Виктор Галданов - Разберёмся по‑семейному
— Мы, кроме того, увезли все, что осталось от «хорьха».
— Это‑то зачем?
— Мы хотели его собрать.
Эта новость убила Барского. Он всегда завидовал людям, которые могли позволить себе заниматься бессмысленными делами.
— Собрав его, мы сможем понять, зачем Лифшицу понадобилось разбирать его, — пояснил Сияпин.
— Можно мне позвонить от тебя?
— Сделай одолжение. Мне выйти?
— Господи, да нет, конечно, — Барский начал набирать номер. — Я просто собираюсь пригласить Марину пообедать. Она одна умеет привести меня в чувство, когда у меня начинает ум за разум заходить.
* * *
Маленький итальянский ресторанчик был пуст, хозяин, толстопузый неаполитанец, встретил их низкими поклонами. Официанты мигом засуетились.
— Наташа уже устроилась? — спросил Валерий Марину, запивая пивом сочную вырезку в палец толщиной. Та опустила глаза.
— Да. Я отогнала туда ее машину.
— Так в чем дело?
Ее лицо вспыхнуло. Некоторое время она жевала молча.
— Я все думаю о том, что ты сказал вчера. О том, что она получила весточку от Фимки и утаила это от нас.
— Значит, так оно и есть, — проворчал Барский. Сотни людей, включая его самого, разыскивали Лифшица. А Наташа знала, где он, и промолчала. Ведь, по большому счету, он и впутался в эту историю только из‑за нее.
— Я прямо этого не утверждаю, — негромко произнесла Марина. — я просто спросила ее об этом, но она все отрицала. Однако… Я просто знаю, когда она врёт.
— Когда это было?
— Сегодня утром. Я отправилась к ней сразу после того, как ты уехал. — Она не смогла справиться с приступом гнева и плотно закрыла глаза.
— Малыш, — нежно сказал Барский, — да забудь ты об этом.
— Я… я не знала, что мне делать — то ли свернуть ей шею, то ли поплакать у нее на плече. Когда я вошла, она была в туалете. Ей было плохо. Я обычная любопытная женщина и не смогла удержаться от того, чтобы не сунуть нос на кухню и в спальню и все такое прочее. И знаешь, что обнаружила? Ничего.
— Ничего? — рассеянно отозвался Барский. Он решил, что Марина сама доберется до сути, и занялся своим бифштексом.
— Я знаю привычки своей сестры. Где бы она ни оказалась, через три часа кажется, что она жила здесь всегда. На кухне запас продуктов, одежда аккуратно разложена, книги, пластинки и все остальное — на своих местах. На этот раз ничего подобного, только разве что банка растворимого кофе, пара бананов, банка лосося и еще чего‑то там маринованное. Я не нашла ни мольберта, ни красок, ни кистей, ничего из того, что удалось забрать с ее старой квартиры. Одежда так и осталась в чемоданах.
— Может, ее вещи еще не подвезли.
— Знаешь что… — судя по тону, Марина готова была взорваться. Он взял ее за руку. Она дрожала, пытаясь справиться с собой. — Со мной все в порядке. Мне осталось доказать совсем немного. Я позвонила маклерше, через которую Наташа сняла квартиру. Она сказал, что Наташа проплатила только за месяц вперед. Мне она сказала, что внесла аванс за полгода.
— Продолжай, — Барский почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо. — Это не противоречит предположению, что она готова уехать в любую минуту.
— Затем я полезла в ее сумочку и обнаружила там квиточек из туристического бюро. Я позвонила туда, Бог знает, что наговорила, и выяснила, что Наташка и впрямь выезжает в Болгарию.
— Ну, курица не птица, Болгария не заграница…
— Очень даже заграница! После этого мне достаточно было сделать еще один звонок и выяснить что еще квартира в высотке уже продана.
Валерий отодвинул от себя тарелку. Аппетит пропал окончательно. Он провел рукой по волосам.
— Наташа не должна была так поступать, — пробормотал он. — Ни с тобой, ни со мной. Она прекрасно понимает, что мы оказались по уши в этой истории только из‑за нее. После того, что произошло, я просто не могу себе представить, как она могла решиться уехать со Лифшицем. Она вполне могла согласиться встретиться с ним, но только для того, чтобы первой выслушать его рассказ, ведь она должна была остаться с нами. Я это знаю! И нет никаких причин…
— Господи… — Марина положила вилку. — Есть причина. И очень серьезная.
— Да?!
— Я же сказала тебе, что она была в туалете и ей было плохо. Вспомни, что я тебе сказала о том, что у нее было из еды. Я женщина, и в таких случаях мне приходит в голову самое неприятное. Я дозвонилась до нашей знакомой врачихи и дожала ее.
Барский рассеянно взглянул на нож, который он, не отдавая себе отчета, согнул почти пополам.
— Она беременна? — спросил он.
Марина кивнула.
— Я убью эту сволочь.
Глава одиннадцатая
Барский шепотом матерился по‑итальянски и испански, время от времени переходя на русский. Он не видел, как поодаль стоящий хозяин то бледнел, то багровел, очевидно, принимая потоки сочной ругани на счет своего заведения.
— Успокойся, — Марина достала сигарету и терпеливо ждала, когда он зажжет спичку. — Это очень неприятно, но ведь и Наташа не ребенок. Она — женщина. А чтобы совершить такую ошибку, нужны вообще‑то усилия двух людей.
— Черт возьми, если это двое нормальных людей, то это и не ошибка вовсе. — Он протянул ей горящую спичку.
— Что ты имеешь в виду под «двумя нормальными людьми», дорогой мой?
— Господи… Ну, тебя, меня, — объяснил он растерянно.
Она негромко рассмеялась и на щеках у нее появился румянец.
— Да? При нашей‑то жизни? Только не подумай, что я тебя не люблю или что у меня хоть раз родилась мысль о том, что ты можешь оставить меня и уйти к одной из тех женщин, с которыми ты время от времени сталкиваешься. Просто я никогда не знаю, когда ты снова схватишь свой дипломат и увижу ли я тебя опять. Вот такие дела.
— И что?
— Я не имею ничего против. Просто мне показалось, что ты чего‑то договариваешь. Если, конечно, ты не передумал.
— Что ты, черт возьми, имеешь в виду?
Она прищурилась.
— Я не хочу, чтобы ты сожалел о том, что сказал, не подумав. Я не хочу тебя связывать ни в чем.
— Да это тебе и не удастся, дорогая. — Он поднялся из‑за стола, достал деньги из бумажника и положил их рядом с тарелкой. — Грация, синьор, — ободрил он улыбкой приунывшего хозяина. — Тебе пора бы уже знать, что все, что я говорю, я обдумываю заранее.
Она опять начала подкрашивать свои пухлые губки.
— Ты отвезешь меня домой?
— Еще чего, домой, — кровь пульсировала у него в висках, когда он глядел на нее. — Тут за углом есть гостиница, которой наши ребята время от времени пользуются. Сарай, конечно, но кровати в номерах имеются.
Он взял ее под руку, и его пальцы с такой силой сжали ей руку, что ей стало больно.
Перед гостиницей с вывеской «Клуб 19» не стояло ни единого автомобиля, на дверях висела веная вывеска «Мест нет», за занавешанными наглухо окнами никогда не чувствовалось ни единого движения. Но Барского узнал администратор и без разговоров выложил на стойку ключи. Барский кивнул ему, не сбавляя шага, на ходу прихватил ключи и направил Марину к лифту.
Он с силой сунул ключ в скважину, распахнул дверь, толкнул Марину в комнату и захлопнул дверь.
Она зацепилась за ковер, туфелька на высоком каблуке соскочила, и она растянулась на кровати. В ее широко открытых глазах было дикое выражение, щеки пылали.
— Барский… — в ее голосе смешались страх и ярость, и желание. Пуговицы сыпались с его рубашки.
— Какое славное платье. Шелк или что‑то в этом роде, — сказал он хрипло. — Ужасно не хотелось бы его рвать.
Она встала и платье упало к ее ногам.
Она начала расстегивать лифчик.
— Как ты медленно это делаешь. — Одним движением руки он разорвал его. Вздрогнув, она прижалась к нему, а его сильные руки скользили по изгибам ее тела и, на мгновенье остановившись на тонких кружевах, снова с силой рванули.
Она обхватила его ногами, и они упали на постель.
* * *
Позже Барский подумал, что сознательно хотел сделать ей больно, но она ответила тем же, и его хриплый вскрик разорвал тишину комнаты. Его спину обожгло огнем, и он с изумлением увидел следы крови на ее пальцах, когда она снова прижалась губами к тому месту на плече, где ее зубы оставили отметину. Но теперь прикосновения ее языка были ласкающими, исцеляющими. Пожалуй, в первый раз после всего не было ни затяжки сигареты, ни обычных слов. Они молча оделись и медленно вышли из номера — высокий мужчина с синяками и ссадинами на лице и с кровью, проступавшей на рубашке, на которой не хватало пуговиц, и высокая белокурая женщина, двигавшаяся с природной грацией. Лифта уже не было, и, крепко взявшись за руки, они пошли пешком по лестнице.
* * *
Когда он появился в «Трубе», его уже ждала записка с номерами телефонов, по которым следовало позвонить. Ему не хотелось разговаривать ни с Иваном Красилиным, ни с Федей Сияпиным. На него нахлынула сентиментальность, ему вновь захотелось оказаться в просторной постели, в объятиях Марины. Ему даже пришло в голову, что когда человеку уже перевалило за сорок семь, то самое время перестать носиться по свету, ввязываясь в различные передряги. Первым он набрал номер Красилина.
