Леопольд Тирманд - Злой
Олимпия уже здоровалась с Ромой.
— Вы знакомы, пани? — несколько натянуто спросил Меринос.
— Конечно, — живо ответила Рома. — Уже много лет. С Ястарны и Закопане, правда?
— Да, — непринуждённо согласилась Олимпия. — Я всегда поражалась элегантности пани Леопард.
Рома явно обрадовалась.
— Что ж, — ответила она, — иметь бы средства…
— Не плачь, — вмешался Крушина. — К чему эти разговоры? Со средствами у тебя не так уж плохо.
Во взгляде Олимпии была ирония, но никто этого не замечал.
Костюм Ромы поражал своей безвкусицей: дорогой розовый джемпер цвета детского одеяла, дорогая жёлтая «апашка» и тёмно-зелёная юбка. Всё это плохо гармонировало с веснушками на её молодом, красивом, утомлённом лице, оттенённом смолисто-чёрными волосами.
— Что это вы читаете, пан? — обратилась Олимпия к Роберту Крушине.
— «Алису в стране чудес», — ответил он.
— Нет! — звонко расхохоталась Олимпия. — Это замечательно!
— Люблю только такие книжки, — серьёзно заявил Крушина; его загорелое лицо выражало искреннюю убеждённость. — Я был сегодня на филателистической выставке, — добавил он.
— Такой старый, — с упрёком сказала Рома Леонард.
— Роберт навёрстывает упущенное в детстве, — усмехнулся Меринос.
В проходе между столиками появились Марта и Гальский. Меринос кивнул Генеку, ставившему на стол бокалы и рюмки, и шепнул ему на ухо:
— Кто этот фраер в сером пиджаке?
Генек, даже не взглянув на Гальского, стал расставлять закуски. Наклонившись к Мериносу, он шепнул:
— Какой-то врач. Приходит сюда время от времени, не очень часто.
— А женщина?
— Не знаю. Но сейчас выясню.
— О чём это вы шепчетесь? — спросила Олимпия с чарующей улыбкой. — Что ещё за тайны с паном Генеком?
— Мужские дела, уважаемая пани, — угодливо улыбнулся Генек.
Он сбежал по ступенькам в бар.
— Пан Анатоль!
Из-за стойки выглянул полный высокий человек в белом халате, с седыми висками и откормленным лицом бывшего помещика.
— Кто эта клиентка с доктором, как там его — ну, тот, со скорой помощи? — спросил Генек. Немолодой человек, сидевший ближе всех к говорившим, внезапно сполз с высокого табурета, его сигареты упали на пол возле чёрных ботинок Генека.
— Это девушка одного спортсмена, хоккеиста, холера его знает, — ответил пан Анатоль. — Такой высокий, красивый. Они сюда иногда приходят, правда, не очень часто.
Генек на цыпочках сбежал вниз. Немолодой клиент нашёл свои сигареты и снова уселся на высокий табурет. Пан Анатоль смотрел на него с явной антипатией.
— Шеф, — проговорил клиент, вынимая из только что подобранной на полу пачки половинку сигареты и тщательно запихивая её в стеклянную трубочку, — ещё одно пиво, большое, светлое.
— Сейчас, сейчас, — буркнул пан Анатоль и с нескрываемым пренебрежением стал перемешивать вермут.
— Видите ли, пан, — заговорил клиент, — я с сегодняшнего дня пошёл в отпуск, и надо это как-то отметить… Так что прошу пива.
Пан Анатоль отвернулся, чтобы скрыть отвращение, вытащил из-за стойки бутылку пива и поставил перед клиентом. У того было костлявое лицо с длинным носом, обтянутое жёлтой лоснящейся кожей.
— О нет, — заявил клиент, — это слишком крепкое, пан шеф. Прошу низкопроцентное пиво, а не двойное.
Пан Анатоль поднял глаза к небу, казалось, через минуту он застонет. Сейчас бармен отдал бы половину месячной зарплаты за удовольствие стукнуть этого клиента по длинному носу, схватить за отвороты тщательно вычищенной старомодной тужурки, сорвать с целлулоидного воротничка чёрный галстук и крикнуть:
— Вон отсюда, старое барахло, — к счётам, нарукавникам и конторскому чаю!
Он был настолько возмущён, что даже не заметил: клиент совсем не обращал на него внимания, хотя и не переставал усмехаться. Чёрные быстрые глаза его были словно прикованы к Гальскому и Марте.
Оркестр заиграл снова, и танцевальная дорожка заполнилась движущейся человеческой массой. Марта и Гальский втиснулись между танцующими. О танце не могло быть и речи, в лучшем случае парам удавалось ритмично покачиваться на месте, среди смеющихся потных лиц, перекрученных галстуков и распавшихся причёсок.
…Когда Марта и Гальский двинулись с места, на краю танцевальной дорожки появился Зенон.
— Как поживаешь, Майка? — спросил он. — Развлекаешься, да?
Его тёмные глаза слегка затуманились, красивый рот непроизвольно скривился в гримасу. Он был слегка навеселе.
Марта покраснела, но сразу же взяла себя в руки.
— Да, — ответила она. — Сегодня был вечер развлечений. А ты что тут делаешь, Зенон? Может, отмечали какую-нибудь победу?
— Ты идёшь сейчас домой? — тихо спросил Зенон. — Если да, я тебя провожу.
— Позволь, — проговорила Марта, беря под руку Гальского, — пан доктор Гальский, о котором я тебе рассказывала. А это… — она с минуту колебалась, — мой жених.
Гальский почувствовал, как холодная игла больно вонзилась где-то возле сердца. Он слегка побледнел. «Это неправда, — быстро подумал молодой врач, — это не может быть правдой».
— Очень приятно познакомиться, — улыбаясь, сказал он вслух.
Зенон подал Гальскому руку, в тёмных глазах его была враждебность.
— Ты идёшь домой? — снова спросил он Марту. — Я тебя провожу.
— Идём в гардероб, — предложила Марта, — тут мы стоим в проходе.
Все трое вышли в вестибюль, и Олимпия Шувар проводила их быстрым взглядом.
— Знаешь, — заявила в гардеробе Марта Гальскому, — мы лучше уже пойдём.
— Прекрасно, — ответил он, — я только расплачусь.
— Не беспокойтесь, пан доктор, — нахмурился Зенон, — я сам провожу панну Маевскую.
Гальский лучезарно улыбнулся.
— Я не привык оставлять женщину одну в половине второго ночи, — мягко ответил он.
На крепкой смуглой шее Зенона начала набрякать выпуклая вена.
«Очевидно, мне придётся самому себе оказывать скорую помощь… Что поделаешь, бывает и такое», — с флегматичным юмором подумал доктор Гальский, спокойно глядя на хоккеиста, который был на полголовы выше его.
— Витольд, — обратилась к нему Марта, — ты можешь безбоязненно доверить меня Зенону.
— Если ты этого хочешь, — холодно, но вежливо ответил Гальский. — В таком случае благодарю за прекрасный вечер.
— До свидания, — сказала Марта, — позвонишь мне, хорошо? Пойдём, — повернулась она к Зенону.
В её голове и взгляде было что-то особенное, и от внезапной радости у Гальского перехватило дыхание. «Бедный красивый парень, — подумал он с неожиданным сочувствием, — ты проиграл партию… Эта девушка уже не твоя».
Марта и Зенон вышли. Радость угасла так же мгновенно, как и появилась. Гальский вернулся в зал и сел на своё место.
«Ничего не поможет, — трезво размышлял он, — я ведь и так догадывался, что у неё кто-то есть. Такая девушка не может быть одна. Но жених! Выходит, она лгала».
— Прошу немного подвинуться, — неожиданно услышал он рядом низкий приятный женский голос. Гальский порывисто повернулся. В соседнем кресле сидела Олимпия Шувар.
— Золотоволосый юноша, — проговорила она с ироничным вызовом, — остался один. Нехорошая девушка ушла без слов.
Она явно насмехалась над ним и была очень хороша в эту минуту.
— Мы откуда-то знаем друг друга, — спокойно сказал Гальский. — Кажется, виделись в трамвае или троллейбусе.
— Именно так, — согласилась Олимпия. — Пригласите меня, пожалуйста, танцевать.
Оркестр всё время играл одно и то же танго. Когда Гальский и Олимпия Шувар выходили на танцевальную дорожку, Филипп Меринос почувствовал, что это танго его раздражает.
— Я хочу поговорить с вами, — шепнула Олимпия Гальскому, когда они начали танцевать.
«Какая изумительная женщина», — подсознательно подумал доктор.
— К вашим услугам, пани, — ответил он с не свойственной ему шаблонной галантностью.
— Скажите, вы по-настоящему мужественны? — серьёзно спросила Олимпия.
— Это зависит от обстоятельств.
— Обстоятельства крайне неблагоприятны, но если вы человек мужественный, — расплатитесь сейчас, выйдите и подождите меня на углу Фоксаль и Нови Свят.
— Хорошо, — ответил Гальский.
Он проводил Олимпию до столика и поблагодарил, запомнив вежливую улыбку пана со смуглым лицом и пытливый взгляд молодого человека с боксёрским сломанным носом.
Гальский поднялся наверх, в бар, и расплатился.
— Маленькая просьба, — внезапно услышал он голос сбоку, — к нему обращался невысокий старый господин с костлявым жёлтым лицом, в старомодном воротничке и тужурке. — Могу я попросить у пана огня?
— Пожалуйста, — ответил Гальский. — Можете оставить себе спички.
