Дэвид Ливайн - Приют мертвых
— А Дидди навещает его там, — договорил Кенни.
— А как насчет Пака? Он тоже жив? Ведь и его музыка продолжает выходить, — не сумел сдержаться Пинат.
— Нет. По его музыке не заметно роста. Он на самом деле умер. По-настоящему застрелен в Вегасе.
— Заткнитесь, парни, — сурово приказал Кнут, и они замолчали. Стали смотреть, как из машин вылезают люди и заходят в дом. Судя по их расовому, половому и возрастному разнообразию можно было подумать, что они явились на собрание организации «Анонимные алкоголики» или идут на завод к началу вечерней смены.
— Смотрите, смотрите, — проговорил Чарли.
— Если бы латиносы и негры слили бы все эти деньги обратно в свои общины, в городе бы исчезла нищета, — заметил Кенни.
— Слушай, перестань говорить «негры», — предупредил его Пинат.
— Это почему же? Может, ты наслушался социальных работников? — поинтересовался Кнут.
— Прочел в газете, когда сидел в сортире, — рассмеялся Кенни.
— Не нравятся мне подходы, — нахмурился Чарли. — Слишком открыто. Соседи меня не пугают, если иметь в виду дома, стоящие неподалеку оттого, который нам нужен. Разбитые окна, грязные газоны и облупившаяся краска явно свидетельствуют о том, что они заброшены. Но это тупик.
— Да, машину может заблокировать всякий, кто приедет следом, — кивнул Кнут.
— У-гу, — промычал Пинат. — Но эта улица здесь только для виду. А есть еще проулок, идущий через весь Бельмонт.
Чарли почти с уважением посмотрел на него в зеркальце заднего обзора.
Они оказались у въезда в заваленный перевернутыми мусорными баками и рассыпавшимся мусором проулок, ведущий к задворкам дома на Тауб-авеню. К нему был пристроен гараж, но не было видно ни одной машины.
— Не лезь в него передом, — посоветовал Пинат. — Подай задом, чтобы можно было по-быстрому смотаться.
Чарли включил заднюю скорость и плавно повел «дюранго» к дому. Через ветровое стекло они видели, что Никси проделывает то же самое с машиной Пината. Добравшись до нужного места — примерно в десяти ярдах от задней двери, — Чарли перевел рычаг автомата в положение «стоянка».
— Ну…
— Пора! — Кенни выбил ладонью дробь о подушку сиденья. Он распахнул дверцу, и его примеру последовали остальные. Подошел к багажнику и открыл крышку. Подал Кнуту алюминиевую бейсбольную биту, себе взял запаянную с обеих сторон трубу с металлической начинкой, а для Чарли — фонарь на шесть батарей. Это в дополнение к «смит-и-вессону» — «сигма», который Чарли обычно затыкал за пояс, когда они шли на дело.
— Так-таки и не хочешь с нами? А то бы позабавился, — предложил Чарли Пинату.
Кенни крутанул трубой, как заправский громила из какого-нибудь кровопускательного кино, и прикрикнул:
— Ва-а!
— Нет, — ответил Пинат. — Давай бабки и тормозни секунд на тридцать, чтобы мы успели смотаться.
Чарли вынул из кармана деньги — десять хрустящих банкнот по сто долларов.
— Скоро поговорим о следующем заходе и кое о чем другом.
— Заметано, — кивнул Пинат, поспешил к своей машине и забрался на пассажирское сиденье.
— Давай, гони! — Он оглянулся назад и увидел, как Чарли запирает запасным ключом «дюранго», у которого продолжает работать мотор. — Эти Шлегели просто больные. Точно больные.
Бэр вел машину так, словно хотел прошибить темноту. Высадив Сьюзен, он даже не заехал домой. То, что она сказала, отложилось у него внутри тяжелым холодным грузом, и он ничего не мог с этим поделать. Бэр понимал, что такое известие порадовало бы большинство людей, но он не принадлежал к большинству. И каждый день жил с этой мыслью. У него был ребенок. Была жена. И он испытал распирающую грудь радость оттого, что они рядом. Но все это умерло — в буквальном и переносном смысле, и с тех пор он вел совершенно иную жизнь. Ведь для того, чтобы иметь ребенка, мужчина, как говорят экономисты, должен играть на повышение, а его дни неуемного оптимизма давно канули в Лету. И его время со Сьюзен тоже подходило к концу, в этом Бэр не сомневался. Они хорошо ладили, но она еще только дитя, и если честно взглянуть на вещи, так все и должно завершиться.
В машине хранились пара джинсов и ноутбук. Бэр переоделся и, подъехав к кофейне, где имелся беспроводной доступ в Интернет, остановился на стоянке. Используя специальный код, вошел в платную базу данных, затем набрал телефонный номер, значившийся в записной книжке Аурелио под буквой «Ф», и получил адрес: Уэстэльм-авеню.
Подъехал к дому и остановился рядом. Это было широко раскинувшееся двухэтажное, недавно оштукатуренное строение. Его скорее всего построили тридцать или сорок лет назад в качестве мотеля, а затем переоборудовали под жилье. Бэр вычислил квартиру 11–6 в углу на втором этаже. Шторы были задернуты, и внутри не горел свет. Он перевел взгляд на одну из дверей прямо перед ним на первом этаже. Потянулся к перчаточнику, извлек из него «рыбий глаз», вылез из машины и стал подниматься по лестнице.
Несколько раз постучал в дверь и, не получив ответа, ударил в нее со всей силы. В квартире никого не было, или люди не желали открывать. Бэр попытался заглянуть между штор, но мало что увидел. Оглянулся и, убедившись, что поблизости никого нет, воспользовался тем, что взял в перчаточнике, — прибором, позволяющим смотреть сквозь замочную скважину. Приложил к отверстию коническое пластмассовое устройство и прильнул к окуляру. Выпуклая линза давала суперпанорамную картину внутренности квартиры. Широкоугольный объектив и темнота искажали изображение, но Бэр понял, что квартира пуста.
Внезапно за его спиной раздалось хриплое покашливание. Бэр закрыл ладонью «рыбий глаз», разогнулся и увидел пожилого костлявого чернокожего. Его глаза опухли, а лопнувшие сосудики превратили белое пространство вокруг радужки в красное.
— Кого вам надо, офицер? — Он горбился и, явно страдая хромотой, опирался на палку.
— А ты кто такой? — категорично, на манер полицейского, переспросил Бэр.
— Эзра Бланчард, — ответил чернокожий. — Я здешний помощник управляющего. А сам управляющий работает в конторе.
— В таком случае ты знаешь, кого мне надо.
— Флавия больше с нами не живет, — в голосе старика появилась дрожь. «Вот это и есть мое „Ф“», — подумал Бэр. — Отправилась в такое место, где ей лучше, — покашливая, продолжал Эзра. Бэр пытался понять, выражается ли он буквально или это его поэтическая метафора, и женщина действительно умерла.
— Когда?
— Недавно. — Старик ненадолго задумался. — Две недели назад.
— В середине месяца?
— Ее квартира была еще оплачена, но она очень спешила.
— У тебя есть ее адрес?
— Обещала мне прислать, чтобы я направлял туда ее корреспонденцию и пенсию. Но просила, чтобы я никому не давал.
— Понятно, — буркнул Бэр.
— Но так и не прислала. Наверное, забыла. Или передумала.
По мере того как старик говорил, его поза становилась все более напряженной.
— Что с тобой произошло, приятель? Упал с лестницы? — Бэр пытался понять, что творится в голове за опухшими, покрасневшими глазами старика.
— Не совсем, — после долгого молчания ответил Эзра.
— Кого она опасалась? — Бэр знал, что иногда такой резкий поворот в беседе — лучший способ разговорить тех, кто не умеет лгать.
Эзра только пожал плечами.
— Все это прекрасно, — жестко продолжал Бэр. — Но в данном случае «не могу сказать» не пройдет.
Эзра поежился.
— Ну, раз это полицейские дела… Насколько могу судить, она хотела скрыться от того подонка, с которым встречалась.
— Это он тебя избил?
Старик немного поколебался и кивнул.
— И кто же он такой?
— Не знаю его имени. Он дожидался Флавию в машине и куда-то увозил. Иногда они возвращались очень поздно, и он заходил к ней. Но всякий раз исчезал до наступления утра.
— Каков он на вид?
— Белый хлыщ. Молодой. Шести футов ростом. Долговязый, сухопарый. Лохматый, волосы каштановые. Громко топал по лестнице и любое время суток. Если Флавии не было дома, орал и весь вечер ломился в дверь. Настоящий подонок этот парень.
— Ты видел, чтобы он грубо с ней обходился или к чему-то принуждал?
— Нет.
— Тогда почему считаешь, что она хотела от него скрыться?
— Так оно и было. С тех пор как она уехала, он появлялся здесь несколько раз. В последний — двадцать минут колотил в дверь, пока я не вышел и не поговорил с ним. Попросил его вести себя тише. Сообщил, что Флавия уехала. Сказал, что у меня нет ее адреса, и попросил уйти. Он ответил, чтобы я валил подобру-поздорову, если не хочу оказаться в реке и оттуда слушать, как гудят поезда.
— Что бы это значило?
— Так сказал этот подонок: «Или ты мне скажешь, где она, или поплывешь по течению вдоль долбаной железки». Только он произнес не «долбаной», а гораздо хуже. Я сразу понял, что он нехороший человек.
