Владимир Колычев - Когда любовь соперница у смерти
Я понимал, насколько авантюрным был мой план, верней, его отсутствие. Намерение было, а плана, как такового, нет. Я знал, как проехать на аэродром: бывал там. Нужно было добраться до развилки на военный городок, но свернуть не вправо, а влево, на прямую как стрела бетонку, ведущую к аэродрому. Семь-восемь километров через открытую местность я взял легко, но это было вчера. А сегодня еще до развилки меня может перехватить тот же славянско-полуказахский экипаж. И тогда мне будет уже не до смеха.
Но, в принципе, к аэродрому можно было добраться по дороге, которая тянулась вдоль реки Чаганки, свернув с нее и проехав километра три-четыре по бездорожью. А если спросят, куда я направляюсь, скажу, что еду в Атом-Куль за сазаном размером с акулу, чучело хочу из него сделать… Эх, как бы из меня самого чучела не сделали…
Сомнения терзали меня, но все-таки я решился пойти на безрассудно-смелый шаг. Тем более что в планах у меня была повторная экскурсия в «шестнадцатый» городок возле аэродрома. Был я там – ничего особенного: контрольно-пропускной пункт, здание госпиталя, штаб. Телефонная станция, казармы, столовые, склады, жилые дома – все разрушено, хотя и не так сильно, как в основном городке. Здания целые, со всеми стенами, а местами даже с крышами, только окон нигде нет. И не похоже было, чтобы там кто-то жил. И демонтажные работы там не велись. Тихо, спокойно, и никакой охраны… Или все-таки была охрана, но неважная, и мне повезло, что я не попал в ее поле зрения. А может, меня и заметили, но не стали прогонять, потому что я не вылезал из машины.
Но сейчас на летном поле наверняка охраны вполне достаточно, чтобы справиться со мной. Возможно, там присутствуют и важные персоны, одна из которых мне так нужна, что я готов рисковать своей жизнью. Глядишь, и Серегу там обнаружу… Эх, как бы на смерть свою не нарваться, а она тоже там, ждет меня, подтачивая бруском свою косу.
Я свернул на тряскую, в рытвинах дорогу вдоль Чаганки, проехал по ней около версты, остановился. Вышел из машины, осмотрелся – вроде ничего, спокойно все, только вода мелко журчит, и где-то кузнечик стрекочет. А людей нет, не видно.
На всякий случай я переоделся, но не в защитный костюм, а в камуфляж, который также прихватил с собой. Его расцветка не очень соответствовала разнотравью казахской степи, но лучше так, чем в джинсовом костюме. И оружие я взял – финку с мощным и остро заточенным клинком.
Надо сказать, камуфляж мне пригодился почти сразу: не проехав и ста метров, я застрял в месиве из воды и грязи. Пришлось брать топор и рубить ветки, которые потом я подложил под застрявшее колесо. Сначала домкратом приподнял машину, затем установил опору из подручных средств. Измазался как черт, но машину на ход поставил. Плохо, если бы джинсы испачкал, а камуфляж не так жалко.
Я проехал еще километров семь и снова принялся рубить ветки с прибрежных деревьев. И подогнав машину поближе к реке, замаскировал ее. А дальше пешком, через поле, к небольшому зданию, которое виднелось километрах в трех-четырех от меня. Я рассмотрел его с помощью бинокля – давно не беленая кирпичная коробка с пустыми окнами, рядом дворик, огороженный одними только тумбами – основами под бетонные плиты. Сами плиты давно уже канули в Лету.
Удивительно, почему само здание не разобрали: кирпич как-никак. Впрочем, не до того мне было, чтобы забивать голову подобными мыслями. Впереди был марш-бросок по пересеченной местности, с реальной, а не учебной, опасностью. И что самое ужасное, без достойного оружия в личном арсенале.
Правда, перед самым выходом я побеспокоился о том, чтобы под завязку наполнить водкой фляжку, которую за несколько дней в зоне привык носить с собой. Ну и оба дозиметра тоже взял. Хотя нож и бинокль казались мне более необходимыми предметами.
Сплошной ковыль и типчак под ногами сменялся островками полевых васильков и степного шалфея, но эти мелкие красоты меня совсем не вдохновляли. Вот если бы здесь росла кукуруза, например, или подсолнух, в зарослях которого можно было затеряться, но, увы…
Я шел, стараясь как можно ниже пригибаться к земле, вдыхал поднимающуюся с травы пыль, и это здорово утомило меня. Наградой за мои труды было то, что кирпичное здание не охранялось. Я смог беспрепятственно зайти в него, по гулкой лестнице подняться на второй этаж, подойти к окну, из которого открывался отличный вид на аэродром.
До первой по счету взлетной полосы было километра два, а именно на ней и стоял самолет, на самом краю, в максимальной близости от меня. Удивительно, но возле крылатой машины никого не было – ни пилотов, ни охраны. В какой-то момент мне даже показалось, что это брошенный транспортник, неизвестный памятник ушедшей, нет, вытолканной взашей эпохи.
А ведь самолет действительно имел запущенный вид. Краска облупленная, обшивка местами помятая, если не лопнувшая, стойка шасси закреплена не чем иным, как обыкновенным грубо прикрученным к ней металлическим уголком. И у крыльев обвислый вид, как будто не было у них уже сил держать требуемый размах. Видно, что самолет доживал последние дни.
Прошло не меньше часа, прежде чем появились два бортовых «КамАЗа», в не менее плачевном состоянии, чем самолет. В каждой кабине находилось по три человека, и все они вышли к самолету.
Признаться, когда я увидел их, мне захотелось выпить, и чем больше, тем лучше. Дело в том, что и водители «КамАЗов», и пассажиры были плотно запакованы в общевойсковые защитные комплекты, противогазы, перчатки. Глядя на них, я достал из кармана фляжку…
Открылся десантный отсек самолета, и к нему подъехала одна машина. Водитель открыл задний борт, а его помощники вытащили из кузова доски, установили так, чтобы по ним можно было транспортировать груз.
Я не удивился, когда увидел темно-серые бочки с черным трилистником на ядовито-желтом фоне. Опасно – радиация… Удивляло меня столь небрежное отношение к радиоактивным отходам. Люди перемещали их из обычного транспортника в машину, совершенно не приспособленную для перевозки столь опасного груза. Видимо, безопасность транспортировки ядерного отстоя не беспокоила людей, для которых грузчики были всего лишь расходным материалом.
Глядя, как бочки с отходами перекочевывают в грузовики, я понял, что Прилепов не появится здесь ни под каким предлогом. Он же не идиот, чтобы рисковать своим здоровьем. Сын у него, правда, не совсем в порядке по этой части, но вряд ли отец позволит ему заниматься столь грязным делом.
С моего наблюдательного пункта хорошо просматривалась бетонка и контрольно-пропускной пункт аэродромного городка, развалины офицерских домов, но я не видел ни машин, ни людей. Но можно было допустить, что Прилепов находился сейчас на другом конце аэродрома, в районе казарм. Я смотрел в этом направлении, но за зданиями городка и росших близ них деревьев ничего интересного не замечал. Нужно было покидать свой пост и через развалины жилого городка выдвигаться к столовым и казармам. Я понимал, насколько это опасно, и вместе с тем осознавал, что вряд ли мой риск оправдает ожидания. И если бы не хмель, который окончательно разогнал мой страх, я бы, возможно, и не решился на этот отчаянный шаг.
Но я решился и, покинув неохраняемое здание, под прикрытием вечерних сумерек направился к пустующему, как мне казалось, контрольно-пропускному пункту. Мне пришлось пройти километра два, прежде чем я вышел к воротам. К счастью, к этому времени сумерки сгустились почти до ночной темноты, поэтому неожиданно появившийся патруль меня не заметил. Их было двое, и оба в камуфляже, без прорезиненных костюмов и противогазов, но с оружием – знакомые помповые дробовики. Шли они молча, в темноте, без фонарей, чтобы не обнаруживать себя. И если бы не хруст под ногами одного из них, я мог бы столкнуться с ним. Но парень наступил на какую-то палку, и тем самым заставил меня залечь на землю.
Патрульные подошли к воротам, осмотрелись – как будто могли что-то увидеть в темноте, – прислушались и повернули назад. Дождавшись, когда они отойдут на значительное расстояние, я направился вслед за ними. Хотелось посмотреть, куда они пройдут, глядишь, и выведут меня к Прилепову.
Парни шли по дороге, ведущей от контрольно-пропускного пункта к взлетной полосе, потом свернули вправо, пошли по аллее, вдоль которой правильными рядами возвышались деревья. Справа тянулись офицерские бараки, глазеющие на меня из темноты безрамными проемами окон.
Так мы дошли до столовой, за которой, в промежутке между казармами я, наконец, и заметил две легковые машины, возле которых стояли и о чем-то разговаривали по-русски люди. Я осторожно подкрадывался к ним, чтобы подслушать разговор. Смотрел под ноги, чтобы случайно не наступить на хрупкую доску или кусок штукатурки. Поэтому был страшно удивлен, когда за моей спиной вдруг что-то громко клацнуло, и тут же мне в затылок больно уперся ружейный ствол.
