Татьяна Ермакова - Двойное золотое дно
На, так сказать, совершенно стерильном столе Антименко лежала лишь тонкая полупрозрачная папочка. Оставлять, уходя из кабинета, что-либо на столе, для Костика было совершенно нетипично. Поэтому, увидев папку, я очень удивилась и, не выдержав, сунула в нее свой нос.
— Мама дорогая! — взвизгнула я, узрев свою фамилию на официальном бланке.
Естественно, я пробежала глазами документ. Костя осуществил свою давнюю угрозу. Он составил бумагу, зафиксировавшую передачу мне 50% акций салона.
За моей спиной скрипнула дверь.
— Петли смажь, бизнесмен хренов! — рявкнула я, не выбирая выражений.
— Ага. Вижу, ты уже в курсе! — бодрым тоном заявил вошедший Антименко.
— Костя, береги природу, черт тебя возьми! Это что такое?! — потрясала я бумагами перед носом Константина Михайловича. — Какого дьявола? Сколько раз тебе говорить...
Антименко поплотнее прикрыл дверь и невозмутимо уселся в кресло. Если бы он закричал...
Но он лишь провел ладонью по лицу и спокойно сказал:
Подруга, ты меня уже достала. Успокойся. Я так хочу. И я устал тебя уговаривать.
Котя действительно выглядел не лучшим образом и тон взял совсем необычный, спокойный и чуть властный.
— Разве можно без... без моего согласия... участия... — заблеяла я, совершенно растерявшись. — Это не имеет юридической силы.
— Ксения, можно подумать, ты на другой планете живешь. За деньги можно все, — нагловато хмыкнул мой друг.
— Котик, я не хочу, я не могу, — заныла я, уже практически сдавшись.
— А тебя никто и не заставляет, — пожимая плечами, отозвался Антименко. — На твое имя открыт банковский счет, и твоя доля будет капать на него.
— Котя, зачем ты это делаешь? — Я продолжала еще трепыхаться.
— Все очень просто. Во-первых, нам нужно расширяться, и твоя помощь мне скоро понадобится. Но это не главное... Родственников у меня нет. Детей, по всей видимости, тоже никогда не будет. Да я и не хочу, чтобы они жили в этом сволочном мире. Так уж получается, что ты самый близкий и родной мне человек. Почему я не могу сделать тебе такой подарок? Я, как ответственный отец или хороший муж, хочу обеспечить тебя.
— А Парниша? — вяло пробормотала я.
— Это другое... Я уж не могу с ним, но не могу и без него. Иногда я его просто ненавижу... ох, Ксень, все так запутано...
Произнеси он еще хоть слово, я бы просто разрыдалась. Котина мать-алкоголичка умерла много лет назад. Спилась бедолага. Он пытался ее лечить, но ни кодирование, ни торпеды, ни заморские препараты ей не помогали. Когда организм так исковеркан алкоголем, исход один — летальный.
Про отца Антименко вообще никогда ничего не знал.
А Парниша... я давно замечала, что у них не все в порядке.
Вот так и получалось, что я и вправду самый близкий Коте человек.
Я глубоко задумалась и молча сидела, пока Антименко не поставил мне под нос чашечку кофе.
— Ксень, ты как? Пришла в себя?
— Ты о чем? — недовольно буркнула я.
— О нем я, о нем, — кивнул головой Костя.
— Ох, Костенька, я вчера про него такое узнала... — протянула я, но в подробности посвящать не стала. Не то, что я не доверяла Котику...
— Я тебе говорил.
— Говорил-говорил, — отмахнулась я. — Только ничего конкретного ты не говорил, так, рассуждал теоретически.
— А я сам ничего толком не знал, — сказал Костя, отводя глаза. Но, занятая своими мыслями, я не обратила на это внимания. Мало ли.
Из салона я уходила в таком состоянии, что даже забыла, зачем приходила.
Весь оставшийся день меня одолевали философские мысли.
Например, о том, что из-за одного мерзавца не нужно думать плохо обо всех людях. И, если по большому счету, не такой уж он и мерзавец. Просто у пресытившегося богача не оказалось в жизни ничего интересного. Ну, не порадует же вас посещение казино, если вы бываете там ежедневно? Не порадует и внимание женщин, если они виснут на вас гроздьями? Все когда-то приедается, любимое занятие превращается в рутину и надоедает до оскомины.
Даже молоденькая прелестная жена нисколько не изменила его отношения к жизни. Как ни парадоксально, но возле могущественного владельца огромного завода не оказалось близкого человека, который просто взял бы его за руку и привел на прием к психотерапевту. Если судить по тому, как он обращался с Фаей, то по нему просто психушка плакала.
Развивать эту тему я не стала, а вспомнила о Костеньке. Почти до слез довел меня, мерзавец!
Мой драгоценный, мой любимый друг! Он хочет меня обеспечить... Господи, как это трогательно, как это... Не то что мой дражайший папаша, который только на старости лет вспомнил, что у него есть дочь. Причем вспоминает, только когда выпьет, а если учесть, что пьет он редко... И думаю, не столько обо мне он беспокоится, а о том пресловутом стакане воды, который ему в старости некому будет подать. Никакое мое будущее папашку не беспокоит, я в этом уверена. А вот Костя...
Да, что бы мой дорогой Антименко ни сделал, я буду стоять за него горой, буду рвать за него глотку!..
Но вернемся к Ельчанинову...
На меня нахлынули воспоминания, и мне стало грустно. Врать себе, как и каждый человек, я умела. Но смысла в этом не видела. Мало того, что я завидовала женщине (если она, конечно, существует), с которой, он надеялся, у них все будет хорошо. Так еще и Иришечка подлила в огонь даже не маслица — бензина!
Илья мне нравился. Скажем так, он мне очень нравился. Не поторопилась ли я с выводами?
В конце концов, человек мог попасть туда случайно...
А если — нет?..
Да кто я такая, чтобы его судить?! Как знать, может, у него есть очень веские основания для убийства. Человеколюбие — это, конечно, хорошо. Но по большому счету, бывают в жизни проступки, за которые не наказывать, а карать нужно. И не годами лишения свободы, а физическим уничтожением!
Ситуации бывают разные, иногда самые дикие. Ты твердо уверен, да что там, знаешь! Видел собственными глазами, поймал за руку! Вот только доказать ничего не можешь...
Недавно весь город взбудоражил совершенно кошмарный случай. На операционном столе умерла молоденькая девчонка. Операция была пустяковая — аппендицит без осложнений. Плановая операция. Хирург с трясущимися после вчерашнего руками случайно что-то не то перерезал ей. Девчонка умерла.
Но как измерить вину этого убийцы? Чем? Годами не прожитой девушкой жизни? Жизнями ее нерожденных детей, внуков и правнуков?
Этому мерзавцу объявили выговор... Не уволили, не лишили диплома, не посадили... И все потому, что он дружил с главврачом. Сердобольный начальник состряпал заключение о смерти, к которому не подкопаешься. По всему выходило, что девушке и без операции-то оставалось жить считанные часы.
Я убеждена и трижды под этим подпишусь, что хирурга-коновала необходимо наказать. И я верю, что он свое еще получит.
Возможно, что-то подобное в отношении Щербинина испытывал и Илья. Возможно, вина Бориса была столь же велика и недоказуема...
Я ковырнула ключом в замке, но войти в дверь не успела.
— Панова Оксана Сергеевна?
— Да-а, — я автоматически повернула голову в сторону говорившего.
Невысокий мужичонка в штатском (весьма потрепанном штатском) стоял на лестнице за моей спиной. Мне хватило одного взгляда, чтобы каким-то двадцать пятым чувством определить, что это мент. А клубы ядовитого сигаретного дыма свидетельствовали о том, что ждет он меня довольно давно.
— Майор милиции, Лещев Владимир Степанович, — представился мужчина.
Ничего себе денек начинается!
Я возвращалась с работы, обдумывая по дороге планы действий. А тут тебе — милиция!
Что оставалось делать? Я молча .открыла дверь и жестом пригласила майора войти.
— Что ж вы, Оксана Сергеевна, такая доверчивая? Где ваша бдительность? — игриво хмыкнул Лещев, а я поморщилась. От плотного, посверкивавшего стеклами очков в дешевой оправе мужчины противно пахло дешевым одеколоном. — Даже документики у меня не спросили, а уж в дом приглашаете...
— Красть у меня нечего, сами видите, — недовольно буркнула я, направляясь на кухню и пошире открывая форточку. Как можно пользоваться такой гадостью?! Это же негуманно!
Впрочем, нет, нормально. Если рассматривать этот «аромат» как меру воздействия на подозреваемого. Запри меня на часок в камере с этим типом, я признаюсь не только в том, что собственноручно застрелила Щербинина. А еще возьму на себя и убийство Кеннеди, Старовойтовой, Листьева и даже сознаюсь в том, что потопила «Титаник» с террористической целью... А этот гад еще и «Приму» достает!!!
— Нет уж. Извините. Я не курю, к тому же неважно себя чувствую, — твердо сказала я и села под открытой форточкой, подальше от майора. Правда, слово «подальше» звучит странно применительно к моей малогабаритной кухне.
Лещев тяжело вздохнул, но сигареты спрятал.
Балагурство мне не очень-то помогло. Руки-ноги тряслись, и, чтобы скрыть сей прискорбный факт, я крепко сцепила руки на коленях.
