Татьяна Полякова - Ангел нового поколения
— Епископ почему-то с большим сомнением отнесся к этому факту… — Она развела руками и вдруг виновато хихикнула:
— А вообще-то мы ее боимся. Смотритель вечером сюда один не заходит. Обратите внимание на его глаза. — Глаза евангелиста действительно производили впечатление. Огромные, темные, они смотрели осуждающе и строго, будто требовали ответа. — От него исходит какая-то недобрая сила.
— Вы сказали, это копия иконы четырнадцатого века. Где же сама икона? Исчезла?
— Да. Исчезла из кельи того самого монаха-иконописца. Его наутро нашли мертвым, а вот икона лежала на столе. Это легенда, — улыбнулась она:
— Почти с каждой иконой связаны легенды, и эта не исключение.
Мы поблагодарили девушку и побрели к машине.
— С «Пятым евангелистом» более-менее ясно, — вздохнула я. — Но Азазель писал о Евангелии. По-моему, мы не там ищем.
— Не скажи, — усмехнулась Анна. — Если вдруг объявился «Пятый евангелист», вполне логично предположить наличие Пятого Евангелия.
— Странно, — размышляла я вслух. — Эта икона висит здесь всю мою жизнь, а я никогда не обращала на нее внимания.
— Ты просто никогда не поднималась на второй этаж, — весело заметила Анна. — Позвони Платонову, — предложила она.
Николай Иванович с энтузиазмом откликнулся на нашу просьбу встретиться.
— Буду очень рад, если вы сможете подъехать часиков в пять-шесть. Вас устроит?
— Да, конечно, — сказала я.
— Вот и отлично. Если дверь долго не будут открывать, не торопитесь уходить. Я всегда дома.
Мы простились.
Я взглянула на часы, до пяти оставалось еще довольно много времени.
— Поедем ко мне? — предложила я.
Анна не отвечала довольно долго, разглядывая меня.
— Если там опять сюрприз, имей в виду, мы все это время были вместе, — наконец сказала она.
— Я тебя ни в чем не подозреваю, — ответила я с досадой, не удержалась и добавила:
— Сообщения, скорее всего, приходят из психиатрической больницы.
— Очень подходяще, — кивнула она и неожиданно расхохоталась.
— Что здесь смешного? — не выдержала я.
— Твой мент наверняка решил, что это моих рук дело? Любопытно, как, по его мнению, я могла бы такое провернуть? В компьютерах я дуб дубом, так что здесь он ткнул пальцем в небо.
Пока я возилась в прихожей, запирала дверь, убирала ключи, Анна прошла в комнату и замерла перед картиной.
— Да-а, — сказала она нараспев.
— Что там? — испугалась я.
— Девушка держит в руках лотос.
Я подошла и встала рядом, картина выглядела точно так же, как несколько часов назад, когда я разглядывала ее в последний раз. Казалось совершенно невозможным, что ночью здесь было изображено нечто другое. И тут в голову мне пришла вот какая мысль: неизвестно, что произойдет этой ночью. Я зябко передернула плечами и покосилась на Анну. Она продолжала с большим интересом рассматривать девушку с лотосом в руках.
— Ты можешь ночевать у друзей, — вдруг сказала она. — Иногда это помогает. А еще лучше перестань бояться.
— Как, интересно? — не выдержала я, ее слова, а главное, ее тон, спокойный, даже философский, раздражали.
— Просто скажи себе, что в этом мире все возможно. Все. И если из дыр в полу, к примеру, лезут полчища крыс, это всего лишь грызуны.
— Ты серьезно? — пробормотала я, чувствуя потребность поскорее оказаться в кресле.
— О чем?
— О крысах. Я их до смерти боюсь.
— Тогда лучше не думай о них. Выброси из головы.
— Боже мой… ты что, их видела? — не унималась я. — Ты видела?
— Нет. Я просто привела пример. Неудачный, — глядя на меня с печалью, ответила Анна.
Ее ответ не успокоил, напротив, я продолжала чувствовать себя крайне неуютно. «Чтобы нормальный человек оказался в психушке, ему много что надо увидеть», — с тоской подумала я, а вслух спросила:
— Останешься у меня сегодня?
— Если ты хочешь, — кивнула она.
Мы поели, неспешно обсуждая то, что узнали сегодня. Для меня было удивительно, что ранее я ничего не знала о «Пятом евангелисте». Икона вызвала столько споров, будоража воображение людей, а я до сегодняшнего дня даже не подозревала о ее существовании.
— Люди не любопытны, — не разделила моего удивления Анна. — Много ли мы вообще знаем о том, что происходило здесь?
— В нашем городе?
— В нашем городе, вообще на земле. Зубрим в школе: в 1812 году битва под Бородином, Наполеон с войсками занял Москву. Масса сведений, а за всем этим ничего. Пустота. Каждый проживает свою жизнь, не очень-то интересуясь другими. Кто-то успевает рассказать о себе, большинство нет. Кого в нашем городе по-настоящему волнует эта икона? Двух-трех чудаков, любителей покопаться в истории.
— Кого-то она очень интересует, — не согласилась я. — Или то, что с ней связано. Если мы не ошибаемся, конечно.
— Ты говоришь о нем, как о человеке, — усмехнулась Анна.
— По-твоему, он появляется в красном плаще из пламени, демонически хохоча?
— Это расхожий образ. На самом деле зло многолико и может явиться в виде молодого красавца, о котором ты мечтала всю жизнь. А потом выяснится…
— Что?
— Ничего. И не забывай, он читает наши мысли.
— Прости, я не в состоянии поверить во все это.
— Тебе понадобится время. Главное, не сопротивляйся и воспринимай все как данность. Тогда сохранишь разум и, возможно, победишь.
— Разве человек может победить в такой схватке?
— Конечно. Мы ведь созданы по образу и подобий божьему. Беда в другом. В нас слишком много от него. Мы говорим «я не смогу», а надо бы сказать «я не хочу».
— Как ты думаешь, почему это случилось с нами? — задала я вопрос, который очень мучил меня.
— На этот вопрос можно ответить, если пройти свой путь до конца. У тебя будет свой ответ, а у меня, возможно, свой. Ты не хочешь проверить почту? Может, мы напрасно теряем время и ищем совсем не там.
Я пошла к компьютеру, уверенная, что никаких писем нет, по крайней мере от Азазеля. Ведь сегодня Игорь полдня провел здесь.
— Я думаю о нем, как о человеке, — хихикнула я. — Но если он…
Письмо было. Глазам своим не веря, я прочитала: «Ты на правильном пути. Шахово».
— Ну вот, — заметила Анна. — Правильной дорогой идем, подруга. Что такое Шахово? — спросила она.
— Не знаю. Похоже на название населенного пункта.
— У тебя есть карта области?
— Лежит в машине.
— Надо будет взглянуть.
— Пора ехать к Платонову, — напомнила я. — Я весьма смутно представляю, где находится Марксистская улица.
— Где-то возле объездной дороги. Хотя я могу и ошибаться.
* * *Нужную нам улицу пришлось искать довольно долго. За объездной дорогой, там, где раньше была березовая роща, вырос коттеджный городок. Самая дальняя улица оказалась Марксистской. Место мне понравилось. В черте города, но ощущение, что находишься за сотню километров от людской суеты и шума. Тишина. Птицы поют. Впечатление портили лишь высоченные заборы, отделяющие участки друг от друга, видеокамеры возле калиток, опущенные жалюзи на окнах домов. Особо общительными местные жители не казались.
— Ясно, почему старикану за счастье хоть по телефону поболтать, — заметила Анна, оглядываясь по сторонам.
— Ему ничего не стоит переехать. Дома здесь дорогие, так что оказаться в панельном доме с сотней соседей легче легкого. А вот и его дом.
Дом, где жил Платонов, выглядел скромнее, чем соседские. Правда, кирпичный забор и кованая калитка присутствовали, но сам дом, хотя и двухэтажный, вряд ли превышал сотню квадратных метров, зато имел застекленную веранду. В сад вел пандус.
— Кажется, я догадываюсь, почему он живет не в панельном доме, — вздохнула Анна.
Я остановила машину возле ворот, ведущих в гараж, и мы направились к калитке. Звонить пришлось трижды. Памятуя о предупреждении Платонова, мы спокойно ждали. Наконец раздался щелчок, и калитка открылась. Мы направились к крыльцу, дверь дома распахнулась, и мы увидели рослого здоровяка с мрачной физиономией.
— Здравствуйте, — дружно сказали мы. Он открыл дверь пошире, пропуская нас в дом, и ничего не ответил. Я почувствовала неловкость, но тут вспомнила, что говорила библиотекарь о родственнике Платонова: он глухонемой.
Он провел нас в просторную гостиную. Из мебели здесь были шкаф, диван и четыре кресла, в углу стоял телевизор на антикварной тумбочке, деревянная резьба потрескалась и побелела. Похоже, хозяин не особенно обращал внимание на вещи, его окружающие. Мужчина невнятно промычал что-то, кивнув нам на кресла, мы сели, а он принялся что-то объяснять жестами.
— По-моему, он хочет сказать, что Платонов немного задержится, — сообразила я. Мы с Анной дружно кивнули и улыбнулись.
В комнате царил полумрак, тяжелые шторы на окнах были задернуты, в узкую щель между ними струился солнечный свет, здесь было прохладно, но ужасно неуютно. Я перевела взгляд на мужчину, который все еще находился в комнате. Лицо его было напряженным, а взгляд словно обращен внутрь себя. Это создавало странное впечатление. Широкий нос, большой рот, кожа с сероватым оттенком, то ли в оспинах, то ли в шрамах, сразу не поймешь.
