Владимир Турунтаев - Методом исключения
— Худо? — спросил Орехов, когда Паша положил трубку.
Вместо ответа Савельев молча протянул телеграмму:
«Вылетай. Отец…»
— Прими соболезнования…
Савельев промолчал, скорбно кривя губы.
— Как я без тебя буду? — спросил немного погодя Орехов.
— Да уж немного осталось, — сказал Савельев.
— Вся надежда на таксиста, — Орехов тяжело вздохнул. — Ты не звонил ему?
— Нет еще. Позвони сам.
— Ладно.
Скупо простились. От Савельева Орехов зашел к своему шефу, начальнице следственного отдела, и поплакался в жилетку.
Ангелина Андреевна согласилась с ним, что при сложившейся ситуации без помощи опытного опера не обойтись. Тут же созвонилась с начальником уголовного розыска Феоктистовым, и тот пообещал подумать.
Видимо, думал он на этот раз недолго, потому что уже через каких-нибудь полчаса к Орехову зашел старший оперативный уполномоченный Бородин и попросил для ознакомления все имеющиеся в наличии материалы по делу.
— Посмотрю, потом поговорим, — и снова ушел.
В связке с Сергеем Бородиным Орехову работать еще не приходилось, однако он знал, что это классный оперативник, у которого самый высокий процент раскрываемости. Но и по всякого рода взысканиям он также шел с большим отрывом от остальных сотрудников уголовного розыска: методы его работы не всегда согласовывались со статьями уголовно-процессуального кодекса. Ко всему прочему, он не любил заниматься писаниной. Но это, последнее, Орехов заранее решил целиком взять на себя.
Пока Бородин отсутствовал, Орехов созвонился с таксопарком, и водителю Шмелеву было передано по рации уведомление о том, что ему следует к такому-то часу явиться в милицию.
Таксист подъехал, а к этому времени и Бородин ознакомился с материалами по делу, так что следователь и опер вместе провели процедуру опознания.
Когда Суслика вместе с двумя другими задержанными ввели в кабинет и усадили на стулья, он продолжал качать права. И даже после того, как Бородин рявкнул на него, возмущение отчетливо читалось на бледном худощавом лице Суслика.
Шмелев показал на него, но без особой уверенности, оговорившись, что более всего запомнились ему дубленка и норковая шапка, которая была надвинута на самые глаза. А полосатый шарф закрывал низ лица, почти до носа. Во время же процедуры опознания Суслик сидел в одном пиджаке, без шапки и шарфа.
— Так он или не он? — нетерпеливо допытывался Орехов у Шмелева, когда Суслика и статистов увели.
— Точно не могу сказать, — честно признался Шмелев. — Если б его одели, как он тогда был…
С тем таксист и вернулся к своей баранке.
А Бородин спросил у вконец расстроенного Орехова, не поинтересовались ли они с Савельевым, что сейчас поделывают приятели Суслика, проходившие вместе с ним потому старому делу.
Нет, не успели поинтересоваться, не до того было.
— А как сейчас у Суслика по части женского пола? С кем-нибудь встречается?
— Упоминал он какую-то Верку, — вспомнил Орехов. — Я понял так, что его мать не одобряет эту связь…
— Где живет Верка?
— Бог ее знает, об этом речи не было.
— Ну ладно… — Бородин потер ладонью лоб. — Давай тогда вот что сделаем: узнай сейчас, приехала ли из деревни бывшая соседка Пономарёвой… Как ее?
— Брагина.
— Вот узнай про нее. А я пока позвоню в Верхнюю Пышму.
— Зачем?
— Попрошу кое о чем ребят. На всякий случай, — и ушел к себе.
Он попросил к телефону дежурного опера верхнепышминской милиции и наказал ему принести из архива городского суда уголовное дело Рябова Е.А. Опер ответил, что он не может никуда отлучаться.
— Ну кто-нибудь из следователей пускай принесет и отдаст тебе! — резко прокричал в трубку Бородин. — Расследуется тяжкое преступление, понял!
— И куда мне с ним? — спросил опер.
— Держи пока у себя, я вечером подъеду — полистаю!
Брагина этим утром вышла на работу.
— Позвони еще раз в аптеку, — сказал Бородин Орехову. — Пускай Брагина сейчас же едет в общежитие, там с ней и потолкуем.
— И Суслика туда повезем для опознания?
— Думаю, обойдемся фотографиями, — сказал Бородин.
В тамбуре общежития он задержался, оглядел стены, потолок, двери. Спросил у Орехова, на каком месте стояли Студенов и его подружка. Этого Орехов не мог сказать.
Затем они поднялись в сто восьмую комнату. Аля Брагина уже была там.
Опознание провели по всем правилам: выложили на стол перед девушкой три фотографии похожих друг на друга парней в возрасте от двадцати до двадцати пяти лет.
— Можешь узнать кого-нибудь из них?
Аля ткнула пальчиком:
— Вот этого.
— Как его звать, знаешь?
— Ленка его Сусликом звала.
— Когда она с ним встречалась?
Аля задумалась.
— Чуть ли не летом познакомились, — вспомнила наконец. — Не то в июле, не то в августе.
— А потом?
— Потом они перестали встречаться… Какое-то время не встречались…
Орехов с Бородиным переглянулись.
— Из-за Мишки Студенова. Ленка с ним стала гулять.
— А потом?
— Потом Ленка аборт сделала. Потом…
— Нет, ты сказала, что с Сусликом она какое-то время не встречалась, — перебил ее Бородин. — Я так понял, что затем они снова стали встречаться.
— Не то чтобы стали встречаться, — пошла Аля на попятный. — Ленка крепко за Студенова держалась и больше ни на кого не хотела смотреть. А этот, — Аля ткнула пальчиком в фотографию, — приезжал из Верхней Пышмы и околачивался под окнами, вызывал ее через девчонок, а она не выходила к нему.
— Вы сами видели, как он под окнами стоял? — спросил Орехов.
— Нет, не видела. Ленка рассказывала.
— А девчат, которых за ней Суслик посылал, можешь назвать? — спросил Бородин.
— Их я тоже не видела. И еще вот что… Это уж зимой, последний месяц она гуляла со Студеновым. Вроде как Суслик за ними следил на улице…
— Только следил? В разговор не вступал?
— Как будто нет. По ее словам, Толик всегда на расстоянии держался. Ну Мишка же вон какой здоровый, он бы такой разговор устроил…
— Я что-то не улавливаю, строго посмотрел на Алю Бородин. — Ты нам про какого Толика толкуешь?
— Ой, и правда! — засмущалась, засмеялась Аля. — Толя другой парнишка. Ленка с ним прошлым летом встречалась, как и с Сусликом. Но серьезно она к нему не относилась, к этому Толику. Он моложе ее был.
— А Лене сколько было лет?
— В декабре двадцать один исполнился.
— Ты этого Толика видела?
— Нет, не пришлось.
11
Когда спустились в вестибюль, Бородин подошел к вахтерше и спросил у нее, горела ли в тамбуре лампочка в то время, когда случилось происшествие.
— Откуда ей было гореть, когда она вывернута была! — ответила вахтерша. — Я уж потом, когда Студенова на «скорой» увезли, под батареей ее нашла и опять ввернула.
Бородин посмотрел на часы. Было без двадцати пять. Спросил у Орехова:
— Будем проводить следственный эксперимент?
— Что ты хочешь делать? — не понял Орехов.
Ни слова не говоря, Бородин вошел в тамбур, вывернул лампочку и сунул к себе в карман.
— Становись в этот угол! — велел он Орехову.
— Что ты хочешь? — снова спросил Орехов.
— Потом все растолкую. Стой пока и смотри, что будет.
С этими словами Бородин вышел на улицу. На углу стояли два рослых парня в одинаковых черных вязанных шапочках.
Бородин подошел к ним, представился и попросил одного парня зайти в тамбур и спросить у человека, который там стоит, который час.
— И больше ничего? — недоуменно спросил парень.
— Больше ничего.
Парень дурашливо ухмыльнулся, но пошел.
Было без десяти пять. Начинало смеркаться. С поправкой на прибавление дня за минувшие трое суток это было как раз то время, когда тип в дубленке вошел в тамбур и подколол Студенова.
Не прошло и полминуты, как парень с хохотом выскочил из тамбура.
— Ну и че? — спросил он у Бородина.
— Пока оба постойте тут, не уходите, — и подозвал Орехова, который выглядывал из дверей тамбура, а когда тот подошел, спросил, указывая на парней: — Который с тобой общался?
Оба парня, глядя на сыщиков, весело скалились, как перед фотоаппаратом.
— Ты понимаешь, только по цвету куртки могу его опознать, — сказал Орехов, растерянно глядя на парней. — И то только потому, что она белая…
— Прямо скажем, темновато в тамбуре без лампочки, — подытожил Бородин. — Погоди, надо ее ввернуть, — и, достав лампочку из кармана, направился в тамбур.
— Студенов, выходит, тоже не мог видеть лица Суслика? — размышлял Орехов, когда они уже шли к автобусной остановке. — Но тогда что получается? Наугад он, что ли, ткнул в Суслика пальцем?
