Данил Корецкий - Кто не думает о последствиях…
Раздались быстрые уверенные шаги, охранник повернулся, думая, что это еще один телохранитель хозяина, но увидел незнакомого парня, направившего на него золотой пистолет с черной трубой на конце, в которой мелькнула вспышка огня… Он инстинктивно дернулся, но пуля уже попала ему в грудь, полное тело обмякло, а кресло несколько раз провернулось вокруг оси, как будто хотело укачать уставшего хозяина…
Не замедляя хода, Оловянный прошел коридор и, толкнув хлипкую дверь в конце, оказался в приемной. Личными телохранителями у Ризвана Рахманова были известные в республике борцы-тяжеловесы Икрам и Халик. Они, развалившись в креслах, с трудом выдерживающих стодвадцатикилограммовые туши, без интереса смотрели телевизор, а крашенная в рыжий цвет секретарша Умамат расставляла на расписном подносе чайные принадлежности и вазочку с пахлавой.
Никто из них не успел ничего понять, как Руслан подошел вплотную к борцам и дважды выстрелил. Оловянный был известен в определенных кругах как отличный стрелок и сейчас подтвердил свою славу: Икрам получил пулю в лоб, над левой бровью, а Халику пуля угодила в сердце. Несмотря на бóльшую массу и тренированные мышцы, оба были убиты наповал. Приглушенные ПБСом[15] звуки не вышли за пределы звукового фона телевизора, только гильзы ударились о стену и со звоном покатились по линолеуму. Ствол обратился к Умамат, но она, зажав двумя руками рот и не издав ни звука, спасла себе жизнь.
Оставив секретаршу под контролем вошедших с автоматами наизготовку Бейбута и Аваза, Оловянный распахнул дверь кабинета, откуда слышался громкий разговор.
— Оловянный хочет сто тонн баксов в месяц! — взволнованно говорил директор рынка Дибир. Он сидел за приставным столиком, на стуле для посетителей, спиной к двери, розовый цвет бритого затылка свидетельствовал о хорошем здоровье и высоком жизненном тонусе. — Вчера был последний срок! Это очень опасный человек, с ним лучше не шутить!
— Он много на себя берет! — Ризван был в ярости. — Я плачу всем, кому надо! И вообще, в Махачкале есть свой амир! Мы же к нему в горы не лезем! Так и объясни этому наглецу!
Ризван Рахманов имел прозвище «Купец». Сам бывший борец, он заметно располнел, приобрел изрядный живот и вальяжные манеры. Сейчас он уверенно расположился за офисным столом, в мягком глубоком кресле Дибира и от полноты чувств, после каждой фразы, пристукивал кулаком по полированной столешнице, как бы вбивая ее в сознание собеседника.
— Это же твоя проблема, Дибир, ты директор! Нормально делай — нормально будет!
Купец был в черном костюме с отливом, ворот белой рубашки расстегнут, открывая волосатую грудь и массивную золотую цепь, а из нагрудного кармана торчал позолоченный «Паркер».
Приподнятый в очередной раз кулак так и не опустился: Ризван окаменел, глядя на стремительно вошедшего худощавого парня в нелепом сине-зеленом спортивном костюме и… с огромным золотым пистолетом в правой руке! Нет! Нет!! Такого просто не могло быть!!!
В три шага Оловянный подошел к столу, глушитель почти уперся в розовый затылок Дибира, и тут же раздался негромкий хлопок. Кровь и мозги брызнули во все стороны. Челюсть у Купца отвисла, он утратил обычную вальяжность и высокомерие, в глазах плеснулся ужас. Что такое сто тысяч в месяц?! Да ничего в сравнении с целым черепом и находящимся на месте мозгом! И зачем он жадничал?! Но изменить что-либо уже нельзя — только в глупых кинофильмах убийцы произносят длинную нравоучительную тираду перед тем, как нажать на спуск. В реальной жизни действует другой принцип: пришел стрелять — стреляй, а не болтай!
Второй хлопок — и пуля вошла Ризвану в вогнутую переносицу. В контрольных выстрелах нет нужды — даже на первый взгляд видно, что Ризван и Дибир уже на пути к Аллаху. Или шайтану…
Не удержавшись, Руслан заглянул под стол. Да, точно, Ризван был в лаковых туфлях.
«Понтомет дешевый!» — Оловянный презрительно сплюнул. Обыскав убитых, бросил на стол бумажники, нашел ключи от сейфа, открыл. Там аккуратными пачками были сложены деньги. Много денег…
«Глупцы, неужели эти бумажки были вам дороже жизни?» — подумал он и вышел в приемную.
— Пакет или сумка есть? — спросил он у полумертвой от ужаса Умамат.
Та закивала, подбежала к шкафу и вытащила несколько ярких полиэтиленовых пакетов и клеенчатый мешок.
— Выгрузите деньги из ящика! — приказал Оловянный бойцам. — И поделите между собой то, что в бумажниках, — это ваша доля!
Бейбут и Аваз радостно забежали в кабинет, а он повернулся к секретарше:
— Почему у тебя такая короткая юбка? Хочешь, чтобы я прострелил тебе колени? — Он поднял пистолет, целясь в ноги.
— Н-нет, н-нет! — Спазм мешал Умамат говорить, она только трясла головой, из округливших глаз покатились крупные слезы. Она находилась на грани истерики.
— Дагестанская женщина должна быть скромной! Если она забывает стыд, то мы ее накажем — пусть ходит на костылях! Ты меня поняла?
Она отчаянно кивала, прижав руки к груди.
Из кабинета выскочил радостный Бейбут, держа в руках позолоченный «Паркер».
— Мне досталась ручка лучше, чем у Аваза!
Следом вышел улыбающийся Аваз с двумя пакетами в руках.
— Мы уходим, — сказал секретарше Руслан. — Скажи всем, что эти собаки умерли потому, что забыли совесть и не давали денег на джихад!
В отделанном белым пластиком коридоре раздавались удары: Муса разбивал молотком системный блок компьютера, куда записывались результаты видеонаблюдения.
— Чего ты дурью маешься? — на ходу бросил Руслан. — Положи гранату, и все!
Он глянул на часы. С момента, когда они вошли в контору, прошло пять минут. Для некоторых за это время многое неотвратимо изменилось. Очень многое…
Они вышли в торговые ряды. За спиной грохнул взрыв, дверь распахнулась, из нее повалил черный дым. Бурлящая толпа шарахнулась в стороны — то ли испугавшись взрыва, то ли освобождая проход четверым вооруженным людям. Руслан шел впереди, его спортивный костюм, правая кисть и нижняя часть лица были забрызганы кровью. Неожиданно он остановился у продавца самсы[16].
— Дай мне три штуки, отец, — своим обычным тихим голосом попросил он. — А то сегодня еще ничего не ел…
Пожилой ногаец дрожащими руками уложил пирожки в бумажный пакет. Зажав пистолет под мышкой, Руслан стал шарить по карманам.
— Сколько с меня?
Ногаец испуганно качал головой.
— Ничего не надо! Ничего! Бесплатно…
— Как это бесплатно? Ты же не богач какой-то, ты своим трудом зарабатываешь. Вот, возьми! Без сдачи…
Оловянный протянул мятую пятисотрублевую купюру.
Продавец с ужасом рассматривал пятна крови на руке, но пауза затягивалась, и, чтобы не прогневить страшного покупателя, он быстро выхватил деньги из скрюченных окровавленных пальцев.
— А, запачкался немного, — перехватив его взгляд, буднично объяснил Руслан. Так тракторист не стесняется загрубелых, перепачканных мазутом ладоней.
Они шли по коридору из расступающихся людей: впереди Оловянный с пистолетом под мышкой, обжигаясь, жадно ел самсу, остальная троица с автоматами наперевес, обступив вожака полукольцом, держалась чуть сзади. Абрикос и Сапер жевали насвай.
При их приближении толпу зевак, собравшуюся вокруг «Бентли» и «Гелендвагена», как ветром сдуло. И не зря: напоследок в каждый автомобиль Аваз бросил по гранате. Взрывами люксовые иномарки раздуло изнутри, стекла вылетели наружу или открылись, как не предусмотренные конструкцией форточки, из которых валил ядовитый дым от горящей кожи и пластмассы.
Руслан снова отметил время: пятнадцать минут назад они приехали к служебному входу рынка, и вот дело сделано. Они неспешно загрузились в «Ниву» и уехали. Никто, конечно, не попытался их задержать.
* * *Горное село Узергиль
Однажды вечером Дадаш не пришел домой. Мариам до утра читала Коран, и лишь когда забрезжил рассвет, уснула тяжелым сном. Проснулась она уже после полудня, когда солнце клонилось к горным вершинам. Женщины тоже не пришли. Она почувствовала себя покинутой. Где искать Дадаша?! Кругом чужое село, горы… Вокруг незнакомые люди, а где находится дом Фатимы Казбековны, она не знает и найти не сможет… Можно, конечно, спросить, но тут же не принято самой ходить по улицам и разговаривать с чужими людьми! Она была близка к панике.
Хотелось есть. В маленьком холодильнике она нашла три яйца и кусок сыра, в шкафчике над столом обнаружился лаваш и немного сахара. На маленькой электрической плитке она пожарила яичницу, заварила остатки чая, после позднего завтрака вымыла посуду, и постепенно охватившее ее беспокойство прошло бесследно. Она ведь мусульманка, и вокруг все мусульмане, которые помогают друг другу! Да и Дадаш скоро вернется, а потом они поженятся, будет большая, красивая свадьба… Настроение у Мариам улучшилось. Как будто Тамара или Фатима Казбековна успокоили ее и сняли тревогу. Целый день она читала Коран, в темноте вышла во двор и сидела на табуретке, ожидая, когда скрипнет калитка.
