Дик Фрэнсис - Напролом
— Ладно, — сказал я.
— Ну пока.
— Пока, — сказал я и повесил трубку. Интересно, куда она пойдет? Куда она собиралась? Холли перезвонила минут через пятнадцать, как ни странно — от торговца кормами. Хозяин пустил ее к себе в офис, включил обогреватель и ушел.
— Он был ужасно добр, — сказала Холли. — Наверно, он чувствует себя немного виноватым, хотя, в общем-то, не из-за чего. Во всяком случае, когда я сказала ему, что наш телефон, возможно, прослушивается, он ответил, что такое вполне возможно и что я могу приходить сюда и пользоваться его телефоном в любое время, когда мне понадобится. Я сказала, что мне надо тебе позвонить… ну и вот.
— Классно, — сказал я. — Как вы там?
— Мы целый день обходили кредиторов и готовили эти письма и, честно говоря, здорово устали. Бобби просто спит на ходу. Твои чеки все взяли без разговоров и дали нам расписки, что все уплачено сполна. Мы отксерили их, и еще это письмо, которое мы написали втроем, перед тем как ты уехал в Пламптон, и к тому времени, как мы все разложили по конвертам и запечатали, как раз уезжала последняя почта. Почтальон даже подождал возле двери, пока я наклеивала последние десять марок. Я видела, как он взял заказное письмо редактору «Знамени», так что, если повезет — если повезет! — это все наконец-то кончится.
— Хм-м, — сказал я. — Что ж, будем надеяться.
— Да, а Бобби сходил к своему адвокату, и адвокат сказал, что он напишет редактору письмо с протестом и потребует напечатать опровержение, как советовал тебе лорд Вонли. Но Бобби сказал, он не уверен, что адвокат отошлет это письмо сегодня: он, похоже, не верит, что это так серьезно.
— Скажи Бобби, пусть найдет себе другого адвоката.
Холли едва не рассмеялась.
— Хорошо. Ладно.
Мы обсудили наши планы на завтра и договорились, что я позвоню ей, когда вернусь домой из Девона. Но в восемь утра мой телефон снова зазвонил, и я услышал резкий, отчаянный голос Холли:
— Это я. Купи номер «Знамени». Я буду там же, где и вчера. Ладно?
— Ладно, — сказал я.
Она бросила трубку. Я поехал в деревню за газетой.
Колонка «Частной жизни», видимо, печатается ночью. Заказное письмо не могло прийти к редактору раньше сегодняшнего утра. Возможно, он его даже еще не получил. Я запоздало подумал о том, что Бобби следовало бы самому отвезти письмо в Лондон и вручить его редактору лично. Возможно, тогда бы кампания прекратилась… Третья статья гласила:
«Не стоит жалеть Робертсона (Бобби) Аллардека (32 года), который сидит без денег, но все еще пытается тренировать скаковых лошадей в Ньюмаркете.
Когда жирные коты отказываются платить по счету, страдает мелкий торговец.
Вчера Бобби в своем роскошном доме отказался комментировать тот факт, что он подрался с владельцем одной из лошадей, стоящих у него в конюшне, силой воспрепятствовав владельцу забрать свою лошадь. „Я все отрицаю!“ прогремел Бобби.
А тем временем папаша Бобби, Мейнард Аллардек по прозвищу Денежный Мешок, продолжает претендовать на звание первого скряги месяца. „Мой сын не получит от меня ни пенни! — благочестиво заявил он. — Бобби этого не заслуживает!“
Вместо этого Денежный Мешок продолжает щедро выбрасывать деньги на благотворительные предприятия, которые дороги сердцу нашего правительства.
Разве в наше время титул можно купить за деньги? Да ни в коем случае!
А Бобби жалуется, что пока его папочка швыряет деньги на ветер, он, Бобби, получает угрожающие письма от папочкиных адвокатов, требующих вернуть деньги, которые папочка одолжил Бобби четырнадцать лет назад. Видимо, Денежный Мешок пожертвовал восемнадцатилетнему Бобби небольшую сумму на покупку подержанного автомобиля после окончания школы. Машина давно уже на свалке, а папочка хочет получить деньги обратно. Мнение Бобби о своем папаше? „Бессердечная свинья!“
Интересно, потребует ли сквалыга Мейнард вернуть долг с процентами?
Ждите новых сообщений».
Я задумчиво позвонил в справочную, узнал телефон торговца кормами и набрал номер. Холли уже ждала моего звонка.
— Что же нам делать? — спросила она несчастным голосом. — Такие мерзавцы! Все эти слова Бобби… они их просто сочинили!
— Да, конечно, — сказал я. — Если вы сможете сделать еще одну партию таких же писем, как вчера, разошлите их редакторам других центральных газет, и в «Спортивную жизнь» тоже. Никто из них «Знамя» не любит. Возможно, насмешки со стороны соперников заставят «Знамя» заткнуться.
— Возможно… — неуверенно сказала Холли.
— Лучше делать все возможное, чем вообще ничего не предпринимать, — сказал я. — Любая пуля может попасть в цель, если ты не знаешь, где находится мишень.
— Как поэтично! — ехидно заметила Холли. — Ладно, попробуем.
— А как там с адвокатом? — спросил я.
— Бобби сказал, что сегодня найдет кого-нибудь получше. И не из местных, а в какой-нибудь лондонской конторе. Повлиятельнее.
— Может быть, кто-то из его владельцев знает подходящего адвоката, — сказал я. — А если нет, я попробую спросить кого-нибудь из тех, на чьих лошадях я езжу.
— Классно.
— Знаешь что? — сказал я.
— Что?
— Может быть, Мейнард был не так уж и не прав. Это наезд не только на Бобби, но и на него.
— Да, пожалуй, — медленно ответила Холли. — Когда мы увидели сегодняшний ком грязи, Бобби сказал то же самое.
— Я бы, пожалуй, поручился, что некоторое количество номеров «Знамени» с первой, второй и третьей статьями попадут на стол к ответственному за государственные награды на Даунинг-стрит. Собственно, именно поэтому Мейнард вчера и был так зол. Если Мейнарда действительно должны были представить к рыцарскому титулу, то «Частная жизнь» вполне могла положить конец его амбициям, по крайней мере, в этом году.
— С чего ты взял? Всего несколько слов в какой-то газетенке?
— А никогда не знаешь, с чего начнется. Эти господа из комиссии государственных наград вообще чрезвычайно чувствительны. Возможно, именно сейчас они шлют ультрасекретные письма какому-нибудь мистеру Бобкинсу, чтобы спросить, примет ли он медаль, если ему ее предложат. Как раз сейчас они составляют список тех, кого должны наградить к Новому году. И весь вопрос в том, включила бы ты на месте ответственного за награды в этот список Мейнарда или нет.
— Но мы же не знаем, происходит ли что-то такое на самом деле или нет.
— Конечно, не знаем.
— Может быть, «Знамя» просто проявляет свою злобную, низменную и разрушительную натуру.
— Возможно, — сказал я.
— Ты же знаешь, какими мерзкими могут быть газеты, если они того захотят. А «Знамя», похоже, всегда ведет себя мерзко. Это его стиль.
— Хм, — сказал я. — Да, может быть, ты и права.
— Но ты думаешь иначе?
— Н-ну… Понимаешь, было бы проще, если бы в этих нападках был хоть какой-то смысл. Например, помешать Мейнарду получить титул. Но зачем кому-то нужно ему помешать, и как они узнали… один черт ведает.
— Через наш телефон они об этом узнать не могли, — уверенно сказала Холли. — Может, они просто все это придумали?
— Все остальное в этих статьях основано на том, что действительно произошло или было сказано, — заметил я. — Они берут истину и искажают ее. Как ты думаешь, может быть, мне стоит написать ответственному за награды и спросить, есть ли Мейнард в списках кандидатов?
— Да, в самом деле, это было бы смешно.
— Как бы то ни было, — сказал я. — А что Бобби узнал в телефонной компании?
— Они сказали, что проверят. Сказали, что прослушивание телефонных переговоров является незаконным. Мы просили прислать кого-нибудь проверить, нет ли у нас «жучков», но они пока никого не прислали. Сказали, что проверят наш коммутатор.
— Коммутатор? Я и не знал, что переговоры можно прослушивать через коммутатор.
— Вот видишь, оказывается, можно.
— А «жучков» у вас действительно нет?
— Мы им сказали, что ничего не нашли, а они ответили, что мы, возможно, просто не там искали.
— Ну, по крайней мере, они обратили внимание.
— Они сказали, очень многие думают, что их прослушивают, когда их никто не прослушивает. Но все-таки обещали посмотреть.
— Надеюсь, они сдержат слово.
— Да.
— Я тебе позвоню вечером, когда вернусь из Девона, — сказал я. — Ну а если не вернусь… позвоню, когда смогу.
— Ладно, — сказала Холли. — Ты там осторожнее.
— Конечно! — машинально пообещал я, хотя оба мы знали, что это невозможно. Если жокей-стиплер будет слишком осторожен, призовых мест ему не видать. Бывают дни, когда ты даже домой добраться не можешь. Я был настолько суеверен, что никогда не назначал встреч на те дни, когда у меня были скачки, и, как и большинство жокеев, принимал приглашения с оговоркой «если смогу» и «если удастся».
