Татьяна Полякова - Чудо в пушистых перьях
Допустим, встреч с милицией удастся избежать (хотя и это весьма сомнительно), а что с мордастыми делать? Рассердила я их крепко, вдруг у них других дел нет, как только за мной гоняться? Пожалуй, тут и милиция не спасет. Как бы ребятишкам внушить мысль о том, что я их Колю едва знаю и понятия не имею, как он в нашей кухне оказался. В этом месте я с досады заревела и тут вспомнила про Груню. Если я сама ребятишкам скажу, что в данном деле крайняя, то они мне вряд ли поверят, а вот если кто другой скажет, может, они и прислушаются.
Мысль показалась мне весьма дельной, и я потопала к Груне, потому что Груня говорила, что муж у нее бандит. Вот и отлично, пусть один бандит поговорит с другими, и оставят меня в покое. А не поговорит, так хоть, может, совет толковый даст, как из этой ситуации выбраться.
С Груней мы познакомились год назад, когда у нее заболел кот Иннокентий, и сразу же-подружились. Во-первых, потому, что Груня любит котов, а я их тоже люблю, во-вторых, и в главных, потому, что Груня человек хороший, ну а в-третьих, конечно, из-за имени. Уж я-то знаю, каково человеку жить на свете, когда родители от большого ума назовут тебя Агриппиной. В общем, мы подружились, но встречались редко, в основном перезванивались, так как были очень заняты: я — работой, а чем была занята Груня, я не знаю, но времени у нее всегда не хватало.
О ее личной жизни мне мало что известно, в квартире я была лишь однажды, с мужем вообще никогда не виделась, но точно помнила, что он бандит. Это Груня сказала, а я сразу поверила, потому что квартира выглядела так, что становилось ясно: здесь живет либо депутат, либо бандит, а уж Груня наверняка про своего мужа лучше знает.
Заметив телефон-автомат, я подумала, что не худо бы предупредить ее о своем визите, но карточки у меня не было, и я решила положиться на удачу. Я зашагала веселее. Груня жила возле центрального рынка в трех троллейбусных остановках от меня, а пешком я пошла для того, чтобы было время поразмыслить и подготовить речь, ведь не каждый день приходится просить у бандитов защиты и поддержки.
Занятая подготовкой речи, я не заметила, как вышла к рынку, свернула в переулок и увидела трехэтажный дом, крытый зеленой черепицей. Дом выглядел нарядно, с подземным гаражом, закрытым двориком и цветущими клумбами. Мой дом так никогда не выглядел, но завидовать я не стала. Папуля утверждает, что зависть сокращает жизнь, а я хочу жить долго.
Я вошла через калитку во двор, извлекла из кармана записную книжку и нашла номер кода, но воспользоваться своими знаниями мне не пришлось. Дверь неожиданно распахнулась, едва не задев меня по носу, и я увидела очень представительного дядьку с кейсом в руке. Перешагнув через порог, он одарил меня таким взглядом, что я вдруг сделалась меньше ростом. Взгляд его задержался на моих джинсах, перешел на кроссовки (они, конечно, далеко не новые, но почти не рваные и очень удобные, носиться по городу в них самое то), но дядьке они не приглянулись. Это стало ясно по его голосу, когда он спросил:
— А вы, собственно, к кому?
— А вам какое дело? — вдруг разозлилась я, потому что сиротой казанской чувствовать себя не люблю, а относиться к человеку исходя из того, во что тот одет, очень глупо. Важно его внутреннее содержание, так папуля говорит, а папуля в подобных вещах соображает.
— Как это какое? — взвизгнул дядька и пошел красными пятнами, но я была уже в подъезде и в отместку захлопнула дверь перед его носом, и тут же подумала: «А что, если это Грунин муж? Вот уж было бы некстати. Дядьке лет пятьдесят, для Груни чересчур староват и похож скорее на депутата», — утешала я себя, но все равно здорово расстроилась. Я поднялась на второй этаж и позвонила.
Не открывали очень долго, я уже собралась уходить, оставив в двери записку, но тут дверь распахнулась и я увидела свою подругу, в полосатых шортах, красной майке и с огромным котом на руках.
— Заходи, — кивнула она, пропуская меня в холл. — Думала, мой придурок вернулся. А я ему дверь не открываю.
— Почему? — насторожилась я.
— А не фига баловать, свои ключи есть.
Я пожала плечами, сняла кроссовки и вслед за Груней прошла в гостиную. Обстановка квартиры меня немного смутила, то есть не сама обстановка, она осталась прежней, а отсутствие четвероногих друзей. В прошлый мой визит они бродили по гостиной в таком количестве, что я всех их кличек не смогла запомнить, а теперь из хвостатых и пушистых присутствовал лишь один кот, тот самый, которого Груня держала на руках, когда мне открывала дверь. Теперь она сидела в кресле, а кот устроился на ее коленях и сразу замурлыкал. Кот был невероятно белый, звали его Пафнутий или попросту Пафа. Сама Груня чаще называла его Пафнушей.
— Я к тебе по делу, — кашлянув, начала я.
— Чаю хочешь? — спросила подруга. — Жрать в доме нечего, только кошачьи консервы. А чай есть, и кофе.
— Ничего не надо, — замотала я головой. — Давай я тебе про свое дело расскажу.
— Давай, — согласилась Груня, и я подробнейшим образом все ей рассказала с того самого момента, как напилась до бесчувствия на вечеринке.
Груня внимательно выслушала и сморщила курносый нос, который в результате сделался похожим на пуговицу, веснушки россыпью стали еще заметнее, а пухлые губы сложились трубочкой.
— Да, — сказала она после некоторой паузы. — Тут надо хорошо подумать, с какого бока к моему дураку подъехать. С ним по-простому нельзя, только в темноте, и наоборот.
Последняя фраза была мне не совсем понятна, но спорить я не стала, а с надеждой спросила:
— Ты с ним поговоришь?
— С Витькой? — удивилась Груня и замотала головой. — Я с ним принципиально не разговариваю.
— Вообще? — кашлянула я.
— Ну… сволочь, он всю мою живность извел. Садюга.
— Как извел? — испугалась я.
— Вот так… — На глазах Груни выступили слезы. — Выбрал время, когда я ушла к зубному врачу, собрал всех и увез куда-то за город. Вернулся один Пафнуша, ты же знаешь, какой он умный, а остальные… — Груня закусила губу и уставилась в угол невидящим взглядом.
— Ну чего ты, — попробовала успокоить я подругу, обнимая ее за плечи. — Может, живые они…
Она уткнулась мне носом в плечо и всхлипнула:
— Бродят где-то голодные… А зимой? Куда они зимой? Убила бы эту сволочь. Двадцать семь душ загубил.
— Двадцать семь котов? — слегка опешила я.
— Нет, котов двенадцать было, Пафнутий тринадцатый, оттого и выжил, наверное… Шесть собак, а остальные кошки. Две беременные, между прочим, вот-вот окотились бы, а этот гад их…
Похлопывая плачущую Груню по спине, я робко огляделась, и тут мне в голову вдруг пришла мысль, что неведомый Витька, как бы это выразиться… ну, в общем, четвероногих друзей было, пожалуй, многовато.
Груня между тем немного успокоилась, высморкалась, провела рукой по спине Пафнутия и сказала:
— Один он теперь у меня. С рук не спускаю. Боюсь, как бы Витька и его не угробил.
— Значит, вы с мужем поссорились? — вздохнула я, решив, что пришла зря.
— Поссорились, — презрительно фыркнула Груня. — Да я эту сволочь… Ладно, пусть живет, вражина. Отольются ему мои слезы… В общем, я с ним не разговариваю, жрать не готовлю и к телу не допускаю.
— А чего живешь тогда? — спросила я, потому что для меня такая жизнь была бы крайне обременительной.
— Разведусь, — кивнула Груня, — только попозже. Я у него деньги тырю. Он же пьет, считай, каждый день, с горя, естественно, а по пьянке дурак дураком. То есть он и так дурак, а пьяный вовсе ничего не помнит. Ну, я все карманы навыверт.
— И многб натырила? — спросила я.
— Тридцать тысяч.
— Рублей?
— Ты что, мой рубли в кармане не носит. Он же крутой… садюга паршивый…
— Так может, это… хватит? — спросила я неуверенно. — В смысле, тырить?
— Нет, не хватит, — покачала головой Груня. — Я приют хочу открыть, для кошек и собак. Одиноких. На это деньги нужны. Вот соберу тысяч пятьдесят, тогда можно начинать. Глядишь, найду спонсоров, дело-то ведь нужное. Пойдешь ко мне врачом?
— Конечно, — кивнула я. — У меня тоже мысль насчет приюта была…
— Вот и хорошо, — обрадовалась Груня. — Большой персонал не понадобится, будем детей привлекать за животными ухаживать. Дети добрые, помогут. Объявление в газеты дадим… Откормим живность, отмоем и новых хозяев найдем… Но это мы с тобой после детально обмозгуем, а сейчас с твоим делом решим. Значит, так. Просить моего дурака о чем-либо — пустая трата времени. Придется идти в обход. Для начала вам надо познакомиться. Это просто. Он скоро должен прийти, потому что уже два дня не был, а больше двух дней он не пропадает.
— Ясно, — кивнула я, хоть никакой ясности для меня тут не было, но Груне я доверяла и слушала ее, не перебивая.
— Ты, когда он придет, улыбнись ему зазывно, он это любит, потому что дурак. Только лицо накрась. И одеться тебе надо соответственно… Найдем чего-нибудь подходящее, чтоб он решил, что ты тоже дура, свой своего не проглядит. Он непременно западет и тебя в постель потащит. Он всех моих подруг перетрахал, из принципа, думает, я его ревновать начну, а мне по барабану. Да после того, что он сделал… Короче, твоя задача улыбаться шире, а там уж он сам расстарается. Домой к тебе явится или с работы встретит. И потащит на квартиру, это в Салтыковке, тут рядом, квартира у него конспиративная. Урод, а то я о ней не знаю… В общем, он тебя туда и повезет.
