Михаил Серегин - Фейерверки смерти
Лесок у склона холма наплывал и разрастался в лобовом стекле с угрожающей быстротой…
Удар был впечатляющ. Многострадальная свиридовская тачка врезалась во внушительный дуб. Страдающую эротоманией дамочку сорвало с пресвятого отца и швырнуло головой о "бардачок", при этом она так клацнула в полете зубами, что Фокин искренне порадовался, что они не занимались в этот момент оральным сексом.
Не то зубы молодой женщины сработали бы не хуже иной гильотины, и пришлось бы Афоне переводиться из священников в хор дискантов.
Потому что, как известно, кастрат не может быть православным священником После этого "БМВ" угодил на безвременный простой на автостоянке, а незадачливая прихожанка Воздвиженского собора, предпочитающая столь богоугодные — все-таки "плодитесь и размножайтесь!" — формы исповеди… она угодила в больницу с примерно такой же черепно-мозговой травмой, как и у ее мужа.
Причем они попали в соседние палаты.
Когда Фокин рассказал эту историю Владимиру, тот долго хохотал, а потом как-то сразу помрачнел и сказал:
— Теперь у нас с тобой, пресвятой отец, осталась одна форма личного транспорта. Только одна…
— Это какая же? — поинтересовался отец Велимир.
— На х…ю скакать!
Как уже говорилось, в этот день у Владимира было не самое лучшее настроение. Оно усугублялось тем, что кончились все продукты, а новых купить было не на что. Как говорил в таких случаях Владимир: "Это надо же — чуть ли не до возраста Христа дожил, и все еще жрать нечего!"
Пришедший к нему в гости Фокин принес несколько веселых баек, но тучи на финансовом горизонте разогнать не смог. А на предложение одолжить хотя бы тысячу рублей басовито пропел песенку из репертуара какой-то питерской группы:
— Тава-арищ-щ сержант, два часа до рассвета… ну что ж ты, заррраза, мне светишь в лиц-о… Таварищщ сержант, скоро кончится лета-а… а ночь ка-аратка, словно сказочный сон… В кармане голяк, пятый день на мели-и-и, и рад бы домой, да мосты развели-и…
— Понятно, — констатировал Владимир. — Мосты, значит, развели. Лучше бы лоха развели, что ли. Ладно, не погибать же с голоду. Пойду на добычу.
— Это как? — подозрительно поинтересовался Афанасий Сергеевич.
— А вот так. Да и зоопарку жрать что-то надо.
"Зоопарк", который развел не столько Владимир, сколько его брат Илья, ныне наживающий себе пролежни на больничной койке, в самом деле впечатлял: обезьяна Наполеон, здоровенный кот Тим, который жрал не меньше иного тигренка средней весовой категории, и, наконец, венец коллекции — попугай со звучным мелкоуголовным именем Брателло.
Такое погоняло ему прижучили в связи со специфичностью его лексикона. Попугай изъяснялся исключительно "по понятиям", "лоховского базара" же решительно не признавал.
Основное место в его репертуаре занимали колоритные фразы: "ррразведем лок-кх-ха, бррррратва!", "не берррите меня на р-р-р-р-р", "утухни, сучарра бацильная" и почему-то "вешай жидов!".
Хотя, как гласит еврейский анекдот, один старый Хаим, взглянув на какого-то попугая, орущего вышеозначенную сакраментальную фразу, устало вздохнул и сказал: "Ну таки надо же… с таким носом — и такое говорит".
Свиридов окинул взглядом растянувшегося на диване Афанасия и сказал:
— Приду через десять минут. Тут под носом новый супермаркет открыли. "Айсберг"… Говорят, круто.
— Апельсинов захвати, — посоветовал Фокин.
…У кого, у кого, а у пресвятого отца Велимира не было никаких сомнений в том, каким образом Владимир собирается решать продовольственный кризис.
***
Погода, надо признать, стояла чудесная и совершенно не соответствовала настроению Владимира.
Первые дни неслыханно теплого и солнечного октября упруго разлили в прозрачном неподвижном воздухе ту пьянящую свежесть и умиротворенность, присущую исключительно бабьему лету — последним светлым дням из того периода, что так бодрит и оздоровляет угнетенную нервную систему и вселяет в самую черную душу спасительное чувство какой-то светлой и оживляющей грусти.
Не душные расслабленные дни догорающего лета, не промозглая мутно-стеклянная сырость первых по-настоящему осенних дней, тускло наполненных дождем, — а именно золотая осень.
Свиридов вспомнил, что незадолго до своего попадания в больницу (тогда еще водились деньги) брат Илья порекомендовал посетить недавно открывшийся супермаркет неподалеку от его квартиры под названием "Айсберг".
Супермаркет принадлежал некоему Ивану Германовичу Бергу, с которым, как похвалялся Свиридов-младший, он водил личное знакомство.
Впрочем, по всей видимости, знакомство он водил не с самим Бергом, а с его дочерью Александрой Берг, которая была одной из прим модельного агентства "Сапфо", где работал Илья.
Владимир окинул взглядом новое здание супермаркета, примыкающее к торцу внушительного десятиэтажного дома, и потянул на себя массивную белую дверь, открывшуюся с неожиданной легкостью.
На самом входе Владимир чуть задержался, опустив руку в карман, он нащупал несколько мелких монет, в сумме едва ли составляющих больше пяти-шести рублей. "Впору на паперть выходить, — подумал Владимир. — Скажем, к Воздвиженскому собору, где так благочинно отправляет культ пресвятой отец Велимир".
— Погоди, не закрывай дверь, — внезапно услышал он за спиной смутно знакомый голос.
Свиридов обернулся.
К нему от новенького "Ниссана" направлялся не кто иной, как Леша Тихонов по прозвищу Буча. Этот продукт отечественного модельного бизнеса работал с Илюхой, младшим братом Свиридова, в одном и том же агентстве "Сапфо", и, если судить по личному автотранспорту, которым пользовался Тихонов, дела его шли куда лучше, чем у многострадального младшего брата Владимира, который в данный момент благодушествовал в отделении микрохирургии Первой горбольницы.
Впрочем, Тихонов всегда был весьма оборотистым молодым человеком и, если уж на то пошло, и без модельного бизнеса чувствовал себя в клокочущем вареве нынешней российской жизни как рыба в воде.
Впервые Владимир столкнулся с Бучей еще до того, как Илья свел с ним знакомство, поступив на работу в одно и то же модельное агентство. Он был на компьютерной выставке в Москве. В Сокольниках. Тихонов прохаживался там с видом знатока и знакомился с образцами новейших японско-американских компьютерных технологий. Крутил в руках замысловатые достижения "ноу-хау", а потом рассказал гиду-немцу старый замшелый анекдот, которого тот, судя по всему, не понял:
— Значит, идет примерно такая же вот выставка японской электроники будущего. Японец зажимает что-то в кулаке и спрашивает:
"Сто у меня в руке? Сто у меня в руке?"
Русский говорит — типа шутит:
"Телевизор, е-мое!"
"Правильно, русский-сан1 А сколько стук?"
Свиридов, рассматривающий в тот момент как раз миниатюрный плоский монитор, не выдержал и рассмеялся — уж больно артистично был рассказан этот, в сущности, и не очень смешной, старый анекдот.
Оказалось, что Тихонов тоже житель Саратова и что он даже знает модельное агентство, в котором работает Илья Свиридов, брат Владимира.
Еще бы — такой любитель женского пола.
В тот же день они зависли в каком-то ночном клубе и учинили маленькое безобразие, которое и стало точкой отсчета в их знакомстве.
В Саратов они вернулись на одном самолете.
А потом получилось так, что Владимир вынужден был подыскивать своему новому другу и собутыльнику работу. Прежде тот работал в одном из довольно крупных коммерческих банков.
А уволили его оттуда вот за что.
Являясь завзятым компьютерным наркоманом, безнадежно подсевшим на иглу виртуальной реальности, в свободное от работы время — да и на рабочем месте, чего уж там греха таить! — он бесконечно лазил по Интернету, время от времени забредая туда, куда влезать вообще-то опасно для здоровья.
А именно — в защищенные прихотливыми кодами доступа базы данных различных властных структур. Тихонов воровал оттуда информацию, а иногда и вводил чрезвычайно неприятные вирусы, выводившие из строя целые системы.
Естественно, восторга это ни у кого не вызывало, и потому зловредному хакеру могло сильно нагореть. Но он был хакером настолько высокого класса, что до определенного момента ему все благополучно сходило с рук.
А потом его засекли на какой-то весьма невинной операции и с треском выперли из банка.
Хорошо еще, что не впаяли срок. Впрочем, наказание было и без того очень значительным: лишившись всех доходов от банка, Тихонов не смог оплачивать свою роскошную квартиру, которую он снимал в самом центре города, и вынужден был вернуться на историческую родину — на окраину Ленинского района, где жила его бабушка-пенсионерка.
Необходимость "возвращения на родину" привела Алексея в бешенство. Свиридов и Фокин успокаивали его как могли. Афанасий даже пообещал пристроить того дьячком в храм, но ответом ему была только новая порция нечленораздельных ругательств, расползшихся в аморфное вязкое бормотание уязвленного в самых светлых чувствах Тихонова.
