Татьяна Полякова - Барышня и хулиган
— Что ты болтаешь? — укорила ее Людка. — И что значит «послать?» Как ты к нему в квартиру войдешь?
— А вдруг его машина сбила? — вытаращила глаза Рыжая.
— Да помолчи ты, — не выдержала я. — Если машина, мы бы уже узнали… в таких ситуациях сообщают… Появится, куда ему деться.
Зинка нахмурилась.
— Хотя вчера он был точно с приветом. Сидели чай пили, Палыч тебя нахваливал, за сольный номер, когда ты по-французски… Надо, говорит, ее на работу вызывать, загулялась, все равно в городе болтается, а Лидка говорит, она к сестре собралась. Палыч сидел, сидел, а потом как подпрыгнет, а у нее, спрашивает, сестра есть, у тебя то есть. Я говорю: есть, не то в Костроме, не то в Рыбинске. А он аж затрясся. Кто-нибудь, говорит, сестру эту видел? А кто видел, ее здесь сроду не было. Тогда он вроде вовсе свихнулся и на тетку переключился. И пьян был в меру, черт знает, что нашло на человека.
— Ага. А с обеда таблетки глотал да за сердце хватался. Помнишь, мужик приехал, этот… машина у него… «Понтиак», точно. Пошептались малость, и Палыч чуть от тоски не умер, а к вечеру петь начал…
— А в таком состоянии под машину попасть плевое дело, — опять влезла Рыжая, которая подолгу молчать просто не умела.
— Дались ему мои родственники, — пожала я плечами, чувствуя, что все на меня уставились.
— Тетка-то жива? — спросила Зинка.
— Жива, — ответила я.
— Ну и слава богу. Придет Палыч, тогда и узнаем, чего его на твою родню потянуло.
— Когда придет? — взъелся парень.
— Отвяжись, — в три голоса заявили мы и покинули кабинет.
— Пойдем выпьем, — предложила Рыжая, которая оказалась вполне симпатичной девчонкой и совсем не злой.
— Я на работе, — вздохнула Людка и исчезла за одной из дверей, а я торопливо кивнула:
— Идем.
Мы спустились в бар, взяли по бокалу мартини, и Рыжая, немного потомившись, сказала:
— А ты правда.хорошо поешь, и по-французски. А я в школе английский учила, а кроме «хау-дую-ду» ничего не помню.
— Я тоже. Просто песня понравилась, вот и выучила.
— Танька сказала, если Катька так петь будет, нас всех погонят.
— Я, кроме этой песни, ничего не смогу, — торопливо заверила я ее. — Год репетировала.
— А ты ничего, — улыбнулась Зинка. — Я-то думала, ты стерва и задавала. Хочешь, будем дружить?
— Конечно, хочу.
— Люди должны помогать друг другу, — заявила она, и я опять-таки с ней согласилась.
Мысли мои между тем были довольно далеки и от Рыжей, и от бара. Касались они в основном
Безвременной кончины Юрия Павловича. К этому моменту у меня уже имелась классная версия, которой очень хотелось поделиться с Мишкой, но я продолжала сидеть в баре, надеясь, что смогу услышать что-нибудь интересное. Но ничем интересным в разговоре с Рыжей даже не пахло. Она долго обсуждала платье какой-то Ирки, потом перешла на ее любовника и закончила своим, заявив, что он — идиот и она его на днях бросит, если он не подарит ей колечко, которое она присмотрела.
Далее я выслушала рассказ об этом самом колечке, причем Зинкиным описаниям мог позавидовать Лев Николаевич Толстой. Я поняла, что с меня хватит, и решительно поднялась.
— Мне ж за квартиру заплатить надо, а сберкассу скоро закроют, — якобы спохватилась я. Рыжая замерла с недоумением на челе, а я удалилась, сообразив, что повод нашла не совсем подходящий. Ну так что ж теперь… Я вышла на улицу и торопливо огляделась, «девятка» притулилась на углу, возле кафе «Блинчики». Плюхнувшись на переднее сиденье рядом с Шальновым, я выпалила:
— Я все поняла.
— Серьезно? — вытаращил он глаза.
— Брось придуриваться. — Я хотела обидеться, но только рукой махнула, жажда изложить свою версию оказалась сильнее насмешек.
— Валяй, я слушаю.
— Когда я здесь была позапрошлым вечером, Юрий Павлович поначалу нисколько не усомнился в том, что я Катька, но кое-что в моем поведении ему показалось странным. Французский и, разумеется, манера исполнения. Насколько мне известно, у Катьки голоса нет, а у меня он есть и…
— Ты тоже в кабаке поешь? — насторожился Мишка. — А сестрица твоя говорила, что ты училка…
— Ни в каком кабаке я не пою, — обиделась я. — А в тот раз пела, потому что эта Рыжая… да и выпила много…
— Ты еще и пьешь?
— Пошел к черту, — рявкнула я.
— Ладно, не нервничай. Палыч прибалдел от твоего голоса и французского и… что?
— В тот вечер ничего, д на следующий день при нем в разговоре упомянули, что у меня, то есть у Катьки, есть сестра, и он обо всем догадался. Понимаешь? Попытался узнать мой телефон, но у меня его нет, зато он есть у тетки.
— Про тетку Катька рассказывала. А еще родственники у вас есть?
— Естественно. И если ты не заткнешься, все соберутся в твоей квартире в ближайший выходной. У тетки недавно был день рождения, и Катька ее поздравляла, звонила из клуба, а номер записала на перекидном календаре. Юрий Павлович его нашел, позвонил и узнал, что мы близнецы.
— Серьезно?
— Конечно, — с жаром заверила я.
— Я о близнецах, — сказал Мишка.
— Какие к черту близнецы, Катька старше меня на четыре года, это тетка так сказала, потому что…
— В вашей семье наследственная тяга к вранью…
Я только рукой махнула.
— Ты будешь слушать?
— А я чего делаю? — удивился Мишка.
— Ну так вот, он понял, что я вовсе не Катька, а сама Катька сбежала,
— И он от этого умер.
— Умер он от того, что его пристрелил Кать-кин любовник. Все очень просто, она пряталась от Юрия Павловича, оттого и просила меня появляться в клубе каждый вечер, только не засиживаться, чтоб он не мог обнаружить подмену.
— То есть ты хочешь сказать, что Палыч тоже был ее любовником?
— Да. А другой любовник, Славка Лосев, его укокошил.
— А с какой стати?
— Откуда мне знать? Может, он безумно любит мою сестру и не желает мириться с тем, что у него есть соперник. Я почти уверена, что Юрий Павлович был ее любовником, потому что… — Тут я прикусила язык, но Мишка прицепился, точно репей.
— Потому что?
— Ничего.
— Нет, ведь ты сказала «потому что…».
— Ну, сказала.
— Так почему?
Я вздохнула и пожала плечами.
— Он ко мне приставал, то есть к Катьке, конечно. — А ты?
— Я пообещала врезать ему ведерком. Но все равно было ясно, что у них… в общем, я думаю, они были любовниками. — Тут я сообразила, что говорю все это Катькиному мужу, хоть и бывшему, и пунцово покраснела. Мишка поскреб затылок и заявил:
— Не в обиду тебе будет сказано, версия твоя никуда не годится. В той ее части, где говорится, что Славик кокнул Юрика из-за большой любви. Видишь ли, Катька спала с кем ни попадя, и чтоб избавиться от соперников, ему б пришлось перестрелять половину мужского населения города, младенцев я, конечно, в расчет не беру. Если Лось и шмальнул в Палыча, то уж точно не из-за любви. Уверен, он был должен ему деньги.
— Допустим. Юрий Павлович заподозрил, что Катька ему изменяет, и пришел выяснить отношения. Оттого-то он и кричал «я вас насквозь вижу» или что-то в этом роде.
Мишка опять поморщился.
— Ревновать Катьку только придурок будет, Палыч мог спатк с ней сколько угодно, но чтоб разборки устраивать… Да у него такого добра целый кабак. Тут что-то другое…
— Ну, если другое, тогда сам думай, — обиделась я.
— Сказать по правде, меня сейчас больше беспокоит наш труп. Поехали к пристани.
— А как же записка? Нам в клуб надо.
— В записке сказано вечером, а вечер — понятие растяжимое. Кому надо, те подождут.
Шальнов уже завел машину и плавно тронулся с места.
— Слушай, а у тебя парень есть? — вдруг спросил он, а я с подозрением покосилась на его физиономию, подумала и честно ответила:
— Нет. У меня времени мало. Целый день в школе, надо к урокам готовиться.
— А как же замуж?
— Я замуж не тороплюсь. Скоропалительные браки, как правило, ни к чему хорошему не приводят. И вообще, наша мама вышла замуж, когда ей было двадцать девять.
— Это конечно, — кивнул Мишка. — Замужество дело серьезное, надо все как следует взвесить, обдумать.
Я заподозрила, что он издевается, и съязвила:
— Тебе бы это тоже не помешало.
— Точно-точно. Я как раз яркий пример никчемности скоропалительных браков. Значит, парня у тебя нет. Хорошо.
— Чего ж хорошего?
— Ну… никто не ждет, писем писать, телеграммы отбивать и звонить без перерыва не надо. Опять же, если сядешь в тюрьму, то не причинишь горя любимому человеку.
— Думаешь, нас все-таки посадят? — испугалась я.
— Надеюсь, до этого не дойдет.
Мы свернули к пристани. Я залюбовалась открывавшимся отсюда видом, а Мишка затормозил возле симпатичного колодца с петушком на крыше.
— Значит, так, — сказал он, хмуря лоб, а я насторожилась, но не потому, что испугалась, просто некоторое время назад я начала задаваться вопросом: когда Мишка говорит серьезно, а когда дурака валяет. Выходило, что дурака он валяет постоянно. Вот и сейчас, сведенные брови вовсе не свидетельство того, что он вдруг посерьезнел, а чувствовать себя идиоткой мне уже надоело, и я строго-настрого запретила себе пугаться. — Ты меня слышишь? — позвал Мишка.
