Татьяна Полякова - Барышня и хулиган
Возле противоположной от лестницы стены сидел парень, привалившись к ней спиной, глаза его были открыты, но вряд ли он ими видел, ибо лоб и волосы у него залиты кровью. Ее было очень много, казалось невероятным, что это настоящая кровь, скорее клюквенный сок, дешевая бутафория.
— Мишка, — промычала я, хватая его за руку, и ткнула в сторону сидящего. Мишка зло выругался и направился к нему, поднял ладонь парня, чертыхнулся громче и тревожно огляделся.
— Что? — пробормотала я. — Он умер?
— Ага.
— Мишка, пойдем отсюда. — Я потянула его в сторону подвала, боясь, что в любой момент могу заорать от ужаса.
— Рука еще теплая, — шепнул он, сдавив мое плечо, посмотрел наверх и решительно заявил:
— Быстро на второй этаж.
Не помня себя, я бросилась за ним. Дверь в кабинет Юрия Павловича была приоткрыта, свет горел только в коридоре.
— Не ходи туда, — испугалась я, поняв, что он имел в виду, говоря о том, что рука парня еще теплая. — Вдруг он вооружен?
Мишка взглянул на фонарик, который держал в руках, перехватил его поудобнее и шагнул к двери. Она распахнулась с легким скрипом, и я увидела небольшой кабинет, жалюзи на окнах были опущены, и здесь царил полумрак, но света было достаточно, чтобы разглядеть, что ящики стола выдвинуты, содержимое их разбросано по полу, картина в темной раме лежит на столе, а там, где она предположительно висела, виднелся открытый металлический ящик, вделанный в стену, в замке торчали ключи и завораживающе раскачивались.
— Черт, — рявкнул Мишка и подскочил к тайнику. Тот был совершенно пуст. — Опоздали, — сказал он со вздохом, пнул стул, тот с грохотом упал, а я подпрыгнула.
— Мишка, — позвала я испуганно. — Когда мы вошли, ключи раскачивались…
Он кинулся вон из комнаты, таща меня за руку, как на буксире, затем замер посреди коридора, прислушиваясь. И тут до меня донесся едва слышный шум. Кто-то осторожно прошел прямо под нами.
Я потянула Мишку за рукав, сделала знак молчать и ткнула пальцем в пол, он согласно кивнул, и мы на цыпочках пошли дальше, стараясь не дышать. Ступенька лестницы предательски скрипнула, мы замерли, и человек там внизу тоже, потому что шагов я больше не слышала. Уже не таясь, мы сбежали по лестнице и оказались в коридоре, а прямо перед нами метнулось что-то черное, Мишка швырнул фонарик, раздался негромкий крик, а вслед за этим грохнул , выстрел, я завизжала, Мишка толкнул меня в спину, сбивая с ног. Я обхватила голову руками, боясь повернуться, и вновь услышала выстрел, потом страшный грохот и топот ног. Где-то хлопнула дверь, а я решилась поднять голову. Мишка в нескольких метрах от меня сидел на полу, и в темноте, не видя его лица, я вдруг подумала, что его убили, взвизгнула и бросилась к нему, не помня себя от ужаса, но он сказал:
— Найди фонарик, ни черта не видно. — Я так обрадовалась, что на время забыла о грозящей нам опасности, включила фонарь и смогла убедиться, что никаких увечий у Мишки не наблюдается. — По башке мне двинул, — пожаловался он. — Вот этой штукой. — И продемонстрировал пистолет.
Тут как раз взвыли милицейские сирены, а мы мигом сообразили, что находимся в клубе, неподалеку сидит убитый сторож, а у Мишки пистолет в руке. Нас точно подбросило.
— Сматываемся, — рявкнул он и кинулся к двери в подвал, я с замиранием сердца ожидала самого худшего: а если убийца воспользовался этой дверью, а потом запер ее? Разве Мишка успеет открыть ее до появления милиции? А если этот тип поджидает нас в подвале? Впрочем, у нас теперь есть пистолет…
Дверь оказалась незапертой, и в подвале нас никто не поджидал, но мир вокруг словно взбесился: тишину, царившую в клубе, сменил невероятный шум: что-то гремело, звенело и выло, хлопали двери, грохотали шаги, а мы неслись как угорелые, уронили коробки, умудрились протиснуться к двери и даже ее захлопнули.
— Наверх, — скомандовал Мишка. Вместо того, чтобы воспользоваться окошком и вылезти во двор, мы стали подниматься по шаткой лестнице без перил сначала на второй этаж, а потом на чердак, вылезли через чердачное окно и по покатой крыше спустились к примыкающему одноэтажному зданию обувного магазина. Здесь была пожарная лестница, чтобы спуститься по ней, потребовалось полминуты. Мы оказались в узком переулке между двух домов, выскочили на проспект и, взявшись за руки, зашагали в сторону парка, где устроились на скамье и наконец-то смогли отдышаться. Отсюда мы могли наблюдать, как к зданию клуба съезжаются машины, дом оцепили, милиция демонстрировала повышенную готовность к действиям, но что там конкретно происходило, разглядеть не удалось. — Сматываемся, — мудро рассудил Мишка. — Как бы собак не привезли.
При мысли о собаках я почувствовала приступ головокружения и с такой скоростью устремилась по проспекту, что Мишка едва поспевал за мной. Много сил у него уходило на размышления, по крайней мере, он пытался убедить меня, что мыслит очень активно, когда трусил рядом.
— Я оказался прав, — удовлетворенно заявил он. — Все упирается в этот чертов кабак. И убить нас хотели неспроста — мы подобрались к убийце слишком близко.
— Это он к нам подобрался, — не выдержала я. — Господи, да нас чуть не поймали рядом с трупом. Кстати, трупов уже два, а мы до сих пор понятия не имеем, кому все это надо. Между прочим, у нас есть серьезный подозреваемый, этот, как его, Славка Лось, и вместо того, чтобы совать голову в петлю в этом дурацком притоне, стоило попытаться его найти.
— Попытаемся, — согласно кивнул Мишка и вдруг спросил:
— Куда ты так летишь?
— Ты же что-то говорил о собаках?
— Тогда разумнее прокатиться на троллейбусе. Вот он, кстати.
И в самом деле, из-за угла появился троллейбус, и мы, немного поднажав, успели на остановку. Троллейбус был наполовину пуст, я устроилась возле окна и только тогда почувствовала, что смертельно устала, казалось, мне уже ни за что не подняться со своего места и шага не сделать. Но как только Мишка дернул меня за рукав, я быстро устремилась к выходу, а оставшиеся пятьсот метров до дома преодолела вообще в считанные секунды.
Я открыла глаза. Сквозь жалюзи пробивались солнечные лучи, голова болела, кости все вместе и каждая в отдельности ныли, а жизнь в перспективе была начисто лишена оптимизма.
— Это ужасно, — сказала я, покачав головой, имея в виду и скверное самочувствие, и перспективу, и только тут заметила Мишку: он сидел в кресле справа от меня и спал, приоткрыв рот и запрокинув голову, на сервировочном столике по соседству стояла какая-то еда, прикрытая салфеткой, чайник и чашки, а также лимон на блюдечке, порезанный кружочками. Я громко кашлянула, а Мишка, открыв глаза, сладко потянулся, зевнул и заявил:
— Сон мне приснился, класс. Хочешь расскажу?
— Зачем мне твой сон? — нахмурилась я, подозревая, что снилось ему что-то неприличное, судя по дрянной улыбке, незамедлительно появившейся на его губах.
— Что значит «зачем»? — обиделся он. — Люди должны делиться.
— С нами?
— И с нами тоже. Ладно, не хочешь, как хочешь. Могу предложить кофе в постель. Или чай с лимоном. Я тут кое-что, пожрать приготовил, хотя если по справедливости — заниматься этим должна ты.
Он придвинул столик, снял салфетку, и очам моим предстал салат из крабов, яичница, успевшая остыть, колбаса кружочками и два пирожных на блюдечке.
— И это ты называешь «приготовил»? — возмутилась я.
— Не придирайся. В конце концов, не жратва важна, а внимание.
— Запиши это где-нибудь, чтоб я не забыла.
— Можешь съесть мое пирожное, — милостиво предложил Мишка, а я скривилась:
— Не люблю эклеры.
— Извини, знакомы мы недавно, и я еще не успел изучить твои вкусы.
— А чего это ты такой добрый? — догадалась спросить я, запихивая в рот бутерброд с колбасой, и чуть не подавилась, услышав ответ:
— Новости скверные, я пытаюсь компенсировать их отличным сервисом.
— Какие новости? — пробормотала я.
— Давай я к тебе на постель пересяду? — предложил Мишка. — На всякий случай, вдруг ты упадешь в обморок, потребуется поддержка.
— Прекрати все это, — рявкнула я, но как-то неубедительно. — Что случилось?
— Пока ты дрыхла, я ходил на разведку. В очередной раз рисковал здоровьем. Дела такие: менты твердо уверены, что преступники проникли в ночной клуб через соседнее здание, убили сторожа и, прихватив какие-то документы, скрылись. Следов проникновения сколько угодно и наших отпечатков тоже.
— Они думают, это мы его убили? — ахнула я.
— Точно, — кивнул Мишка, пересаживаясь на кровать. — Вот мое дружеское плечо. Грудь можешь использовать в качестве жилетки.
— Мамочка, — заревела я и в самом деле тюкнулась лбом в Мишкину грудь. — Нас посадят.
— Возможно. Но необязательно. У меня тут преинтересная мысль образовалась. Если менты так уверены, что убийца проник в клуб нашим путем, а нам известно доподлинно, что сделать этого он не мог, значит…
