Татьяна Полякова - Барышня и хулиган
— Кому? — проявила я жаркий интерес, но тут к стойке подошла компания молодых людей, и разговор пришлось прекратить. Когда бармен вернулся ко мне, о Юрии Павловиче он даже не вспомнил.
— Мишку твоего выпустили?
— Выпустили, — кивнула я.
— Выкрутился, значит. Сидел, сидел и вдруг оказался невиновным. — Он хохотнул и покачал головой, поражаясь человеческой глупости, а я, потеряв терпение, спросила:
— Кому мешал Палыч?
— Что? А-а… ты ж знаешь, он деньги в долг давал. Полгорода ему бабки должны, так что не один человек перекрестится, если выяснится, что он того… — Бармен поднял взор к потолку и вздохнул. — Он деньги дома хранил. Я сам в квартире не был, но девки рассказывали, у него в спальне ящик такой железный, вроде сейфа, битком набит долларами, а ключ он на шее носит. Правда? — спросил он с надеждой, так его распирало от собственных фантазий.
— Откуда мне знать? Я у него в гостях не была.
Он снисходительно хмыкнул и пошел обслуживать подошедшую дамочку, а я призадумалась, поглядывая на вход в бар и поджидая Мишку.
— Добрый вечер, — услышала я знакомый голос, повернулась и мгновенно покрылась краской, здорово разозлившись на себя за это. Передо мной стоял Илья и ласково мне улыбался.
— Здравствуй, — пробормотала я. Он устроился рядом и незаметно пожал мне руку.
— Тебя не было вчера, — шепнул он. — А я надеялся, что мы увидимся.
— Я… у меня были дела.
— Я звонил.
— Сообщений на автоответчике не оказалось.
— Я не оставляю сообщений, — усмехнулся он. — Как обстоят дела сегодня? Мы увидимся?
— Мы уже увиделись, — насторожилась я.
— Это совсем не то, о чем я мечтаю. — В том, что он говорил, как смотрел на меня и даже как пожимал руку, было что-то ненастоящее, точно он позировал перед камерой. И сейчас, глядя на него, я удивлялась, как мог мне понравиться этот тип с лоснящейся физиономией, косым пробором и дурацкой ямочкой на подбородке. Я, должно быть, была не в себе в тот вечер. Нет, такие типы явно не для меня. Я лихорадочно соображала, как прекратить разговор, и тут появился Мишка, но вместо того, чтобы обрадоваться его появлению, я еще больше покраснела и, чуть ли не заикаясь, начала:
— Это мой муж, Михаил.
— Очень приятно. — Илья сполз с табурета и протянул руку Мишке, тот равнодушно ее пожал и уставился на меня.
— Илья — мой знакомый, он иногда здесь бывает… — промямлила я.
— Да? — Мишка поглядывал неодобрительно и вроде бы даже злился. Положение спасло появление женщины. Высокая, лет сорока, с иссиня-черными волосами и орлиным носом. Ее можно было бы назвать красивой, если б не выражение глаз: необычайно светлых и холодных. Глаза придавали лицу какое-то злобное выражение.
— Здравствуйте, — сказала она нараспев. На Мишкиной физиономии отобразилось нечто похожее на недоумение, а Илья расцвел в улыбке и запел:
— Дорогая, познакомься, это…
— С Михаилом Степановичем мы знакомы, — заявила женщина, протягивая ему руку. — Вы меня помните?
— Еще бы, — ответил Мишка и то ли хмыкнул, то ли улыбнулся и пожал ее руку совершенно по-мужски. Не знаю, чего ожидала дама, но в ее лице мелькнула досада, а я мысленно с облегчением вздохнула, потому что она мне сразу не понравилась. И не только выражением глаз. От нее за версту несло сумасшедшими деньгами — простенькое черное платье не шло ни в какое сравнение с Катькиными тряпками, а нитка жемчуга на шее, вне всякого сомнения, была настоящей. Если она умудрилась отхватить себе красавчика-Илью, который минимум лет на десять ее моложе, так нечего улыбаться Мишке, в конце концов, он муж моей сестры, хоть и бывший. — Знакомьтесь, это моя жена, — продолжая не без ехидства улыбаться, заметил Мишка. — Катерина Юрьевна…
— Да-да, конечно. По-моему, вы здесь поете?
— В общем, да, но сегодня вы не сможете насладиться моим пением, я в отпуске, — широко улыбаясь, ответила я, а Илья зачем-то вмешался:
— Катрин прекрасно знает французский.
— Да неужели?
— Точно, — кивнула я. — Вряд ли вы сможете меня проэкзаменовать, поэтому просто поверьте на слово.
— О, я вижу, у вашей жены характер…
— Ага. Это у нас семейное, — съязвил Мишка и подмигнул мне.
Повисла пауза, после которой ничего не оставалось, как, кивнув друг другу на прощание, разойтись, что мы и сделали.
— Кто это такая? — зашипела я, лишь только мы удалились на несколько шагов.
— Очень известная стерва в нашем городе. Ее первый муж держал в руках всю городскую шпану, пока не помер в собственном «Мерседесе» от пластиковой бомбы. Говорят, жена приложила к этому руку. После его кончины она здорово развернулась. Лучшие подряды на строительство — всегда ее. Так как я занимался отделочными материалами, пришлось нам пару раз… встречаться.
— По-моему, ты ей нравишься, — хмуро заметила я.
— Да? — Мишка вроде бы удивился. — Возможно.
— А она тебе? — разозлилась я на такой дурацкий ответ.
— Чего?
— Она тебе нравится? — Мишка присвистнул и уставился на меня.. — Я тебе вопрос задала, — напомнила я.
— Глупый твой вопрос, это не баба, это крокодил зубастый, а я не люблю хищников. Мне и собаки нравятся только маленькие, чтоб кусаться не могли.
— Глупости, все собаки кусаются…
— Конечно, но разница все же есть… Ты мне вот что скажи, когда ты успела познакомиться с этим типом?
— С Ильей? — заволновалась я. — И вовсе я с ним не знакомилась. Он принял меня за Катьку.
— А чего краснеешь?
— Я краснею? Вовсе нет, здесь душно и… все.
— Ага. На рожу его красивую запала. Предупреждаю сразу: парень он никчемный, у жены вместо собаки, за душой ни гроша, живет в долг, а жену боится как черт ладана.
— И зачем ты мне все это рассказываешь? — презрительно поинтересовалась я.
— Для общего развития.
Мы уже некоторое время сидели за столом и продолжали пререкаться, не обращая внимания на официанта, который терпеливо стоял рядом.
— Ты ужинать будешь? — спросил Мишка.
— А у тебя деньги есть? — осведомилась я.
— Есть, — скривился он.
— Тогда заказывай.
Заказ он сделал, официант удалился, а Мишка продолжал хмуро меня разглядывать.
— Чего уставился? — не выдержала я
— Сравниваю тебя с Катькой, в смысле вашего сходства.
— Ты любишь мою сестру? — решилась я, Мишка опять протяжно свистнул, привлекая внимание общественности к нашему столу.
— Честно? Я ее терпеть не могу, не в обиду тебе будет сказано.
— Все-таки это странно. Ты ведь на ней женился.
— Точно. Девять месяцев назад. Одиннадцать с половиной дней мы жили почти счастливо.
— А потом?
— А потом суп с котом. Твоя сестрица не может пропустить ни одного мужика, у которого в кармане чуть больше десяти баксов. При этом ей совершенно не важно, черный он или белый, умный или дурак, лишь бы деньги из его кармана перекочевали в ее карман. Выиграй Катька миллион, все равно не успокоится и при первом же удобном случае урвет десятку. Тут уж ничего не поделаешь, как говорится, медицина бессильна.
— И ты узнал об этом через одиннадцать с половиной дней?
— Точно. До того момента она изо всех сил изображала несчастную овцу. Чужой город, плохие дяди. Две косы, прямой проборчик, глаза святой невинности… Если б мои мозги двадцать часов в сутки не были заняты работой, я бы, конечно, сообразил, что все это чистой воды притворство, потому что актриса Катька никудышная. Но мне частенько было не до нее, оттого я не особенно утруждал себя размышлениями на этот счет. Ей хотелось замуж, и я женился, в конце концов, мне скоро тридцать, а Катька красивая, веселая девчонка… На двенадцатый день после свадьбы я застал ее в компании одного парня и просто обалдел, и даже не потому, что меня потрясла измена. Многочисленные дружки давали ей какие-то гроши, она их прятала и радовалась, чем умиляла меня до слез. Я нашел у нее коробку, доллары сложены стопочками, ни одной купюры больше десяти баксов. Думаю, она их собирала на черный день, хотя могла тратить сколько угодно, деньги мне всегда были по барабану, и я их особенно не считал. Когда я понял, что это патология, то перебрался в другую спальню и перестал обращать внимание на твою сестрицу. Но через сорок восемь дней оказался в тюрьме. Ты не поверишь, что Катька наплела следователю. А все потому, что хотела оставить себе квартиру. Из-за трехэтажной кучи дерьма упечь человека в тюрьму. Твоей сестре надо лечиться, жаль, что медикаментов от ее болезни еще нет.
Я не знала, что на это ответить, Катька всегда была меркантильной особой, но все-таки она моя сестра…
— Думаю, ты преувеличиваешь, — пробормотала я.
— Щадя твои родственные чувства, я сильно преуменьшил.
— Иди ты к черту, — отмахнулась я и занялась ужином, благо он уже начал остывать.
— Ты что, из тех, для кого родственные чувства дорогого стоят? — не унимался Мишка.
— Не знаю. Никогда об этом не думала.
