Татьяна Степанова - На рандеву с тенью
Все люстры были притушены, кроме одной, что освещала маленькую уютную эстраду в углу, где обычно играла «живая музыка» — струнный классический квартет. Возле эстрады был занят единственный стол. За ним сидел Олег Островских в черном мохеровом свитере и мятых черных брюках. Он изучал меню. Перед ним навытяжку стояли молодой метрдотель в смокинге и два официанта в белоснежных форменных куртках.
— Дайте полный свет, темно как в погребе, — хрипло сказал Островских.
Официант быстро махнул кому-то. Свет зажегся, и сразу стал виден еще один зал в анфиладе — обширная, крытая стилизованной черепичной кровлей терраса с гигантским панорамным окном, увитая зеленью. Там тоже были накрыты столы, суетились официанты и полотеры. Веранду от залов отделяли раздвижные стеклянные двери.
Островских поморщился от яркого света и снова уткнулся в меню.
— Что ж, — он грузно облокотился на стол. — Вроде все в ажуре? К семи вечера управитесь? — Он посмотрел на метрдотеля.
— Так точно, Олег Георгиевич, — отчеканил тот по-военному.
— Слушай... Хорошо, ладно... Да, я спросить хотел, а что такое «Гратен фламбэ»? Вот у вас тут в меню написано?
— Десерт из ягод с орехами и апельсиновым ликером.
— Некоторые клиенты просят, чтобы, кроме названия блюда, в меню была также расшифровка ингредиентов. Названия мудреные, теряются люди.
— Перепечатаем меню. — Метрдотель кивнул официанту. — Хотя обычно во французских ресторанах, специализирующихся на кухне Прованса, это и не принято.
— А для наших черным по белому напиши, что буайбес — это такая французская уха. Мы не в Париже с тобой, Валера. — Островских печально улыбнулся метрдотелю. И увидел жену, стоявшую в конце зала:
— Здравствуй, Лара. Что, уже приехали?
— Да, у них самолет немного опоздал. Ждут меня в зале приемов. Сейчас все решим. — Лариса Дмитриевна стремительно пересекла зал, по паркету простучали каблуки. — Зачем ты приехал, Олег?
— Мне гораздо лучше.
— Но врач сказал, что пока...
— Я хотел взглянуть на наш новый зал. — Островских смотрел на веранду за стеклянными дверями. — Красиво. Очень. Не зря ты в Марселе покупала у антикваров эту провансальскую черепицу.
— Олег, милый. — Она порывисто наклонилась, положила руку ему на плечо.
— Я не могу быть один. Дома. Понимаешь? Не могу.
— Я понимаю, но ведь у тебя только вчера был приступ, и какой. Тебе рано еще вставать с постели.
— Лара, — он смотрел на нее снизу вверх, — Ларочка...
Она кивнула, потянулась к нему и поцеловала в висок, рискуя испачкать помадой. Метрдотель кивнул официанту, и они тихонько ретировались.
— Лара, что я наделал, — Островских говорил очень тихо, его слышала только жена. — Ее нет со мной. Моей девочки нет... нет надежды. Никакой...
Она все еще обнимала его за плечи, неловко согнувшись, точно переломившись пополам.
— Что я наделал. Нет мне прощения, нет...
Повисла томительная, давящая пауза. Потом могильную тишину, воцарившуюся в зале, нарушили сдавленные всхлипы, кашель.
— Они его арестовали, — тихо сказала Лариса Дмитриевна. Ничего не стала уточнять, словно они с мужем отлично знали, кто имелся в виду. — Если там действительно был тайник с оружием, как нам сказала Алина, вполне могло быть так, что дети тогда на него случайно наткнулись, встретив там...
— Если это он... Даже если он сейчас сядет — пять, десять лет пройдет, двадцать, двести, ничего, я подожду. Не сдохну, нет. Он сдохнет раньше, я это увижу. Я его убью своей рукой. — Островских плакал. И в его словах не было ни ярости, ни угрозы, только боль.
— Там, возле тайника, кто-то был. — Лариса Дмитриевна выпрямилась. — Это мне Гордеева сказала. Я же ей сразу стала звонить, как только они меня отпустили. Она сказала: кто-то сильно напугал группу, которая работала под землей. Быть может, это был кто-то из... его людей? — Тут она на секунду запнулась. — Шел к тайнику?
— Если это он, я...
— Я тебе говорила уже: меня они тоже о нем расспрашивали, даже еще ничего не зная про тайник. Значит, уже подозревали его в чем-то.
Островских смотрел на жену.
— Нет надежды? — хрипло спросил он — Значит, больше надежды нет? Никакой?!
Лариса Дмитриевна провела по его небритой щеке тыльной стороной ладони, стараясь не поцарапать кольцом с крупным изумрудом.
— Я с тобой, — сказала она. И повторила:
— Я с тобой, Олег. Что бы ни случилось, кто бы это с ней ни сделал... Кем бы он ни был. Я с тобой. Во всем. Это наше общее дело — твое и мое. Встань, — она протянула ему руку. — Здесь душно. Тебе нужен воздух.
Он поднялся. Они медленно пошли между столиков. Островских опирался на плечо жены. Стеклянные двери раскрылись перед ними бесшумно, волшебно.
Легкий ветер колыхал крахмальные скатерти и завитки плюща, оплетающего чугунную решетку. С веранды открывался чудесный вид на парк, реку и изумрудное поле для гольфа.
Сзади мягко, как кошка, подкрался официант. Лариса Дмитриевна обернулась к нему:
— Олег Георгиевич сейчас едет домой, вызовите, пожалуйста, машину. К восьми вечера накройте здесь ужин на четыре персоны для наших гостей. Меню и карту вин по высшему разряду. Проследите, чтобы среди блюд преобладали рыбные. Для Михаила Владиленовича — овощи по-нисуазски. Знаешь, — сказала она мужу, — всю дорогу из аэропорта он твердил мне, что стал абсолютным вегетарианцем.
Глава 20
ОДНОКЛАССНИКИ
Баюнова-Полторанина задержали на десять суток до возможного предъявления обвинения. Формальным поводом стал найденный у него газовый пистолет. Отдачи показаний Баюнов отказался. Но их от него и не ждали так скоро. Надежду на то, что обвинение ему все же будет предъявлено, причем настоящее, подлинное, а не эта «газовая финтифлюшка», как выразился Геннадий Обухов, сыщикам внушили показания совершенно другого подозреваемого, который...
Никиту Колосова позабавило, как буднично и равнодушно Генка Обухов сообщил им с Лизуновым, что объявленный в розыск Леонид Быковский задержан. Обухов сказал «взят», причем на лице его было выражение вратаря перед пенальти. Что ж, Колосов всегда знал, что РУБОП работать умеет.
Быковского задержали на квартире приятеля в Кузьминках. Расчет оказался верен: он снова позвонил Оксане Заварзиной и пререкался со своей бывшей сожительницей столько, что номер телефона благополучно засекли. По адресу тут же на вороных поскакала группа немедленного реагирования. Был Быковский схвачен, скручен, морально и физически подавлен и доведен до нужной кондиции.
— Сейчас скоренько допросим его детально по всем пунктам. — Обухов открыл бутылку боржоми и осушил прямо из горла, неинтеллигентно. — А потом и этих умников проинформируем. (Имелись в виду коллеги с Лубянки.) Факты вещь упрямая Только факты показывают, кто умеет профессионально работать, а кто слизывает чужие пенки.
— Только вот что, — произнес Лизунов, и Никита с удивлением отметил, что Пылесос волнуется — Ты погоди с ним, с Ленькой, мудрить Я сам с ним сначала, ладно? Он слова понимает, не дурак. Потом, он не судимый пока еще. Так, шебутной, дерзкий, у Баюнова на подхвате, да, это есть. Но не дерьмо все-таки, я его знаю.
— Чегой-то ты так за него переживаешь? — хмыкнул Обухов.
— Ничего, — Пылесос огрызнулся, но потом смягчился:
— Мы с ним в одном классе учились. В футбол гоняли, потом в армию вместе уходили... Я сам с ним поговорю. Здесь, при вас.
Обухов пожал плечами: валяй. А Никита подумал: так всегда в маленьких городах. А Пылесос никогда прежде не заикался, что он и «человек Баюнова» сидели за одной школьной партой.
Быковского доставили из Кузьминок через полтора часа. Молодой парень — низенький крепыш с перебитым в драке носом, быстрыми карими глазами, неожиданно обаятельной улыбкой и массивной золотой печаткой на безымянном пальце с выгравированным китайским иероглифом. Одет Быковский был вольно: в мятый спортивный костюм и супермодные лаковые штиблеты с квадратными носами, которыми даже в такой патовой ситуации (на руках — наручники, по бокам два лба из спецназа РУБОПа) явно гордился.
Странно, но беседу эту Никита потом частенько вспоминал, хотя сам лично не задал Быковскому ни одного вопроса.
Лизунов сам, сопя, отстегнул бывшему однокашнику наручники. Быковский помассировал кисти, повертел головой. Они с Лизуновым посмотрели друг на друга.
— Тайник с оружием мы нашли, — сказал Лизунов просто.
По идее, Быковский должен был воскликнуть: да ё-моё, какой, ну какой еще тайник!!! Но он посмотрел на свои новехонькие ботинки. Пошевелил ступнями.
— Ты пока молчи и слушай меня. И вот, почитай. — Лизунов взял со стола УК, пролистал и раскрыл перед собеседником на статьях «Терроризм» и «Измена Родине». — Мы дело в ФСБ передаем, Леонид.
Леонид зыркнул на Лизунова, на «измену Родине». Хмыкнул.
— А ты как думал? — спросил Лизунов. — На ящиках тех, что в пещере, Клыкова отпечатки и твои Как ты ни осторожничал, остались там и твои пальцы. Тебе прямо сейчас результаты экспертизы зачитать?
