Данил Корецкий - Джекпот для лоха
– А что ты говорил? – насторожился Говоров.
– Что ты всем доволен и ни в какие авантюры ввязываться не станешь. Но это до поры… Сейчас ты весь правильный, в ледяной броне законов и правил, вот тебе все и по барабану. А когда тебя прожжет до самого сердца: или обидит дорогой человек, или влюбишься, тогда и захочешь всего: и денег, и квартир, и машин, в любой водоворот кинешься. Только как бы поздно не было! Под лежачий камень вода не течет. Пошли, Костя!
Дверь захлопнулась, и Говоров остался один.
«Чего-то мужики в мутное дело лезут, – подумал он. – И разговоры у них какие-то мутные…»
Он чувствовал себя правым. Но на душе отчего-то было муторно. И как-то незаметно он допил бутылку жгучей настойки, не чувствуя ее горечи.
* * *Утром, мучимый похмельем и голодом, но гладко выбритый Говоров спустился по лестнице на нижнюю площадку тёмного, провонявшего мочой подъезда и остановился у двухъярусного почтового блока, чтобы освободить ящик от очередной порции макулатуры. Два десятка ящиков «для писем и газет» были похожи на доты после проигранного сражения: раскуроченные амбразуры, закопчённые дверцы. Противник, в лице рекламных газетенок, победил некогда могучую и идеологически выверенную периодическую печать.
Листовки торчали из всех ящиков. Он вытащил одну. Желтоватая бумага, крупные синие буквы, которые можно читать даже при свете слабенькой сороковаттной лампочки:
Хочешь разбогатеть?
Обменяй ненужный мусор прошлого на реальное настоящее.
Ты много лет отпахал на «Сельхозмаше»?
И что заработал? Грыжу и несколько листочков цветной бумаги под названием АКЦИЯ.
Тебе обещали, что ты станешь богатым?
И, разумеется, обманули. Как всегда.
Теперь эти бумажки лежат у тебя в комоде. В коробочке из-под конфет.
Все еще надеешься, что когда-нибудь тебе выплатят дивиденды?
Держи карман шире. Они никогда не платят.
А МЫ ГОТОВЫ КУПИТЬ ТВОИ АКЦИИ ПРЯМО СЕЙЧАС!
ПО ВЫСОКОЙ ЦЕНЕ.
Тебе даже не нужно выходить из дому.
Тебе достаточно позвонить по телефону – и наш менеджер уже через полчаса привезет ТЕБЕ ТВОИ ДЕНЬГИ.
Звони круглосуточно. Номер многоканального телефона:
65-27-78
Опять акции! Андрей недоуменно усмехнулся. Сколько лет они никому не сдались, и вдруг как проснулись! Недавно Забор интересовался, вчера ребята рассказывали, теперь вот эти… Что же случилось, откуда такой интерес? Сунув листовку в карман демисезонной куртки, он вышел на улицу.
* * *Утром Фёдоров давал инструктаж скупщикам акций. Точнее, скорее давал им разнос.
– Вы освобождены от основной работы, вам установлены солидные премии, а вы одним местом груши околачиваете!
Перед ним, понурившись, стояли пять человек: два грузчика, делопроизводитель, бухгалтер и уборщица.
– Вы же хорошо знаете контингент…
– Кого? – спросила бывшая уборщица, а ныне полноправная представительница завода.
– Коллектив! Рабочих! Товарищей по труду! – разъярился Фёдоров. – Вы знаете, кто чем дышит, у кого сколько акций, кого чем можно прельстить. Пьющему – пару бутылок водки, непьющему – талоны на сигареты, всем остальным – деньги! Ходите по цехам и обращайтесь ко всем подряд. А ты… – Фёдоров указал пальцем на делопроизводителя – рыжего конопатого паренька, похожего на подростка. – Ты, Миша, человек развитой, язык у тебя подвешен, поэтому возьми с собой кого хочешь и обойди заводские дома. Там живут наши нынешние работники, и бывшие, и пенсионеры, и у всех есть то, что нам нужно! Вам все ясно?
Миша кивнул первым:
– Ясно!
– Тогда вперед! Заболтался я с вами, на важную встречу опаздываю!
На эту встречу Фёдоров поехал на такси. И вышел за три квартала до нужной улицы. А потом еще медленно шел, то завязывая шнурок, то останавливаясь перед витриной и пытаясь обнаружить слежку в отражениях. Потом плюнул: старую обезьяну поздно учить новым фокусам. Если всю жизнь не приходилось отсекать «хвоста», то и начинать не стоит!
Дальнейший путь он проделал без фокусов. Склады УМТС[5] – отрыжка прошлой жизни, когда все снабжение происходило строго централизованно и всего всегда не хватало. Давно не крашенный забор, обшарпанная проходная, охранник из прошлой жизни: старичок без огромной наганной кобуры и даже без ружья, зато с красной повязкой на рукаве и свистком, которые в былые годы должны были оказывать сдерживающее воздействие на нарушителей. И, как ни странно, оказывали.
– Я к Бескозырке, – кратко объявил он и глянул выразительно из-под надвинутой на глаза шляпы.
Давно ему не приходилось так представляться. Или ссылался на областное начальство, или приходил сам от себя – в последние годы этого было вполне достаточно. А с Егором Бескудниковым, по прозвищу Бескозырка, он «бегал»[6] еще по малолетке – сначала по воле, потом они вместе топтали зону, но он никогда не думал, что когда-нибудь придется воспользоваться авторитетом худощавого цыганистого пацана.
– Проходь, – буднично сказал сторож. – Знаешь куда? В конец территории, справа, склад покрышек…
Грязный, замусоренный двор, бесконечные лужи, похожие на бестолковых жуков автопогрузчики, нетрезвые работяги, стаи бездомных собак… Похоже, здесь еще не знали про перестройку, экономическую реформу и другие веяния нового времени.
Наконец, безнадежно выпачкав туфли, он добрался до большого ангара из проржавевшего гофрированного железа, с открытыми настежь огромными воротами. Без колебаний вошел, прошел в глубину, заглядывая во все закоулки.
Тот, кого он искал, молча сидел в дальнем углу, на троне из трех положенных одна на другую черных легковых покрышек. Густо дымя, курил папироску и пил пиво из жестяной банки. Это был высушенный жизнью, но жилистый мужчина неопределенного возраста в засаленной телогрейке и толстых черных штанах. Синие татуировки на пальцах выдавали его бурное прошлое.
– Блатным привет, бродягам – здрасьте! – окликнул Фёдоров, но Егор Бескудников не шевельнулся.
Когда-то его прозвали Бесом, но когда он вошел в силу и набрал авторитет, кликуха стала ему мала, да и по масти не подходила: чертями и бесами обзывают уголовную мелочевку, «шерстяную» шелупень. Сменить погоняло сложнее, чем поменять фамилию, хотя процедура эта не связана со сбором справок и хождением по инстанциям. Просто в один прекрасный день, в локальной зоне своего отряда, в ответ на обращение «Бес» Егор воткнул гвоздь в глаз обратившегося.
– Теперь я – Бескозырка, – негромко сказал он, бросая окровавленный гвоздь на «запретку».
И вся процедура. Причем все, кому надо, об этом молниеносно узнали. Больше желающих остаться без глаза не находилось, а Бескудников, без всяких заявлений, ходатайств и объявлений в газетах, стал Бескозыркой.
– Ватник тот же, беломорина та же, пиво то же, – сказал Фёдоров. – Только тогда банок не было, из бутылок пили.
– И сидели на корточках, а не на скатах, – скрипучим голосом ответил Егор. – Давно это было. Зачем пришел?
– Дело есть.
– Это и ежу ясно. Без дела не вспомнил бы корефана. Ты же у своих в авторитете? В бугры выбился?
– Так и ты тоже. Потому и пришел. Заказ разместить нужно.
– А ко мне почему?
Бескозырка говорил медленно и безэмоционально, что тоже подтверждало его длительный арестантский стаж. Там за «не такой» ответ, неверную интонацию или непродуманное слово – спрос серьезный. Перед тем как ответить, надо хорошо продумать: что сказать, какими словами и каким тоном. Поэтому опытные арестанты иногда производят впечатление полных «тормозов».
– Правильные люди рекомендовали.
– Это какие-такие «правильные люди»?
Впервые Бескозырка глянул Фёдорову в глаза – будто воткнул тот самый гвоздь прямо в душу. Но Ураган не отвел взгляд и даже не сморгнул.
– Вася Крупняк, например.
– А-а… Ну, давай, рассказывай.
Все, что было известно Фёдорову, это номера машин москвичей, их фамилии и нецензурные характеристики. Номера зафиксировала служба охраны на проходной, фамилии гостей сообщили из «Консорциума» перед приездом, а над характеристиками коммерческий директор поработал сам. Выслушав его, Бескозырка скривился, но тут же получил тяжелый толстый конверт, который перевесил чашу весов.
– Ладно, Уркаган… Хотя вообще-то так дела не делаются – надо хоть что-то самому подготовить.
– Я в обязаловке, бля буду! – сказал коммерческий директор «Сельхозмаша» и щелкнул ногтем большого пальца от переднего зуба.
Но Бескозырка покачал головой.
– Ты свойский базар[7] забывай. Ты уже не наш, а барыга[8]. Даже хуже – красный бугор[9]. Так и базарь по-вашему, я разберу…
Фёдоров пожал плечами.
