Ангелина Прудникова - Воровские истории города С
Как он молотил ее, Нина не могла потом вспомнить: ее ослабевшее сознание, отягощенное алкоголем, в эти страшные минуты спасовало и отключилось. Вспоминала лишь, как он вырывал у нее из рук сумку с пивом и сдачей с сотни рублей… А мужичок-спецназовец бил ее со знанием дела: сделал захват, откинув ей голову назад, и молотил по голове и лицу. Когда она, потеряв сознание, упала на колени, разбив при этом содержимое сумки, пинал по ребрам и ногам, таскал ее по бутылочным осколкам. Когда Николай Петрович отбил Нину у озверевшего крепыша, тот кинулся в подъезд и исчез. Вызванная пострадавшими милиция, естественно, никакого Никиты не нашла…
* * *Наутро Нина подсчитала потери: болело все тело, уши (как будто их отбили), колени и локти были порезаны, синяки на лице и всем теле, шишки на голове… Сходила, называется, в гости. Она проклинала себя, громилу, но больше всех злилась на Николая Петровича. Ведь это он, козел (Никита оказался в этом случае прав), затеял драку! Теперь-то она точно знала, по какой части он инвалид, — по части головки! Сам отделался несколькими синяками, а она… Тверди после этого, что ты «дурак», — дурак и есть! Хорошо (в другой момент не позавидуешь), что Нина с некоторых пор «временно безработная», на работу идти не надо, а если бы?.. Синяки и шишки, конечно, пройдут, глубокие порезы, хоть и жалко локтей, заживут, а вот уши… Рот открыть нет никакой возможности. Уж не челюсть ли сломал окаянный…? (Даже мысленно Нине не хотелось произносить имя Никиты.)
Как ни противно было Нине встречаться с Николаем Петровичем, но пришлось с ним идти в милицию и рассказывать, как дело было. Писать объяснение, подавать заявление. Производить медэкспертизу, идти к хирургу, который определил у нее сильный ушиб челюсти — она была просто выбита из своих седел…
Такого унижения Нина Павловна в жизни не испытывала. Она, дожив до своих сорока двух лет, никогда не бывала в подобной ситуации. Ее никто никогда не бил, тем более так зверски. Ей хотелось наказать обидчика — сейчас же, и если не смертельно, то очень ощутимо. Ей хотелось… она даже представить не могла, чего ей хотелось, но чего-то ужасного — мстить, мстить! И пусть суд определит наказание.
Но как только Нина представляла себе суд… О нем она думала с содроганием. Объяснять — женщине! — что была пьяна, где и сколько выпила, а по пьянке, как всегда, — «тут помню, тут не помню»… Вспоминать подробности избиения, смотреть на этого мерзавца… Ее сразу затрясет, она и слова не сможет сказать. Нет, никаких сил у Нины на это не хватит!
(Сколько судов не состоялось из-за этой ложной стыдливости! На это и рассчитывают преступники, избивая и обворовывая пьяных людей. Знают: постыдится человек к властям за расследованием и защитой обратиться. Решит: раз надрался — сам и виноват! И сколько преступников поэтому остались без наказания!)
Так и Нина: стыдилась и понимала, что будет неуверенной в себе, из-за опьянения в суде ее легко смогут сбить с толку. Чувствовала себя виноватой в том, что была поддатой и не могла контролировать ситуацию: разве она пошла бы в гости к незнакомому мужчине, если бы видела его трезвыми глазами?! Да никогда! В газете, спустя две недели, Нина сразу два сообщения нашла: там по пьянке собутыльников зарезали, здесь зарезали, — в том числе и женщин! А что было бы, если б драку мужики затеяли уже в квартире? Страшно подумать, — но тем бы и кончилось! Так что она с ужасом понимала, что еще легко отделалась. Кто он такой, этот Никита? Поверила его благообразной внешности! А может, он убийца записной? Так что, как это ни страшно, Нина даже определила полученные побои себе в наказание — наказание свыше: не жалей мужиков! Не пей с незнакомыми! Вообще не пей вина!
Но вставал и другой вопрос: наказывать бандита надо?! За что он так ее измордовал? Разве она ему что-то плохое сделала? Или слово плохое сказала? Разнять их хотела, больного защитить; а он походя ее избил — потому что кулаки здоровые? Не по-мужски, подло, по-бандитски — потому что до длинного не смог дотянуться… Нет, надо его наказать — в этом Нина не сомневалась.
А Николай Петрович — так люто возненавидела Нина в то время своего ухажера — был наказан чуть ли не на другой же день. То ли за свой «длинный» язык, то ли за драчливую натуру его так отделал какой-то работяга, что бедный дистрофик с сотрясением того, чего у него, по мнению Нины, никогда не было, оказался в больнице. Он звонил Нине домой и просил навестить, но она отмалчивалась. Слишком уж быстро он для себя выводы сделал, женишок тоже выискался! Присвоил ее уже! Отбивать начал! Да хоть бы у нее сначала спросил!
* * *Никиту по заявлению и описанию потерпевших быстро вычислили — нашли именно в том злополучном подъезде. Оставалось одно — суд. Но видеть своего обидчика Нина не хотела. Знала: не сможет. Николаю Петровичу, который благородно предлагал ей свидетельствовать в суде, она тоже отказала. И вообще с ним поссорилась. Он ей был тошен не меньше Никиты. Так она милиционерам и объяснила: не сможет она на суд пойти. Разве что компенсацию денежную за причиненный ущерб не прочь с мужика получить… Деньги бы ей сейчас ой как пригодились.
Лейтенанту, что расследовал дело, только того и надо было. Вмиг организовал им встречу — чтобы договорились о размере компенсации и забрали назад заявления. (Никита еще похлеще телегу накатал: чуть ли не убить его эти двое — «бандитская шайка» — затеяли. Убить, квартиру ограбить!) Почитав его встречное заявление, Нина увидела, на кого напоролась. Честь, совесть, достоинство — о них Никита и не слышал. На вид мужичок-боровичок, а нутро гнилое. Когда Нина позвала его отойти в сторону — расписку написать, не пошел: боялся, как бы не побили Нинины защитники. Трус, трясущийся, мерзкий трус. Только баб бить. А у Нины защитников никаких, кроме родного государства, не было…
Не стала Нина с ним вязаться. Забрала заявление. И без нее Никиту накажут — да так, как и не снилось. Видеть она его не могла, и Николая Петровича тоже. Стыдно. Стереть все из памяти, как нелепый эпизод…
Зато Никита (как оказалось, работник предприятия «Арктика»), узнав ее адрес из заявления, в покое ее не оставлял: приходил с угрозами, просьбами — отказаться даже от той мизерной контрибуции (600 рублей), которую она на него наложила (семью пожалела, очень о семье плакалкся громила, о детях). Ровно год обещанных денег от него ждала. Когда через год Никита принес триста рублей и сказал, что больше не даст, этого для нее и то слишком много, Нина деньги взяла и попросила его навсегда исчезнуть с глаз. Мерзко одно его присутствие было: организм сам словно воспроизводил всю ситуацию вновь…
Свой долг перед собой она исполнила— наказала разнузданного хулигана и скрягу хотя бы рублем. Но вот деньгами воспользоваться не смогла, хотя и очень в те времена в средствах нуждалась. «Все-таки они тебе такою кровью достались… Именно поэтому!» — думала она, даже не смяв бросая деньги в помойное ведро.
Был бы мент — бандит найдется
Плохо быть невоспитанным
В этот день Олег Баевский взял на работе отгул: был намечен семейный поход на кладбище, на могилу отца, который погиб ровно двадцать лет назад. Олежке тогда было девять лет. Отметив скорбную дату, с кладбища Олег, расставшись с матерью, направился к товарищу еще со школьной скамьи, Диме Власову. У того тоже был повод для выпивки: через неделю он официально регистрировал отношения с фактической женой, которая уже носила ребенка и была на пятом месяце беременности. Пришел конец холостяцкой жизни, выбор был сделан, и его требовалось «спрыснуть».
После «мальчишника» друзья разохотились и пошли дальше, к Борису, где уже просто так нагрузились пивом. Домой возвращались не так уж поздно: около одиннадцати вечера. Оба побаивались нагоняя от жен. Олег провожал Дмитрия, потому что было по пути.
Они свернули во двор — Димкин дом был уже рядом — и столкнулись с молодыми ребятами, которые не уступили им дорогу да еще и огрызнулись. Такого наши разгоряченные вином герои стерпеть не могли. Они развернулись и схватились с неучтивой парочкой. Оба в детстве занимались карате, так что махаловка получилась знатной — тем более что парни не отступили.
Происходила эта схватка в темном промежутке между магазином «Октябрь» и главпочтамтом. Через какое-то время в драку вмешался посторонний, который, казалось, хотел парней разнять. Ему посоветовали по-хорошему: «Свали, мужик!» Тот же совету не последовал, а активизировал свои действия: вытащил пистолет и стал им угрожать дерущимся. Двое мальцов тут же ретировались — только пятки засверкали, а двое хорошенько принявших на грудь каратистов решили наказать мужика с пушкой. Они яростно запрыгали вокруг него и стали делать махи руками и ногами, иногда достигая цели…
