслаждения... Лия не ведала, что творит. Она как оголтелая набросилась на Сашу, подмяла ее под себя. Она до отказа была заполнена жаждой секса. Но эта жажда продолжала распирать ее. Она сорвала с Саши одежду, распяла ее на постели, в неистовом порыве пытаясь спустить пар дикого желания. Но жажда продолжала распирать ее.
Ей было хорошо. Невыносимо хорошо. Невыносимо... Она не могла вынести тяжести обрушившегося на нее кайфа. Как на «американских горках», она стремительно взлетала вверх и так же стремительно спускалась вверх. Бездна ощущений. Кайф и тошнота в одном флаконе. А потом ее подхватила бешеная карусель, понесла, закружила... Такое ощущение, будто душа отделяется от тела...
Почему «будто»? Ее душа в самом деле отделилась от тела. Лия видит себя. Но она как неживая...
Саша кричит, ее крик врезается в уши. Со всех сторон к телу бегут арестантки. Они срывают ширму, хватают Лию за руки, за ноги, трясут, бьют по плечам. Кто-то лупит в дверь, требуя надзирателя... А Лия наблюдает за всем этим со стороны. Ей хорошо. Невообразимо хорошо. На душе кайф и вместе с этим неземное спокойствие...
Да, она умерла. Умерла!.. Но в этом нет ничего страшного. Даже, напротив, весело. Она спокойно может проходить через стены. Она так и делает. Выходит из камеры, попадает во внутренний двор тюрьмы, перемахивает через крыши, несется по воздуху через всю Москву.
Она не знает, куда ее несет. А заносит ее в какую-то тюрьму. Снова мрачные коридоры, камеры, камеры... Надо убираться отсюда. Но ей не хочется никуда уходить. И к тому же она попала сюда не случайно. Если она здесь, значит, так надо... Коридор, камеры, решетки, надзиратели и конвоиры. Она в какой-то комнате. А там... Она видит Таню. Она сидит на столе, голая, ноги разведены в стороны. А над ней пыхтит Кирилл. Он тоже голый. Он обнимает ее. Крепко. Жадно. Он входит в нее. Выходит. Снова входит. Таня изнывает от наслаждения...
Лия должна рассвирепеть. Этот поганый мент трахает ее подругу. Но ей все равно. Все равно. Нет ни чувств, ни эмоций. И ей вовсе не интересно, чем занимаются эти двое. Надо идти дальше...
Но дальше идти не получилось. Какая-то сила схватила ее за плечи, потянула назад. Снова обратное путешествие по городу, снова «Бастилия». Она видит себя, вернее, свое тело. Ее несут на руках по коридору. Она не хочет возвращаться обратно. Но ее никто не спрашивает. Жизненная сила втягивает ее в собственное тело. Вспышка света, вспышка боли и темнота, в которой пропадает сознание...
3
Таня крепко держала его за шею. Голова откинута назад, глаза закрыты, из раскрытых губ вырываются тихие сдавленные стоны. Сейчас Кирилл самый счастливый на свете человек. Он всем своим телом ощущает нежность ее бархатистой кожи, упругость ее грудей. Душа поет и радуется. Все чувства звенят от страстного восторга. Он мягко вторгается в жаркую тесноту ее плоти. Силы небесные – как хорошо!..
Но скоро все это кончится. Таня уйдет, а его уведут обратно в камеру. Он снова полетит вниз... Но пока он наверху. И поднимается все выше, выше...
– Кирилл, как хорошо, – прошептала Таня.
Она прижалась к нему всем телом. Как будто хочет раствориться в нем... Это было бы, конечно, здорово. Но так не бывает. И притом они разделены тюрьмой. Это первая их встреча. И будет ли следующая?
– Кирилл, я не хочу уходить, – тихо сказала она.
– Не уходи...
Пустой разговор. Через пять минут они должны расстаться. Через пять минут в дверь забарабанит конвоир. И если они замешкаются, в следующий раз – если до этого дойдет – у них могут возникнуть проблемы. Им просто-напросто не разрешат эти незаконные свидания. А встречи через плексигласовую перегородку их не устраивают...
– Кирилл, надо собираться...
Таня с неохотой отстранилась от него, потянулась за одеждой.
Кирилл не должен был смотреть на нее. Но он не мог ничего с собой поделать – просто невозможно было отвести от нее взгляд. Получалось, он подсматривал за ней. Но как быть, если он дорожит каждой секундой, проведенной вместе с ней...
Таня красивая. Она самая красивая... Она идеально сложена, у нее нежнейшая кожа, тело без единого изъяна. Но сейчас эти достоинства могли восприниматься как технические характеристики девушки-модели. А для Кирилла Таня не модель. Для него она – любимая женщина. Любимое лицо, любимые глаза, любимые волосы...
Свидание в комнате для допросов устроил капитан Лаврук, а Таню сюда провел Дима Якушев. Кирилл же показал себя полным эгоистом. Как только они оказались вместе, сразу же усадил ее на стол и... А надо было спросить, как у нее дела, не нуждается ли она в чем...
– Кирилл, ты за меня не волнуйся, у меня все хорошо, – одеваясь, сказала она. – Живу в твоей квартире. Пока не выгоняют...
– Не выгонят, – покачал головой Кирилл. – Дима об этом позаботится...
– И с работой у меня все нормально. Вернулась в «Юпитер»... Дима говорит, что Лию бояться нечего. Вот я и не боюсь... Кирилл, я хочу, чтобы все было хорошо. Я хочу, чтобы ты побыстрей вернулся...
Она оделась, быстро привела себя в порядок. Повернулась к нему. Обвила руками его шею, щекой прижалась к его щеке.
– Мне плохо без тебя... Ты... Ты самый лучший...
В дверь постучали. Ну вот и все, пришла пора расставаться. Теплый, уютный мирок рухнул. И снова впереди замаячил мрачный и сырой мир неволи. Как не хотелось в него возвращаться...
Таня поцеловала его в губы и ушла.
* * *Смотрящий Кузя вовсе не был таким хорошим, каким хотел казаться. У него была одна слабость, которую он пытался выдать за силу. От скуки он частенько занимался рукоприкладством. Но бил только тех, кто не мог дать сдачи.
Кирилла он не трогал. Для него он был крепким орешком. Но и оставить его в покое тоже не мог. Кузя воспринимал его как своего конкурента. И то, что Кирилл вовсе не хотел быть смотрящим, ничего не значило...
Кроме Кирилла, в камере хватало мужиков, которые в случае чего могли дать Кузе отпор. Среди них был один парень, которого в один прекрасный момент Кузя довел до белого каления. Он не ударил смотрящего, но сказал ему пару ласковых слов. Кузя затаил на него обиду. И началась самая настоящая травля.
Парня звали Вадим. Однажды он отправился на встречу со своим адвокатом. Кузя передал ему несколько писем от сокамерников, чтобы защитник передал их на волю. Письма к адресатам не дошли. И Кузя обвинил Вадима в тяжком грехе – мол, письма эти ушли в оперчасть. Получалось, Вадим – стукач.
Кирилл понял, что это была чистейшей воды подстава. Сто пудов, письма были «на деревню дедушке», поэтому до адресата дойти просто не могли. Но отправители этих писем усердно плясали под дудку смотрящего и требовали серьезного разбора. А Кузя того от них и добивался.
Он собрал сходняк и целый час вместе со своими «шестерками» обливал Вадима помоями. Его поносили все, только Кирилл и Паша Спецназ вступились за парня. Но их голоса не перевесили чашу голосования.
Кузя вынес приговор, по которому Вадима «опустили». Нет, до петушения дело не дошло. Все-таки это была ментовская хата, а не какая-нибудь беспредельно-уголовная. Но здесь хватало своих мерзостей.
Вадима объявили сукой, на веки веков посадили на тряпку и переселили на «вокзал». Он стал бессрочным шнырем, бессменным уборщиком. С тех пор жизнь Вадима покатилась по наклонной плоскости вниз. Он не смог пересилить себя, сломался под напором обстоятельств. И в самом скором времени мог намертво вписаться в категорию помойных чушков.
А Кузя не унимался. Он явно был не прочь взяться и за Кирилла. Но он кентовался с Пашей Спецназом. А вместе они – сила, с которой Кузя не мог не считаться.
