Дик Фрэнсис - Напролом
— Спуститься в бочке по Ниагарскому водопаду — значит заработать себе славу и натерпеться страху на всю жизнь. Это не профессия.
— А вы пробовали?
— Нет, конечно. Это же опасно.
Даниэль рассмеялась.
— Неужели все жокеи такие, как вы?
— Нет. Жокеи все разные. Так же, как и принцессы.
Она вздохнула полной грудью, словно вбирала морской воздух. Я ненадолго отвлекся от дороги, чтобы еще раз рассмотреть ее лицо. Что бы ни говорила ее тетя о моей способности читать мысли, с женщинами мне это никогда не удавалось — кроме Холли… И я знал, что хочу этого, что без этого моя любовь будет казаться мне несовершенной. Наверно, если бы у меня не было Холли, я бы женился на одной из тех двух девушек, которые нравились мне больше других; но мне не хотелось жить вместе с ними.
Я не хотел жениться на Холли, я не хотел переспать с ней, но моя любовь к ней была более глубокой. Похоже, секс и мысленное общение во мне не уживались. Но пока я не добьюсь этого, я, скорее всего, останусь холостяком.
— О чем вы думаете? — спросила Даниэль. Я натянуто улыбнулся.
— О том, что не знаю, о чем думаете вы.
Помолчав, она сказала:
— Я думала о том, что понимаю, что имела в виду тетя Касилия, когда сказала, что вы — человек необычный.
— Что-что она сказала?
— Что вы — человек необычный.
Я спросила ее чем, но она только вежливо улыбнулась и сменила тему.
— А… а когда это было?
— Сегодня утром, когда мы ехали в Девоншир. Она все время звала меня на скачки, с тех пор как я приехала, и вот сегодня согласилась поехать, потому что она договорилась, что меня отвезут в Лондон. Сама она осталась ночевать у Инскумов — у них сегодня какой-то грандиозный прием. Наверно, она надеется, что я полюблю скачки так же, как она. Вам не кажется, что ей бывает одиноко ездить на все эти дальние ипподромы с одним только шофером?
— Я не думаю, что она чувствовала себя одинокой, пока не появились вы.
— Да?
Она на некоторое время умолкла. Наконец я прозаично сказал:
— Через три минуты будем в Чизике.
— Как, уже? — ее голос звучал несколько разочарованно. — В смысле, я очень рада. Но эта поездка доставила мне такое удовольствие…
— Мне тоже.
Тут я внезапно ощутил присутствие Холли, и перед моим внутренним взором встало ее измученное и встревоженное лицо. Я резко спросил у Даниэль:
— Рядом с вашим офисом есть телефон-автомат?
— Да, кажется, есть… — казалось, она была несколько озадачена моим встревоженным голосом. — Хотя вы можете позвонить и от меня. Вы что, забыли что-то важное?
— Нет… я… это… — Я понял, что объяснить логически это невозможно, и сдался. — У меня такое чувство, — неуклюже сказал я, — что мне надо позвонить сестре.
— Чувство? — с любопытством переспросила она. — У вас был такой вид, словно вы по меньшей мере забыли про встречу с президентом.
Я покачал головой.
— Вот и Чизик. Куда нам надо?
Следуя ее указаниям, я подъехал к зданию, похожему на склад, и поставил машину на стоянке, у въезда на которую висела табличка «Только для персонала». На часах было двадцать минут седьмого — еще десять минут в запасе.
— Идемте, — сказала Даниэль. — Предоставить возможность поговорить по телефону — это самое меньшее, что я могу сделать для вас.
Я неуклюже выбрался из машины, и Даниэль виновато сказала:
— Наверно, мне не следовало заставлять вас вести машину всю дорогу…
— Ну, это немногим дальше, чем до моего дома.
— Наглое вранье. Мы проехали поворот на Ламборн пятьдесят миль назад.
— А, пустяки!
Она смотрела, как я запираю дверцу машины.
— Нет, серьезно, с вами все в порядке?
— Ничего такого, чему не могла бы помочь горячая ванна.
Она кивнула, повернулась и повела меня в здание. У здания были стеклянные входные двери, а за ними — холл, уставленный креслами и растениями в кадках. У регистрационного стола сидел охранник в форме. Она назвала мое имя, охранник записал меня в книгу, выдал мне пропуск на прищепке и указал на тяжелую дверь, которая открывалась по звонку.
— У нас тут как на военной базе, вы уж извините, — сказала Даниэль.
— Компания сейчас панически боится террористов.
Мы прошли коротким коридором и оказались в большом офисе, где стояло штук семь столов. Сидевшие за ними люди по большей части собирались уходить домой. Еще в комнате было море зеленого ковра, с десяток компьютеров и, вдоль длинной стены, ряд телеэкранов на уровне выше человеческого роста. По всем экранам показывали разные программы, но звук был выключен.
Даниэль и прочие обитатели офиса обменялись непринужденными приветствиями. Про меня никто не спросил. Она провела меня через комнату к своим владениям. Это были два письменных стола, поставленных под прямым углом друг к другу, и между ними — удобное вращающееся кресло, которое позволяло сидеть за обоими столами. На столах находились несколько ящиков с карточками, компьютер, пишущая машинка, пачка газет и телефон. За креслом на стене висела большая таблица, на которой можно было писать фломастером, а потом стирать. Графы таблицы были озаглавлены: «СОБЫТИЕ», «ГРУППА», «МЕСТО», «ВРЕМЯ», «ФОРМАТ».
— Садитесь, — сказала Даниэль, указывая на кресло. Она сняла трубку и нажала на светящуюся кнопку на телефоне. — О'кей. Звоните.
Она обернулась, чтобы посмотреть на таблицу.
— Так, ну-ка глянем, что произошло в мире, пока меня не было.
Она просмотрела графы. В графе «Событие» кто-то написал большими черными буквами: «Посольство».
— Хэнк! — окликнула Даниэль. — Что там за история с посольством?
Ей ответили:
— Кто-то написал красной краской на дверях американского посольства: «Янки, убирайтесь домой!», и охрана устроила шухер.
— Беда какая!
— Тебе нужно будет дать дополнительное сообщение в «Ночную линию».
— Да, конечно… А у посла интервью уже взяли?
— Нет, до него пока еще не добрались.
— Надо будет попробовать еще раз.
— Конечно, детка! Это теперь твои проблемы! Вперед!
Даниэль весело улыбнулась мне, и я с некоторым удивлением понял, что ее работа куда важнее, чем я думал, и что она тоже чувствует, что живет по-настоящему, когда приходит на работу.
— Звоните, звоните! — повторила она.
— Ага.
Я набрал номер, и Холли сняла трубку после первого же звонка.
— Кит! — напряженно крикнула она в трубку.
— Да, — сказал я.
Холли крикнула так громко, что ее голос долетел до ушей Даниэль.
— Откуда она знала? — удивилась Даниэль. Потом ее глаза расширились.
— Она ждала вашего звонка! Вы знали…
Я коротко кивнул.
— Кит! — говорила Холли. — Где ты? С тобой все в порядке? Твоя лошадь упала…
— Все отлично. Я в Лондоне. Что стряслось?
— Все стало еще хуже! Все ужасно! Мы… мы потеряем конюшню… все…
Бобби куда-то ушел…
— Холли, — сказал я, — запиши мой телефон. — Зачем? Ах, из-за «жучков»? Да плевать мне на «жучки»! С телефонной станции обещали прийти завтра утром, поискать. Но теперь уже все равно. Мы погибли! Все кончено…
— Казалось, она измотана до предела. — Ты не мог бы приехать? Бобби просит. Ты нам нужен. Ты нас поддерживаешь…
— Что случилось? — спросил я.
— Это банк. Новый директор. Мы сегодня ходили к нему, и он говорит, что у нас нет денег даже на то, чтобы в пятницу выдать зарплату работникам, и что они намерены заставить нас продать конюшню… Он говорит, наше имущество стоит меньше, чем мы им должны… и что мы скатываемся все ниже, потому что наших доходов не хватает даже на то, чтобы уплатить проценты на те деньги, которые Бобби занял на покупку жеребят. Ты знаешь, сколько он с нас хочет содрать? Еще семь процентов сверх первоначальной ставки! Значит, всего семнадцать процентов! А они еще начисляют проценты на проценты… долг растет, как снежный ком… это чудовищно… это просто нечестно!
«Бардак! — подумал я. — Впрочем, банки никогда не были благотворительными заведениями».
— Он признался, что это все из-за статей, — плачущим голосом продолжала Холли. — Он сказал, как неудачно… — неудачно! — что отец Бобби не хочет нам помочь ни единым пенни… Это все из-за меня… Это я виновата, что Бобби…
— Холли, прекрати! — сказал я. — Ты городишь чушь. Сиди спокойно. Я сейчас приеду. Я в Чизике. Часа через полтора буду.
— Банкир говорит, что мы должны раздать лошадей владельцам. Он говорит, Бобби не первый и не последний тренер, который прогорел… говорит, такое случается сплошь и рядом… такая жестокость! Я готова была его убить!
— Хм… — сказал я. — Ладно, ты, главное, пока ничего не предпринимай. Выпей. Свари мне шпинату или чего-нибудь такого, а то я голодный как волк. Я выезжаю. До встречи.
Я положил трубку и вздохнул. На самом деле мне вовсе не хотелось ехать в Ньюмаркет, когда все тело ныло от ушибов и в животе бурчало от голода, и мне вовсе не хотелось разбираться со всеми этими проблемами семейства Аллардеков. Но договор есть договор. Мой близнец, моя неразрывная связь, и все такое.
