Эдгар По - Мистер Вальдемар
Обзор книги Эдгар По - Мистер Вальдемар
Эдгар Аллан По
Мистер Вальдемар
Нисколько неудивительно для меня, что необыкновенное дело мистера Вальдемара возбудило такое множество противоречивых толков. Следовало бы скорее удивляться, если бы такое происшествие прошло незамеченным. Но, благодаря желанию всех лиц, прикосновенных к делу, не разглашать ничего (по крайней мере, до времени или до новых испытаний в том же направлении), в публике стали распространяться самые преувеличенные рассказы, и создалась, наконец, целая легенда, вызвавшая, понятным образом, в свою очередь, среди некоторых лиц, уже полное недоверие к действительно непреложному факту.
В виду этого, я считаю своею обязанностью восстановить с точностью все подробности этого дела, – поскольку я был замешан в него. Я должен сказать, прежде всего, что месмеризм привлекал мое внимание уже целых три года и что, под конец, меня стал крайне поражать один весьма существенный пробел в производимых магнетизерами опытах, а именно, полное отсутствие случаев замагнетизирования людей in articulo mortis. Между тем, следовало удостовериться, во-первых, сохранял ли еще человек, в таком положении, способность к воспринятию магнетического влияния; во-вторых, если эта способность не исчезала, то усиливало ли ее или уменьшало данное положение; в третьих, насколько могли задерживаться при этом разрушительные последствия смерти. Были и другие побочные вопросы, но сказанные три возбуждали особенно мое любопытство, – и преимущественно последний, вследствие его громадного значения в практическом применении.
Я стал придумывать, на ком мог бы я произвести желаемый опыт и решил, что лучше всего может послужить мне мой приятель, м-р Эрнст Вальдемар, известный издатель «Вibliоthеса Forensica» и переводчик (под псевдонимом Исахара Маркса) «Валленштейна» и «Гаргантуи». Он жил, преимущественно, в Гарлеме (штат Нью-Йорк) и отличался чрезвычайною худобою всего тела, – ноги у него были как спички, – и еще крайним контрастом между его совершенно белыми бакенбардами и до того черными волосами, что все принимали их за парик. Человек он был весьма нервный и потому казался особенно пригодным для месмерических опытов. Я усыплял его, действительно, весьма скоро, однако, никак не мог достигнуть, при этом, тех результатов, на которые можно было рассчитывать ввиду его организма. Мне не удавалось вполне порабощать его волю и тоже доводить его до ясновидения. Приписывал я такой неуспех, главным образом, расстроенному здоровью субъекта. Доктора решили уже давно, что он в сильной чахотке. Он знал это и рассуждал совершенно спокойно о своей близкой смерти.
Было весьма естественно, что я, размышляя о желаемых опытах, подумал о м-ре Вальдемаре… Я слишком хорошо знал его твердость, для того чтобы усомниться в его готовности послужить на пользу науки, а родственников, которые могли бы не пожелать допустить опыта, у него вовсе не было здесь, в Америке. Поэтому, я поговорил с ним вполне откровенно и, к моему изумлению, он даже чрезвычайно заинтересовался предложенным опытом. Я говорю: «к моему изумлению», потому что, до этого времени, он относился без всякого сочувствия к моим экспериментам над ним, хотя подвергался им беспрекословно. Болезнь его была такого рода, что предсказать момент кончины было нетрудно, и он обещал мне предупредить меня за сутки до нее, по получении необходимого на то уведомления от врачей.
Теперь прошло уже слишком семь месяцев с того дня, в который я получил от м-ра Вальдемара записку такого содержания:
«Дорогой П.
Вам не мешает зайти ко мне теперь. Доктора Д. и Ф. говорят, что я дотяну только до завтрашней полуночи, и я думаю, что они не ошибаются.
Вальдемар»
Через четверть часа, я был уже в квартире умиравшего, при котором застал и докторов. Я не видел его в последние десять дней и нашел в нем страшную перемену. Это были одни кости и кожа! Лицо было свинцового цвета, глаза совершенно тусклые, но, несмотря на едва заметное биение пульса, больной сохранял полное сознание и даже известную физическую силу, так что говорил отчетливо, принимал успокоительное лекарство без посторонней помощи и даже заносил что-то карандашом в свою записную книжку, опираясь, в полусидячем положении, на подушки.
Пожав ему руку, я отвел докторов в сторону, чтобы расспросить их о положении пациента. Левое легкое у него было поражено хрящевидным перерождением уже года с полтора; верхняя часть правого страдала тем же, нижняя представляла из себя гнойную каверну. Помимо чахотки, врачи находили у пациента аневризм аорты; по их заключению, м-р Вальдемар должен был умереть в ночь с воскресения на понедельник; теперь у нас была суббота, семь часов вечера.
После ухода врачей, я снова подошел к больному и он стал настаивать на том, чтобы я, приступил к опыту тотчас же. В комнате были фельдшер и сиделка, но мне не хотелось начинать дела при одних этих свидетелях, компетентность которых могла быть заподозрена в случае какого-нибудь неожиданного явления. Я хотел, поэтому, отложить начало моего опыта до следующего вечера или хотя до нового прихода врачей; но, как раз кстати, пришел навестить больного один студент-медик, Теодор Л. Его присутствие вывело меня из большого затруднения, потому что м-р Вальдемар продолжал настаивать на немедленном начале опыта, да я и сам видел, что силы его заметно упадают.
Студент согласился очень охотно заносить на бумагу все явления, которых он мог быть свидетелем, и все, что я буду рассказывать далее, может считаться почти дословною передачею его заметок.
Было без пяти минут восемь, когда я, взяв м-ра Вальдемара за руку, попросил его заявить, по возможности явственнее, м-ру Теодору, что он, Вальдемар, сам желает, чтобы я замагнетизировал его в том положении, в котором он находится в данную минуту.
Он ответил слабым голосом, но совершенно внятно: «Да, желаю… боюсь только, что вы слишком долго откладывали».
Услышав это, я принялся тотчас за те пассы, которые оказывались наиболее действительными для него. По-видимому, первое поперечное прикосновение моей руки к его лбу произвело свое влияние, но затем, до начала одиннадцатого часа, то есть, до прихода обоих врачей, я не заметил более никакой перемены во всей внешности пациента. Они не препятствовали мне продолжать мой опыт, находя, что больной уже в последней степени агонии. Я приступил тогда к более энергичным пассам, не сводя пристального взгляда с правого глаза умиравшего. Пульс у него становился уже едва ощутительным, дыхание было хриплое, с промежутками в полминуты. Так продолжалось около четверти часа, потом из груди расстававшегося с жизнью вылетел глубокий, но уже естественный вздох, хрипение прекратилось, ноги стали холодны, как лед. В конце одиннадцатого часа, я заметил несомненные признаки месмерического влияния. Мутный взгляд пациента изменился; он принял теперь то выражение внутреннего созерцания, которое наблюдается исключительно только у сомнамбулов и в котором почти нельзя ошибиться. Еще несколько пасс – и веки лежавшего передо мною дрогнули, а потом и совсем закрылись. Но я не удовольствовался этим и продолжал свои манипуляции еще энергичнее, сосредоточивая, в то же время, всю свою силу воли на одном предмете. Телу пациента было придано, по возможности, самое спокойное положение.
Было уже за полночь, и я попросил врачей определить состояние м-ра Вальдемара. После самого тщательного исследования, они решили, что он находится в самом совершеннейшем магнетическом сне. Любопытство их было возбуждено в высшей степени. Д-р Ф. должен был уйти, но обещал воротиться с рассветом; д-р Д. решил продежурить всю ночь; студент-медик, фельдшер и сиделка тоже остались.
Мы не трогали м-ра Вальдемара до трех часов ночи; в это время я подошел к нему и нашел его совершенно в том же состоянии, в каком оставил его д-р Ф., а именно, пульс его был едва заметен, дыхание было уловимо лишь при приближении зеркала к губам, глаза были сомкнуты естественно, а члены были холодны и тверды, как мрамор. Но, в общем, перед нами был никак не труп.
Я стал водить своею рукою над рукой м-ра Вальдемара, с целью заставить ее следовать за моим движением. Такой опыт не удавался мне никогда, и я мало надеялся на успех и теперь, но, к моему изумлению, рука стала исполнять, хотя и слабо, все указываемые ей мною движения. Тогда я решился спросить: «Спите вы, м-р Вальдемар?» Он не ответил, но губы его слегка задрожали. Я повторил вопрос два раза, и при последнем моем возгласе по телу усыпленного пробежала легкая дрожь, веки его чуть-чуть приподнялись, обнаруживая линию белка, губы скривились, из-за них, едва слышно, раздались слова:
– Да… сплю теперь… Не будите… дайте умереть так.
Я дотронулся до его оконечностей; они были в том же окоченении, как и прежде. Правая рука повиновалась снова движениям моей руки. Я спросил снова:
