Владимир Турунтаев - Методом исключения
Анатолий беспрекословно исполнил команду, прижавшись к стене еще и лбом.
Орехов прошел в комнаты, в то время как Бородин прощупывал на парне одежду, а местный опер отправился за понятыми.
Осмотрев комнаты, Орехов заглянул на кухню и затем надолго застрял в ванной, занявшись переборкой нестиранного белья.
— Ну что, брат, натворил дел? Придется отвечать! — сказал Анатолию Бородин.
Тот не проронил ни звука. Видать, он все эти дни провел в изнурительном ожидании. И уже не осталось ни душевных, ни физических сил для того, чтобы хоть для проформы прикинуться непонимающим.
— Кстати, где родители?
— В гости ушли, — пробубнил Анатолий в стену.
«Повезло, — подумал Бородин. — При родителях не так-то просто было бы его забрать».
Орехов вынес из ванной комнаты измятые вельветовые брюки, показал Бородину и подошедшим к этому времени понятым. Возле правого кармана и в самом кармане отчетливо вырисовывались бурые пятна.
Орехов свернул брюки и вложил их в полиэтиленовый пакет. А спустя некоторое время, порывшись в ящике с инструментом, который стоял под ванной, выудил три разнокалиберных отвертки и укороченный шампур с плоским, косо срезанным и остро заточенным концом.
— Чем подколол парня? — спросил Бородин Анатолия.
Тот тупо поглядел на инструмент. Кивком показал на шампур:
— Этим…
— Из-за Лены Пономарёвой? — спросил Орехов.
Парень кивнул.
— И надо было?
Анатолий молча отвернул голову.
Бородин велел ему одеваться. Анатолий подошел к вешалке и трясущейся рукой стал снимать с крючка пуховик.
— Ты вот что, — сказал ему Бородин. — Надень-ка дубленочку! Уж будь при всем параде, как в тот день.
Дубленка висела тут же, в прихожей, и Анатолий, не говоря ни слова, надел и ее, и норковую шапку.
— Шарфик тоже не забудь, — подсказал Орехов.
ДЕЛО РАССЕРЖЕННОЙ ДАМЫ
1
В кабинет решительно вошла дама в сером пальто с воротником из голубой норки и в круглой шапочке из того же меха. На вид ей было лет около тридцати пяти. Вызывающий взгляд ярких темно-карих глаз, упрямо поджатые губы и агрессивно вздернутый нос ничего хорошего не сулил от встречи.
Бородин внутренне собрался, приготовился к отражению атаки.
— Вы — специалист по раскрытию квартирных краж? — спросила дама.
— В самую точку попали, — улыбнулся Бородин.
Дама не оценила милицейского юмора.
— И когда же вы намерены заняться моим делом? — взяла она с места в карьер, утверждаясь на стуле с таким видом, словно собралась провести здесь многодневную сидячую забастовку.
— Может, вы для начала представитесь?
— Да, разумеется. Зверева. Раиса Алексеевна. Старший референт в Уралтрансбанке. Но вы мне все-таки ответьте…
Бородин вытянул из груды папок тощий скоросшиватель, заглянул в него и спросил:
— Кража совершена семнадцатого ноября?
— Вот именно! И сегодня уже восемнадцатый день, как…
— Вы заявили о краже девятнадцатого, — перебил ее Бородин. — Почему так поздно?
— Потому что меня не было в городе! Я ездила за мамой в Талицу, — и вновь перешла на патетический тон: — Восемнадцатый день! У меня уже иссякло всякое терпение!..
— Это плохо, что оно иссякло, — посочувствовал ей Бородин, но только подлил масла в огонь.
— Нет, сколько можно! — дама бросила на оперативника испепеляющий взгляд. — Вчера я поговорила с вашим непосредственным начальником, но это еще не все. Прямо от вас я намерена пойти к прокурору! Расскажу ему, как бездействует наша славная милиция. А не поможет прокурор — подам в суд. Я на вас…
— Одну минуту! — остановил ее Бородин. — На кого вы хотите подать в суд?
— А на того, кто бездействует! Кто пальцем не пошевелил, чтобы найти вора. Почему-то я на своем рабочем месте…
— Вы тоже занимаетесь ловлей воров? — спросил Бородин.
Дама захлопала глазами:
— Как вас надо понимать?
В глубине души Бородин считал, что дама по-своему права. Квартирная кража — дело такое: если сразу, по горячим следам, ее не раскрыл, то вся дальнейшая работа может пойти впустую. Восемнадцать дней — слишком большой срок, чтобы сейчас можно было всерьез на что-то рассчитывать.
Конечно, не ему судить Кожевникова, который тогда дежурил и выезжал по сигналу на место кражи. Бородин помнит, сколько сигналов было в те дни, только успевай поворачиваться. Весь личный состав уголовного розыска занимался убийствами да изнасилованиями, а до квартирных краж часто руки не доходили.
Бородина тоже тогда подключили к группе по тяжким преступлениям, и дело, которым он занимался полторы недели, лишь вчера было передано следователю. А сегодня утром Феоктистов, начальник уголовки, вызвал его к себе и обратился совсем не начальственным тоном, а каким обращаются с глубоко личной просьбой:
— Уж ты, Сережа, постарайся, — только что «голубчиком» не назвал. — Уверен, ты справишься…
Бородин даже кивком не подтвердил этой уверенности начальника. Молча забрал с его стола скоросшиватель с материалами по делу и отправился к себе, изучать их содержимое.
Прочитав рапорт Кожевникова, мысленно пожелал, чтобы того приподняло да хорошенько шлепнуло.
— Ты что, красавчик, со свидетелями-то не говорил? У тебя тут одни только фамилии записаны. А где объяснения?
— Скажи еще спасибо, что фамилии успел записать! — обиженным тоном отозвался Кожевников. — Только провел поквартирный опрос, а мне уже новую директиву дают: на Викулова надо ехать, старуху там пристукнули. Это которую дочь…
Как выяснилось, убийство матери заказала родная дочь. Опять же из-за квартиры…
Между тем гражданка Зверева продолжала наступать на Сергея Бородина. Со всей категоричностью она потребовала от него немедленно предпринять поиски некоего Агаркова Ростислава Антоновича, не имеющего в городе Екатеринбурге постоянного места жительства и работы. А потому в любой момент могущего скрыться от органов правосудия. Если уже не скрылся.
Бородин внимательно посмотрел на даму и спросил:
— У вас серьезные основания подозревать этого Агаркова в краже?
— А вы что думаете! — Зверева ожгла Сергея взглядом. — Более чем серьезные, к вашему сведению! Лично у меня нет ни малейших сомнений.
— Расскажите об Агаркове подробнее. Сколько ему лет?
— Тридцать.
— Где работает?
— Я уже сказала: нигде!
— Но ведь на что-то он живет?
— Так называемый свободный художник. Так он сам себя именует. Но я не сподобилась видеть ни одной серьезной его работы. Хотя рисует он, надо отдать ему должное, весьма недурно. При случае покажу вам свой портрет, который он буквально за полчаса набросал карандашом и, могу сказать, очень удачно поймал момент. У меня лицо не очень фотогеничное, я совершенно не нравлюсь себе на фотографиях, а этот портрет одно время даже висел у меня на стене в рамочке. Потом я, конечно, сняла его и убрала подальше…
— В каких отношениях вы находились с этим Агарковым?
Зверева, слегка покраснев, сардонически усмехнулась:
— Некоторое, впрочем, весьма не продолжительное время мы с ним… Как это у вас называется? Сожительствовали! — Всем своим видом и тоном она давала понять, что к этому прискорбному факту ни в коем случае нельзя относиться серьезно. — Нет, лучше напишите так: мы с Агарковым находились в близких отношениях! Не знаю, как он, а мои чувства…
— Как вы познакомились, если не секрет?
— Да уж какие от вас могут быть секреты! История наиглупейшая. Сперва-то он клеился к моей подруге. Но у Татьяны были другие виды. А чтобы он отвязался от нее, она и дала ему мой телефон. Так мне его расписала! Ну я по своей доверчивости и попалась на удочку! Позвонил он пятого октября, а уже девятого мы встретились. Вроде приглянулся: высокий, морда смазливая, и вообще держался интеллигентно. Сожитель, прости Господи!.. — Зверева состроила брезгливую гримасу. — Всего-то раз пять и виделись. А потом, грубо говоря, слинял… Нет, вы ничего такого не думайте, я женщина далеко не легкомысленная, ведь он был не разведен, я своими глазами видела штамп в его паспорте. Поэтому полагала, что знакомился он с самыми серьезными намерениями. Ну первый-то раз… Я понимаю, мужику нелегко бывает сразу решить, подходит ему женщина или нет. Но во второй-то свой визит, шестнадцатого октября, уж такой был восторженный и нежный, так хвалил мою стряпню… Предложил полки на кухне сделать. Тут же помчался к какому-то приятелю, притащил досок и целый чемодан инструментов. Не поверите: весь субботний день и все воскресенье пилил, строгал, колотил. Ну мастер он, скажу вам, оказался замечательный. Полочки получились — хоть в лучшем мебельном магазине на продажу выставляй, оторвут с руками и ногами! В следующий раз, с двадцать третьего по двадцать шестое октября, обои мне выбрал и наклеил. Потом, с тридцатого, за три дня, сделал на кухне под окном ларь для картошки. Знаете, такой снаружи красивый, из полированных досок, а внутри вместительный. Дырки в стене на улицу продолбил, чтобы нужная температура поддерживалась, два термометра вмонтировал… А на пятый раз все, сник. Напилился, настрогался. Днем шестого ноября объявился, а уже к вечеру куда-то заспешил, заторопился. Надо думать, к этому времени у него уже все было готово…
