Виктор Доренко - Убить и спасти. Жизнь полна трупов
Лицо Артема дрогнуло. Пышущий жаром шампур неумолимо приближался.
— Так кто поручил тебе выступить против нас? — спросил «полковник», опираясь руками о стол и заглядывая Артему в лицо.
— Я никогда ни на кого не работаю, кроме себя, — ответил Артем.
«Полковник» кивнул «прапорщику».
«Прапорщик» протянул шампур к Артему, и на его лице появилось подобие ухмылки — точно так же мог улыбаться березовый пень.
Шампур приблизился к правой руке Артема. Артем внезапно обхватил его ладонью за середину и, мощным движением согнув, приложил конец шампура к локтю «прапорщика». «Прапорщик» взревел и трубно завыл от боли. Его рука отпустила шампур, он повалился, глухо стукнувшись головой о бетонный пол.
«Полковник» и «лейтенант» от неожиданности на мгновение оцепенели.
— Я думаю, — сказал «лейтенант», — он заслуживает, чтобы ему сломали целку. Потом мы отвезем его в милицию и дадим прогон или маляву, куда бы его ни посадили. Будет жрать дырявой ложкой и спать возле параши. И каждый, кто захочет, сможет поставить ему пистон. Сегодняшние передряги покажутся ему приятным сном.
— Пожалуй, ты говоришь дело, — согласился «полковник». — Он слишком выпендривается. Надо ему поубавить спеси.
— Я готов! — «лейтенант» начал расстегивать штаны.
— Подожди, — сказал «полковник», что-то прикидывая. — Когда у нас ближайший транспорт с мандавошками?
— Завтра утром.
— Давай отправим его на перевоспитание. Черные мужики сделают это лучше нас.
— Согласен! — заржал «лейтенант». — Ты клево придумал, «полковник».
— Да сверх того нам еще и заплатят за него, — «полковник» был явно рад своей выдумке. — Думаю, клиенты будут довольны нашим товаром, — он оглядел стройную фигуру Артема, его красивое юношеское лицо.
Оба захохотали. К ним присоединился и «прапорщик», пришедший в себя после ожога.
Артем внезапно прыгнул к столу и опрокинул его на «полковника». «Полковник», подавясь смехом, свалился в угол к стене, прижатый к полу столешницей. Артем с разворота врубил наручниками по уху «прапорщику». «Прапорщик» хватанул ртом воздух и стал оседать на пол.
Но сзади был еще «лейтенант». И он не терял времени. Тонкая стальная игла, начиненная особым препаратом, бесшумно вылетела из его руки и вонзилась Артему в предплечье. Все окружающее мгновенно погасло для Артема.
— Замочил, что ли? — спросил, поднимаясь, «полковник».
— Нет, — ответил «лейтенант». — Яд выйдет из организма через сутки. Будет здоровее, чем мы с тобой.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Под сиреневым небом России гуляло лето. Лишь недавно отцвела черемуха, лили теплые дожди, сияло солнце, мощно шла в рост трава.
Скверы и парки города были переполнены влюбленными парами, молодыми мамашами с колясками, стайками детей из близлежащих садиков.
Молодой и очень удачливый предприниматель Владимир Смирнов собирался из дома по делам, предвкушая прогулку на комфортном «Ниссане» по утренним, свежим, еще не загаженным выхлопными газами улицам.
— Плащ берешь? — спросила жена Татьяна, как всегда провожая его до порога.
— Нет, зачем? — Владимир встряхнул за лацканы великолепно сидящий на нем костюм. — В случае чего у Юры есть зонтик.
— Мне не нравится твой Юра, — нахмурилась Татьяна, и ее красивое, с нежно-розовой кожей лицо потемнело. — Ты мог бы найти телохранителя понадежней. К тому же он в последнее время ожирел.
— Я тоже перестал быть стройненьким, — Владимир с притворным сожалением похлопал себя по животу и посерьезнел. — Я знаю этого парня с детства.
Владимир взялся было за ручку двери, но тут из спальни выбежала чудесная девчушка лет трех, такая же белокурая, как отец:
— Папа, ты уже уходись? А пошему меня не по-селовал?
Она бросилась отцу на шею, и Татьяна, сразу оттаяв, с улыбкой взяла дочь на руки.
— Пожалуйста, не задерживайся вечером, — сказала она.
— Плиезай облатно, — попросила девочка.
У Татьяны вдруг защемило сердце.
Телохранитель Юра, высокий полноватый парень, ждал Владимира в холле возле квартиры, отделенном от лифтовой площадки еще одной дверью. Он всегда встречал шефа у самого порога, не ленясь подниматься на седьмой этаж.
Юра работал со Смирновым давно и знал происхождение его капитала. В свое время люди Смирнова замочили немало лохов, чтобы получить их квартиры, а потом продать. Сейчас он отмыл свои деньги, вложив их в крупный спортивный клуб и другие структуры под крышей городской администрации. Но и теперь у него были дела, за которые в момент можно загреметь на пятерик и больше. Близость к властям надежно защищала его. К тому же Юра сам был повязан со Смирновым, да и платил тот неплохо. Поэтому он помалкивал и службу нес исправно.
— Привет, Юрок! — сказал Смирнов, подходя и вытаскивая пачку «Мальборо».
Они закурили.
— Что-то мне не по себе, — заговорил вдруг Смирнов. — Вот только что в квартире прекрасно себя чувствовал. Едва за порог — будто меня что-то связало. Организм словно бы сопротивляется. По гороскопу у меня сегодня самый неблагоприятный день в году. Как думаешь, может, не ехать?
— Как это не ехать?! — возмутился Юра. — Мы раструбили через все городские газеты, что сегодня будет вручение импортной аппаратуры детскому онкологическому центру. И не ехать? Ты чего это раскис?
— Действительно, сам себя не узнаю. Никогда не было так погано.
— У тебя все прекрасно: семья, дочурка. Вообще удачная полоса. Вспомни, вчера открылся новый массажный салон. В этом салоне такие нимфочки и принесут они такие мани… Чего еще желать?
— Все так, — Смирнов болезненно поморщился. — Но вот тут скребет, — он показал себе на грудь.
— Значит, не надо подавать вида, постарайся преодолеть себя. Древние индийцы были мудрые люди. Они говорили: надо верить в лучшее и не думать о неприятном, иначе притянешь беду к себе.
Они направились к двери холла, который был, по сути, еще одной прихожей, стильно отделанной и даже оборудованной кондиционером. Вышли в коридорчик, из которого был вход в другие квартиры этажа. Все было спокойно. Где-то за стеной постукивал лифт, из-за соседней двери доносился запах жареной картошки, за другой дверью, вероятно, с шумом ванна наполнялась водой.
Смирнов с едва скрываемым страхом огляделся: уютные серо-голубые панели, яркий витраж над дверями к лифтовой площадке, спокойный молочный свет плафона. Все здесь было как обычно.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Получасом раньше на площадку верхнего, шестнадцатого этажа поднялся человек в рабочей робе темно-желтого цвета с капюшоном. Капюшон закрывал ему не только волосы, но и часть лица. В руке у него был небольшой пластиковый чемоданчик для инструментов.
Он, не торопясь, достал из чемоданчика связку ключей и открыл распределительный щиток. Действуя большой плоской отверткой, он ослабил контактную пластинку одной из клемм и просунул под нее конец провода, также принесенного с собой. Закрепил пластинку и начал разматывать провод.
Из соседней квартиры вышла старушка с авоськой. Человек в робе отвернулся в угол, продолжая возиться с проводом.
— Опять какой-то ремонт, — забормотала старушка, старательно перешагивая через змейку провода. — Все ремонтируют, ремонтники, не дают покоя, Господи, прости меня.
Продолжая бормотать себе под нос, она ушла дальше, а человек в капюшоне открыл ключом техническую дверь лифтовой шахты, протянул туда провод и встал на выступ, идущий по внутреннему периметру шахты.
Внизу на головокружительной глубине двигался лифт. Человек в капюшоне прикрыл за собой дверь. В тесном пространстве шахты оглушительно стучали направляющие, по которым ходила кабина лифта.
Человеку в капюшоне долгое время пришлось ждать, прижавшись к стене и стоя в неудобной позе на узком приступке. Лифт передвигался внизу, не доходя до верхнего этажа. Наконец дождалась своей очереди и старушка с авоськой. Лифт поднялся на самый верх.
Еще не успели раскрыться створки кабины, как человек в капюшоне, держа в руке моток провода, спрыгнул на крышу лифта. Через широкую щель, проделанную кем-то рядом с плафоном, освещающим кабину, было видно, как старушка сердито нажала кнопку. Створки захлопнулись, лифт пошел.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
— Ты представь себе, как обрадуются детишки в онкоцентре, — говорил Смирнову Юра. — Мы же еще подарки им везем. А врачи с ума сойдут, увидев томограф и прочее оборудование. Тысячи долларов! Ты их на месте уложишь с их-то нищетой. Добился успеха и перед законом чист.
Смирнов горделиво усмехнулся.
— Все-таки я предпочел бы остаться дома, — сказал он. — На душе неспокойно.
