Николай Свечин - Касьянов год
— И есть доказательства? Кроме этой бумаги…
— Сыскная полиция сейчас проверяет алиби негодяя. Но все уже и так понятно. Он угрожал, письмо писано его рукой.
— А почему внизу четыре буквы?
— Что? — переспросил полковник.
— Вячеслав Иванович, почему там четыре буквы? Для фамилии, имени и отчества достаточно трех.
— Я… не знаю.
— А по-моему, они означают слово «месть».
Полицмейстер перечитал бумагу.
— Ну, может быть, может быть. Но это ничего не меняет. Сейчас сюда привезут нашего мстителя, и он ответит. Сорок тысяч убытков!
— Давайте дождемся его, а там решим.
Когда подозреваемого наконец разыскали, он не вязал лыка. Опухший от многодневного пьянства человек был обнаружен сыщиками в ресторане «Босфор». Официанты подтвердили, что отставник действительно угрожал сжечь «Шато-де-Флер», особенно когда допился до чертиков. Вот только он уже три дня не покидал Труханова острова. А сад сгорел позавчера.
Обескураженный Цихоцкий отбыл на лечение. В первых числах июня Киев остался без первых лиц. Трепов уехал на Кавказ, и его обязанности исполнял вице-губернатор барон Штакельберг. Вместо полицмейстера заправлял его помощник коллежский советник Гуковский. Даже предводитель губернского дворянства князь Репнин смылся из города. Он направился в Москву на празднование двухсотлетнего юбилея 5-го гренадерского Киевского генерал-фельдмаршала Репнина полка. А оттуда сразу укатил в Ниццу. Власть в столице края вершили заместители.
К удивлению Лыкова, Желязовский не испугался его угроз и продолжил сопротивляться дознанию. Асланов повел себя умнее. Он вызвал питерца на разговор и сообщил важные сведения.
— Алексей Николаевич, вы спрашивали меня про некоего Арешникова. Помните?
— Помню.
— Я догадался уже, что вы просто так ничего не делаете. И дал команду собрать об этом типе сведения. И что же оказалось? Он не простой арендатор кирпичного завода. Тут есть второе дно.
— И в чем оно заключается? — спросил надворный советник, весьма заинтригованный.
— Я провел подсчеты. Целый вечер сидел. И вот что выяснил. Арешников надувает своих нанимателей.
— Каким образом?
Околоточный ухмыльнулся и разложил на столе исписанные листы бумаги:
— Вот. Мощность Лаврского завода — три миллиона штук кирпича в год. А Яков Ильич в прошлом году продал семь миллионов. Точно вам говорю. Я запросил цифры у главных киевских подрядчиков. Где Арешников взял еще четыре миллиона?
— Изготовил и утаил от келаря?[38]
— Нет, из печи украсть не дадут. Вся глина сосчитана, выход кирпича тоже. Ну, догадайтесь.
— Неужели открыл где-то собственный завод?
— Точно так, — обрадовался надзиратель. — Вы молодец, быстро сообразили. Я дольше думал.
— И где же он?
— В Ржищеве. Записан на почетного гражданина Понызько, но это Арешникова завод. Мой освед утверждает определенно. А клеймо на кирпичах ставят лаврское.
— Тут мошенничество.
— Ну, это сыскную полицию не касается. А касается ее другое. Некоторые подрядчики не хотели покупать церковный кирпич. И наш арендатор подсылал к ним дерзких людей с Бессарабки. Одному упрямцу, говорят, даже руку сломали.
Лыков был поражен. Околоточный рассказал ему тайны зверинцевского дельца. С какой целью? Тут было над чем подумать.
Между тем Асланов продолжал:
— Два или три подобных случая привели к тому, что Арешников стал главным поставщиком кирпича в Киеве. Вот так здесь делается коммерция.
— Интересная история. Спасибо, Спиридон Федорович, что рассказали. Пожалуй, я не стану общаться с таким типом. Но вы уверены?
— Да убедитесь сами. Съездите в Ржищев, туда каждое утро отправляются пароходы. Найдите завод Понызько и посмотрите товар.
— Еще вопрос. Не пойму, почему ваш начальник такой бесстрашный со мной. Он что, местом не дорожит?
— Именно, — подтвердил надзиратель. — Северьяныч обхаживает одну девицу на выданье — дочку хозяина фабрики шведских спичек Суппио. Семьдесят тысяч приданого. А когда папаша помрет, то и вся фабрика его будет.
— Тогда ваш пристав не работник.
— А он никогда работником и не был, — скривился Асланов. — Вы, Алексей Николаевич, плюньте на него. Обращайтесь напрямую ко мне. Я свое дело знаю, вы уж заметили.
— Заметил.
— Вот и будет у нас с вами лад и порядок. А наш красавец пускай женится.
Лыков прислушался к совету околоточного и отправился в Ржищев. Ему хотелось на время покинуть Киев. Там установилась жара, но дело было даже не в ней. Горбатый город стал тяготить сыщика. Он чувствовал, что здесь ему не рады, что он своим дознанием кому-то очень мешает. Некая сила упрямо гнет его в нужную сторону. Афонасопуло зарезали никольские бандиты, и точка. Дело ясное, пора передать его следователю. А питерец пусть возвращается домой. Киевская полиция настаивает на этом. И какая бы бумага ни лежала в кармане Лыкова, какие бы полномочия ни дал ему министр, бороться одному со всеми невозможно.
Еще у сыщика были связаны руки. «Иван» мертв, Яшка Гицель, видимо, тоже. Надежного помощника Красовского выслали прочь из города. А Спиридон Федорович больше соглядатай, чем помощник. Как в таких условиях продолжать дознание? Алексей Николаевич хотел подумать за несколько часов пути. В одиночестве, без помех, он потягивал пиво и любовался из лонгшеза проплывающим мимо берегом. Пароход был марголинский, назывался «Золотое руно». Лыков много плавал на волжских пароходах и мог сравнить. Буфет у Марголина хуже, команда тоже не так подтянута. Но само судно чистое, новое, идет ходко. Словом, годится. Днепр к июню уже стал мелеть, то тут, то там на плесе виднелись пятна рыжего песка. Как у нас на Волге, подумал сыщик…
Итак, что у него есть? Два арестанта в Лукьяновском замке. Один — Федос, молодой парень, его взяли на глазах у Лыкова. Второго Асланов поймал в притоне, где «иван» хранил краденые вещи. Даже имя его надворный советник до сих пор не удосужился узнать. Это ошибка, по приезде надо ее исправить. Вроде бы пленники — люди малозначительные. Но вся сыскная служба состоит из мелочей. Вдруг что-то да всплывет.
Далее. Вдова, к которой ходил оценщик после удачной игры на скачках. Она живет внизу «собачьей тропы». Асланов сказал, что улица короткая, всего несколько домов, и найти женщину будет несложно. Срочно отыскать бабу!
Теперь Арешников. Неясно, какое он имеет отношение к дознанию. Может быть, и никакого. Но, если Безшкурный не убивал оценщика (а Лыков был в этом уверен), значит, это сделал кто-то другой. Почему не зверинцевский деловик?
Стой-ка, сам себе сказал питерец. Мало ли в Киеве лихих людей? Почему ты выбрал на роль убийцы именно Арешникова? Для этого нет пока никаких оснований. Есть, например, братья Корба, главные здешние головорезы. Вот только история с выпавшим из окна подрядчиком уж больно нехорошая.
И еще настораживает подсказка Спиридона. Вроде бы он узнал важную вещь о кирпичнике и сообщил ее питерцу. Но ведь там правда ловко смешана с ложью. Якобы Арешников выдает свой личный кирпич за лаврский и поставляет его строителям. Лаврский кирпич берут охотнее другого: и качество высокое, и богоугодное дело. Ну мошенничает Яков Ильич. Некрасиво. Да к тому же подсылает к упрямым покупателям парней с Бессарабки. Кому-то даже руку сломали. Еще некрасивее. Но здесь уже ложь. Арендатору не нужны босяки с рынка, он держит собственную команду фартовых. Эти люди приглядывают за Зверинцем. Чужому человеку даже переночевать не дадут. На то требуется разрешение коменданта. А он явно из уголовных, бывалый и внимательный. Вон как Лыкова отшил. Нет, Арешников подозрителен. Вот только связь его с делом Афонасопуло не доказана.
За такими размышлениями Лыков не заметил, как прибыл на место. Сначала была длинная остановка в Триполье. Пассажиры сошли на берег и попали в руки местных торговцев. Алексея Николаевича поразил яркий отблеск вдали. Это сверкал на солнце купол Лаврской колокольни. Шестьдесят верст до Киева, а его видать! Горит, как свечка…
От Триполья до Ржищева еще два часа ходу. За это время сыщик насчитал на берегу одиннадцать труб: все кирпичные заводы. Куда они денутся, когда стройка в Киеве совсем замрет?
Наконец пароход прибыл к цели. Ржищев оказался большим местечком. Пять тысяч жителей — столько же, сколько в уездном городе Балахне. Крупный свекло-сахарный завод, значительный машиностроительно-арматурный. И несколько кирпичных. Ими сыщик и занялся.
Ему повезло с урядником. Мужчина в возрасте, спокойный и основательный, он знал в Ржищеве каждую собаку. Глянув в билет Лыкова, урядник не задал сыщику ни одного вопроса, зато удовлетворил его любопытство. Насчет Понызько он сказал:
— Пустой человек. Только видимость одна, что промышленник.
