Борис Селеннов - Несколько дней из жизни следователя (сборник)
— Как тебя по фамилии?
— Бакурский. Сергей.
Незнакомец нахмурился, вспоминая что-то.
— Погоди, не твои ли стихи в газетах?
Сергей оторопел. Он действительно опубликовал «Встречу», «Родину», «Возвращение», «Думу солдата»... Но мог ли предполагать, что заметят их, будут помнить?! Да и стихи были, можно сказать, первыми, ученическими...
— Мои, — смущенно выдохнул он.
Собеседник с улыбкой вздохнул, покачал головой.
— Хорош я! Заставил поэта в грязь лезть! — И добавил, серьезно уже. — Как там о матери у тебя?
«Ты вскрикнешь: «Сын!» — и бросишься навстречу...»
Запнулся, поморщился от досады.
— Забыл. Как дальше подсказывай!
Сергей опешил вконец. Одно дело — писать, посылать куда-то, другое — читать самому, перед чужим человеком. Он почувствовал, что краснеет.
— Ну? — повторил просьбу тот.
Отказ выглядел бы глупо. Он закусил губу, чтобы снять волнение, и, отвернувшись в сторону, стал читать.
Ты вскрикнешь: «Сын!» — и бросишься навстречу.
Лицом к шипели серенькой прильнешь.
Сыновней лаской я тебе отвечу
И рук уйму взволнованную дрожь...
Он читал, глядя вдаль, и видел полные радостных слез глаза матери, представлял скорую встречу с ней. Голос подрагивал, поначалу несмелый, потом выровнялся и зазвенел...
— Н-да... — вздохнул незнакомец с грустью, когда стих закончился. — Молодец... — Поднялся. — Ну что... Надо ехать. Взял бы, если б по пути. — Протянул руку.
Попрощались.
Сев в легковушку, мужчина выглянул в приоткрытую дверь, посмотрел на Сергея снизу вверх.
— Вот что... Заходи-ка ты в прокуратуру. Работать будем.
Предложение оказалось столь неожиданным, что Сергей даже толком не осознал его. Лишь спросил автоматически:
— А к кому?
— Ко мне. Прокурор области я. Царев. — Подбадривающе кивнул. — Человека сделаем из тебя. Учиться определим. Все. Жду. -- И уехал.
Машина удалялась проселком, наконец скрылась, будто и не было ее никогда, а он все стоял, держа вещмешок, и не знал, радоваться ли...
Прокуратура...
Учеба...
Царев...
Сергей сошел с дороги, присел на корягу, уткнул лоб в кулаки.
Мог ли он тогда предположить, что свяжет с прокуратурой сорок с лишним лет жизни? Конечно, нет.
Я листаю страницы его личного дела и поражаюсь — всего, что там есть, с лихвой хватило бы на несколько человек. Но... это страницы одной лишь его биографии.
«В настоящее время в Широкопадском районе объем работы для меня недостаточный; значительная часть времени проходит бесполезно. Данное обстоятельство меня тяготит. Инициативы, которая была до этого, нет — значит, работать, как положено, я не смогу. Поэтому убедительно прошу перевести меня на работу с большим объемом в любой из районов или городов».
Это из рапорта прокурору области от 1 ноября 1947 года.
Или вот.
«В течение 8 дней закончил расследованием дело на группу из пяти воров — работников ОРСа шахты «Вахрушево», которые похитили 485 тысяч рублей государственных средств. Главарь шайки Оголев приговорен судом к 25 годам заключения, остальные к 8—15 годам».
Это из характеристики от 12 мая 1949 года, того самого, когда ему помог поправить зрение академик Филатов...
Спустя год ему вручат именные часы от Генерального прокурора Союза ССР. За успехи в работе.
Еще лист.
«Из расследованных дел наиболее характерным является дело по обвинению бывшего председателя Корсаковского райисполкома Непомнящего, его заместителя Кунаева, старшего бухгалтера исполкома Ревило и заведующего райфинотделом Михайлюка, похитивших и растративших свыше 40 тысяч рублей и совершивших ряд злоупотреблений, в результате которых было незаконно израсходовано более 100 тысяч рублей. Вся группа осуждена».
— Дело Непомнящего? — переспросит он в разговоре со мной. — Как же — как же...
Мы сидим уже в моем кабинете, в прокуратуре области. Теперь я его потчую чаем.
А за окном не утихает обычная здесь пурга.
Столько лет прошло с той нашей, первой, беседы, но годы совсем на нем не сказались: такой же спокойный, но с огоньком, бодрый, спешащий жить, наполненный планами...
— Все зависело тогда от моего доклада в райкоме. Непомнящий — член бюро, депутат, председатель... Доложил я. Жду: исключат из партии их или нет, выведут из своего состава Непомнящего или оставят... — Он останавливается на секунду, потом, в раздумье, продолжает. — Вывели... И исключили... Тогда партийные комитеты преступления коммунистов строже оценивали, не то что в шестидесятых-семидесятых. Вот уж где была беспринципность! Чуть тронешь кого — звонок... Сколько пришлось воевать с такими звонками... — Поеживается. — Да, как тебе Пленум? — Имеет в виду только что завершившийся январский, этого — восемьдесят седьмого года, Пленум ЦК по вопросам перестройки, кадровой политики партии.
Улыбаюсь. Достаю и показываю испещренную пометками «Правду».
— Вот. Начал было подчеркивать тут — да бросил! Пришлось бы подчеркивать все. А вам?
Он вздыхает.
— И не скажу... С одной стороны — радостно. С другой — не по себе. Впервые пожалел, что не тридцать мне лет. Какие возможности открываются! Только бы и работать...
Молчим.
Желая отвлечь его от грустных мыслей, спрашиваю о первом пришедшем на ум.
— Сергей Иванович, а за что тех судили?
— Которых?
— Непомнящего, Кунаева...
— A-а... Репатриация тогда началась. Японцы уехали — имущество побросали. А там! Повозки, мебель. Одежда всякая, посуда, часы. Да диковинное все, добротное; многим хотелось бы заиметь. — Проводит ладонями по лицу. — Что нам оставили после войны? Голод, разруху. Не то что часов, штанов вдоволь не было! Вот и решили оставленное имущество собирать в госдоход, чтоб как-то хоть обеспечить людей. Финорганы подключили. Учитывать. Этим вот Михайлюк, Ревило в Корсакове и заправляли. Все поначалу законно шло, потом — позарились. Непомнящего втянули: стал и он к рукам прибирать лучшее. Следом Кунаев. — Смеется. — Под монастырь чуть не подвели, помню, меня. Вызвал допрашивать, а они — расписки на стол с японскими иероглифами. На, мол, читай!
— Что за расписки?
— Ну, что японцы платили. За вещи. — Он откидывается на стуле. — Во струхнул где... Как прочесть? Куда обратиться? А даже прочту, как проверить, те ли писали, от чьих имен расписки? Они-то давно в Японии! Повестки туда высылать? Не пошлешь... Военные выручили: дали эксперта — майора Деменюка... Явился ко мне, глянул в бумаги. Смотрю, что-то не то. Глаза выпучил, губы поджал, молчит. Сидел, сидел — и давай хохотать. Каракулями Михайлюка оказались иероглифы!
— То есть? — не понял я.
— А то. Ничего не значили: ни по-русски, ни по-японски. Михайлюк их нарисовал перед допросом. Думал, клюну... — Смеется.
Я гляжу на него, тоже смеюсь.
Счастливый! Сколько дел, сложных, запутанных, закончил с успехом он в первые годы работы, когда был еще следователем! Скольким помог найти защиту от преступлений!
А ведь следователем его, поди, уже никто и не помнит. Больше тридцати лет, с 1954 года, осуществляет он надзор за соблюдением законности на предприятиях, в учреждениях, организациях, исполнительных и распорядительных органах местных Советов, — так называемый общий надзор. Причем, делает это творчески. Вообще с авторитетом его могут поспорить в правоохранительных органах Сахалина разве что единицы. Сказывается грамотность, опыт, но — ив этом секрет — главное то, что отдает делу все силы. Какой бы выходной ни был, праздник — он на работе: хоть час, два вырвет у личных дел, чтоб прийти, обдумать в тиши кабинета очередные дела, закончить текущие...
Феномен Бакурского? Отчасти да. Что ни проверка — интереснейший ход, новость, изюминка. Многие из них стали образцом прокурорского реагирования на правонарушения и преступления в хозяйственной сфере. Кто, например, из сахалинцев старшего поколения не помнит проверку исполнения законодательства о выплате северных надбавок к зарплате? То был долгий бой прокурора, данный хозяйственным руководителям, не удосужившимся привести работу предприятий в соответствие с законодательством о труде.
«Большую работу провел по устранению грубых нарушений прав граждан. С октября 1967 года по апрель 1968 года им проверено исполнение законодательства о выплате северных надбавок на 90 предприятиях, учреждениях, организациях Южно-Сахалинска. В результате установлено, что на большинстве из них надбавки начисляли в заниженных размерах: 2451 работник был обсчитан на сумму 190,5 тысяч рублей. В связи с этим направлены информации в партийные органы, 54 представления руководителям предприятий. Возбуждено дисциплинарное преследование против 133 должностных лиц, а также одно уголовное дело. Приняты меры к выплате трудящимся всех недочисленных сумм».
Вот так, лаконично записано в его аттестационном листе.
