Данил Корецкий - Кто не думает о последствиях…
Гарун Джебраилов подтянул галстук, накинул пиджак и неспешно вышел из машины. Он был большим человеком — не только в переносном, но и в прямом смысле: рост метр восемьдесят три, вес — девяносто пять килограммов, прямая осанка, широкие плечи, уверенная походка. С удовольствием разминая затекшие ноги, он направился к «Ниве». Руслан шел навстречу. Оружия при нем видно не было, только рация в руке. Из-за тонированных стекол за своим амиром внимательно наблюдали Абрикос и Сапер.
Вооруженная автоматами охрана мэра осталась у джипов: пятеро следили за каждым шагом своего шефа, а двое достали из багажника складной стол, стулья и принялись расставлять их на ровной площадке у обрыва.
Дядя и племянник сердечно обнялись и соприкоснулись щеками.
— Давно не виделись, Руслан! — сказал Гарун и, взяв под руку, подвел его к обрыву. — Посмотри — какая природа, какая дикая красота! Может, мне здесь после выборов пятизвездочную гостиницу построить? Или туристический центр?
Он протянул руку вперед и обвел рукой открывающийся пейзаж. Напротив площадки, почти на их уровне, раскинув крылья, парили в восходящих потоках несколько орлов. Слева, на зеленом склоне, раскинулись Камры, внизу, под обрывом, цвели сады, справа возвышался хребет с острыми вершинами, похожий на огромную крепостную стену, скалящуюся на врага сторожевыми башнями. Оттуда сползали сплошным одеялом белые облака и спускались к заброшенной дороге, на которой остановился кортеж.
— Природа как природа, ничего особенного, — пожал плечами Оловянный. — У нас здесь полно такой красоты, уже надоела… Мне в Махачкале больше нравится. Там свет, рекламы, жизнь кипит…
— Видишь эти облака? Они идут со стороны Махачкалы. — Гарун положил руку Оловянному на плечо. — Это знак! Хороший знак…
— И облака обычные… У нас каждый день то облака, то тучи… Иногда вообще все заволакивает. Какой тут знак? — Оловянный плюнул в пропасть.
— Как эти облака из Махачкалы покрывают все вокруг, так и я накрою своей властью весь Дагестан! — возбужденно сказал Гарун. — А может, и не только Дагестан… Знаешь, Руслан, Ахульго — действительно святое место с особой аурой. Говорят, все высказанные там желания исполняются. И я чувствую — мои тоже исполнятся!
«А платочек ты повязал, дядя[30]?» — хотел спросить Руслан, но сдержался.
— Иншалла[31], — он сделал жест, как будто омыл лицо. — А не виделись мы действительно долго. И если бы не твое выступление в Ашильтах, наверное, еще столько бы не увиделись. Зачем вообще Великому Гаруну приезжать в забытое Аллахом село? Тебя и так все знают…
— Знать мало. Надо, чтобы народ уважал. А уважения сидя в кабинете не заработаешь… Про мой приезд через неделю будут говорить везде — и в горах, и на равнине… Так что это лишние баллы против моего лучшего друга Навруза…
Оловянный виновато вздохнул. Главный налоговик Курбангалиев был давним врагом и соперником Великого Гаруна. И, пожалуй, единственным реальным конкурентом в борьбе за высший пост республики. А в словах дяди чувствовался скрытый упрек в его адрес.
— Я пока не смог подобраться к Мытарю, — тихо сказал он. — В охране — только родственники. У него три бронированных «Мерседеса» с одинаковыми номерами. И машины сопровождения одинаковые. В какой из них он едет, определить невозможно. Бывает, что все машины разъезжаются одновременно по разным дорогам… Сильно страхуется. Да и… — Оловянный замялся. — Род у него большой… И людей за ним много — под тысячу стволов… И связи с чеченскими муджахедами. Не хотелось бы им дорогу перейти…
Они прогуливались вдоль обрыва и мирно беседовали, как будто отец делился с сыном жизненными премудростями и наставлял на путь истинный.
— Светиться нам, конечно, не стоит, — говорил Гарун, а Руслан внимательно слушал и иногда кивал. — Нужно замаскировать под обычный терроризм, вроде это не против Мытаря, а против всех. А что трудно подобраться…
Гарун поднял голову и еще раз взглянул на облака.
— Он все время в Москву летает, деньги возит, чтоб поддержку ему оттуда делали. Надо «Стингером» или «Стрелой» самолет сбить…
Слова улетели в пропасть и растворились в чистом горном воздухе.
— Хорошая тема, — Руслан кивнул. — Ракету я достану, каналы есть.
— Снимешь квартиру неподалеку от Уйташа[32]. Когда он соберется, мне сообщат. Денег я дам. Как у тебя с деньгами, кстати?
— Пока, слава Аллаху, есть. Правда, теперь меньше будет, теперь придется в джамаат не пятую часть отдавать, а половину суммы с каждого дела. Я, чтобы поддержку тебе делать, собираюсь задействовать всех муджахедов Дагестана. Чтобы все поняли, что с нами надо считаться. Люди ждут моего сигнала: кого убить, кого взорвать, — они без разговора готовы все это сделать. Но их надо хорошо кормить. Амиры всех секторов договорились: с полученных денег от любого дела половину дать амиру Дагестана, чтобы он по всем секторам раздал их. Я согласился. Поэтому надо, чтобы эти деньги всем достались. Но бо?льшая часть все равно нам должна остаться. Я тебе говорю, чтобы ты в курсе был, дядя.
Теперь кивнул Гарун:
— Я тебе верю, Руслан. Как подготовка к выборам?
— Все нормально. Ненужные люди кандидатуры сняли… Судья, правда, тоже до конца идет, в прошлую пятницу приходил в Камры и людям говорил, чтобы его поддержали. Я думал что-нибудь предпринять, но ты сам сказал, что до выборов категорически нельзя — своими силами выиграем. Другим кандидатам я обращение сделал, только ему осталось.
— С судьей не заморачивайся, пусть будет, типа — конкуренты тоже нужны. А с Мытарем не затягивай. Я на тебя надеюсь. По деньгам, если не будет хватать, тебе привезут от меня. Ты пока узнай, сколько стоит. Аллах нам поможет!
— Сегодня же этим займусь…
— Пойдем, разделим хлеб-соль, мои люди все приготовили…
Они сели за стол, сервированный так, как привык Гарун: белая скатерть, фарфоровые тарелки, серебряные приборы, хрустальные бокалы, бутылка коньяка «Нарын-Кала»… В остальном угощение было достаточно скромным: завернутый в лаваш и не успевший остыть шашлык из Ахульго, чуду с картофелем, помидоры, огурцы, редис. Это ведь не банкет и не широкое кавказское застолье — это просто дружеский стол. Ведь поговорить дяде с племянником на ходу, по пути из Ахульго в Махачкалу — это одно, а сесть и покушать — это совсем другое. Это уважение, это гостеприимство, это дружба! В Москве, Питере, Саратове такого нет: поговорили — и поговорили. Но на Кавказе многое совсем по-другому, и беседа за дружеским столом совсем не то же самое, что просто беседа! Даже когда вокруг стоит охрана с автоматами наперевес. Охранники были как на подбор — здоровенные парни с бычьими шеями, бывшие борцы, все в черных костюмах с галстуками: мэр любил официальный стиль. Только их начальник Зубаир ходил всегда, как хотел. Сейчас он был в спортивном костюме «Адидас» и таких же кроссовках, на плече висел чешский пистолет-пулемет «Скорпион», а в руке перочинный нож, которым он принялся привычно открывать бутылку «Нарын-Калы».
Гарун и Руслан сели так, что перед ними открывался чудесный вид на скалистые и зеленые горы, цветущую долину и парящих орлов.
Зубаир налил коньяк хозяину, а Оловянный закрыл свой бокал ладонью.
— Правильно делаешь, Русланчик, — улыбнулся Джебраилов. — А у меня не получается по-другому. Во власти все пьют, а если кто не пьет — сразу подозрение: почему так? Может, думает о тебе плохо, дружить не хочет? Или замышляет что-то недоброе? Или подставить собирается?
Он высоко поднял бокал:
— Пусть Аллах благословит наши планы!
— Аллах запрещает пить, — глядя в сторону, буркнул Оловянный.
Гарун со вкусом опустошил бокал, игнорируя серебряную вилку, взял кусочек мяса рукой, отправил в рот.
— Не совсем точно, племянник! Аллах запрещает пить вино! А насчет водки и коньяка запретов нету!
— А если бы были? — испытующе глянул Оловянный. — Тогда бы не пил?
— Конечно, нет! Но тогда можно было бы пить виски. — Гарун засмеялся. — Всего не предусмотришь! Как политик и хозяйственник я это хорошо знаю. Попробуй шашлык. Он приготовлен по всем правилам, из левого бока молодого черного барашка…
Оловянный считал, что между левым и правым боком никакой разницы нет, да и от цвета шкуры вкус мяса не зависит, но высказывать свое мнение не стал: слишком много возражений — признак неуважения. Он был голоден и с удовольствием набросился на мясо, лаваш, овощи…
— Как здоровье тети Патимат? — осведомился он, несколько утолив голод.
— Слава Аллаху! Только за детьми скучает. Особенно за Саидой.
Дети мэра учились в Англии, да там же и остались на постоянное жительство. Может быть, поэтому Гарун так хорошо относился к племяннику, который не только находился рядом с ним, но и вел борьбу за правое дело.
