Рид Коулмен - В Милуоки в стикбол не играют
– Пожалуйста, Дилан, не…
– Отвечай, черт возьми, на вопрос!
– Что я сделала не так? – задрожал ее голос. – Почему ты хочешь вот так меня обидеть?
– Я не обижаю тебя. Я делаю тебе одолжение. А теперь сделай и ты мне одолжение – катись от меня прочь!
Наступило молчание. Ни мольбы. Ни шагов. Ни рыданий. Потом:
– Я тебя ненавижу. Я тебя за это ненавижу!
В этом мы сошлись. Подождала ли она еще мгновение или побежала по коридору, сказать не могу. Я был слишком занят, задыхаясь от жалости к себе, чтобы обратить внимание.
Вина
Я наблюдал, как Макклу с сумкой в руке входит в зал ожидания. И снова его вид встревожил меня. Не то чтобы я забыл, какой усталый и расплывшийся он пришел на похороны моего отца, но не поставил первым пунктом в своем списке первоочередных дел: докопаться до причин, заставивших его так неожиданно набрать вес. Но, набрал он лишний вес или нет, он все равно оставался профессионалом и следовал моим инструкциям буквально. Он не стал искать меня в толпе, хотя знал, что я наблюдаю за ним. Подтвердив в прокате получение автомобиля, Джон направился к ряду телефонов-автоматов сразу направо от вывески Торговой палаты Риверсборо. Я смотрел, как он медленно набирает цифры, поглядывая на клочок бумаги. Футах в семидесяти пяти от него, на противоположном конце терминала, зазвонил другой телефон. Я снял трубку.
– В детстве ты, видимо, слишком увлекался фильмами Хичкока, – сказал он – Уверен, что весь этот балаган плаща и кинжала необходим в таком дерьмовом городишке? Господи Иисусе, Клейн, да закусочная в Шипсхед-Бэй больше их аэропорта.
– И сырный пирог там лучше, но посадить на их парковке вертолет почти невозможно. Поверь мне, Джон, эти предосторожности необходимы. Как я сказал тебе вчера по телефону, у меня на хвосте постоянно висят два этих шута. Я точно оторвался от них по пути сюда, но не уверен, что за мной не пристроили кого-то, кого я не заметил. Ты забронировал номер в «Старой водяной мельнице»?
– Да.
– Отлично. Как хорошо, что ты приехал, – с улыбкой сказал я. – Я блуждаю тут в потемках, спотыкаясь о свой член.
– Готов поспорить, что ты проделываешь с ним не только это.
Я пропустил эти слова мимо ушей и назначил встречу в своем номере через час.
– Клейн!
– Да.
– Я останусь на линии, когда ты повесишь трубку. Если кто-то следит за тобой, кроме двух известных тебе ребят, я его засеку.
– Спасибо.
Обратный путь в гостиницу лежал мимо Сайклон-Риджа. Подъемники были практически пусты, я заметил лишь несколько одиноких душ, съезжавших вниз по трассе. Ничего удивительного. Смерть на склонах не прибавляет популярности. Однако со временем об этом забудут. Газеты займутся другими событиями, и люди вернутся. Несчастные случаи время от времени происходят. Как и убийства. А здесь произошло именно убийство. Я чувствовал это спинным мозгом. И еще я чувствовал свою ответственность. Потому что так же точно, как то, что в небе сияет солнце, я знал, хотя, возможно, никогда не смогу этого доказать: если бы Стивен Маркем со мной не встретился, сегодня он был бы жив. Я не был и близко столь же уверен, что знаю, как жить с такой виной. Долог спуск с горы.
Вернувшись в «Старую водяную мельницу», я даже не посмотрел, кто сидит за стойкой портье, и двинулся прямиком в свой номер. Когда я вошел туда, чья-то сильная рука схватила меня за ворот и уложила на пол. Во рту у меня оказался ворс ковра, руку до боли завели за спину. Что-то круглое и очень холодное ткнулось в нежное местечко за ухом. Затем, в течение одного мгновения, показавшегося вечностью, я услышал, как защелкнулся дверной замок и металлически лязгнул предохранитель пистолета.
Меня подняла, но не рука Господа, а рука Макклу.
– Идиот! – Он встряхнул меня. – Ты невнимателен.
– Теперь я весь внимание.
Мы обнялись. Отстранившись, Джонни пристально всмотрелся в меня. Чувствовалось, что увиденное ему не нравится.
– Что с тобой?
– Да так, ничего, Джон. – Я освободился от его хватки. – Только что умер мой отец. Пропал мой племянник. Я провалился в Голливуде. Умудрился получить перцовый спреем в глаза, побывать в тюрьме и поспособствовать убийству. А вчера вечером, поскольку я был слишком занят выбиванием из себя дерьма, чтобы заметить, что я делаю с другим человеком, я разрушил, возможно, самые восхитительные отношения, которые были у меня в жизни. Так что ничего, Джон, все в порядке.
Задрав штанину, он убрал в кобуру свою пушку тридцать восьмого калибра.
– Кончай себя жалеть или лучше возвращайся домой. Ты никому не принесешь пользы, если собираешься заниматься самоедством. Я не могу одновременно приглядывать и за тобой, и за собой.
– Почему? У тебя проблемы со зрением? – поинтересовался я.
– С глазами у меня все в порядке. Просто, похоже, слишком много народу интересуется твоей тощей еврейской задницей. Не уверен, что смогу уследить за всеми. Может, стоит присвоить им номера, как заказам в кафешках?
– За мной следили?
– Да, – подтвердил он. – Один парень похож на серфера, только в лыжном костюме. Ну, ты знаешь этот тип: выгоревшие на солнце волосы, навороченные темные очки, мускулатура от сих до сих. Видел такого?
– Половина населения Риверсборо так выглядит. А вторая половина похожа на самого толкового ученика третьего класса, только крупнее и с плохой кожей.
– Второй парень из федералов. В специальных группах я работал с сотней таких, как он. По тому, как он одевается, на спине у него может быть напечатано ФБР, АТО или АКН[12]. Беда этих ребят в том, что их учат-учат не афишировать, кто они такие, но это выше их сил – не сообщить об этом всему миру. Однажды я вел наблюдение, было уже очень поздно, и длилось оно уже несколько часов. Мы рассказали все анекдоты, все похабные истории, все истории про секс, какие могли вспомнить. В конце концов я повернулся к одному из тех фэбээровцев и спросил, почему он стал федералом. Знаешь, что он мне ответил? – Макклу начал смеяться.
– Нет.
– Он говорит, что специальный агент ближе всего стоит к супергерою. Ну не долбаный ли придурок, а?
– Хорошо, что мультики про Супермена ему понравились больше, чем про бегающую кукушку.
Мы оба посмеялись над этим. Потом примолкли.
– Люблю тебя, приятель. – Он снова обнял меня, но очень крепко, почти с отчаянием. – Просто хочу, чтобы ты это знал.
– Я знаю это, Джон, знаю.
– Вот и хорошо. – Он отпустил меня. – Давай-ка заглянем в мини-бар. Нам надо о многом поговорить перед нашим завтрашним путешествием.
– Куда мы едем?
– В тюрьму.
– Я уже там был. Меня выпустили.
– Не в эту тюрьму, – сказал он. – И не волнуйся, мы там не задержимся. Всего лишь свидание.
– С одним из твоих родственников? – поддел я.
– Нет, дурья башка, с Валенсией Джонс.
– Как тебе…
– Не спрашивай, – приказал Макклу. – Не спрашивай.
И я не стал. Джон был на полпути к мини-бару, когда в дверь постучали. Это оказалась Кира. Сердце у меня забилось в горле. Макклу шепотом приказал мне отделаться от нее. Вместо этого я в некотором роде отделался от него. Он прекрасно поместился в стенном шкафу.
Когда она вошла, по щекам ее текли слезы. Я открыл рот, но не смог издать ни звука. Есть обиды, извиняться за которые значит нанести оскорбление. Я упал на колени и прижался щекой к ее животу. Кира погладила то, что осталось от моих седых волос. Поцеловала меня в макушку и сама опустилась на колени. Поцеловавшись, мы уже не могли остановиться. И я уже больше ни секунды не помнил о Джоне Фрэнсисе Макклу, прятавшемся в стенном шкафу.
Младенец Иисус на Рождество
Она не позволила мне объясниться за предыдущий вечер. Насчет демонов Кира все понимала. По большей части, сказала она, мы говорим за них. Иногда они говорят за нас. И когда она поклялась, что не испытывает ко мне ненависти, я почти поверил ей.
Ей стало любопытно, куда это я отправляюсь на целый день из города, но я ушел от ее расспросов. Если бы Макклу не сидел в шкафу, я, может, и рассказал бы Кире о нашей поездке к Валенсии Джонс. Но Макклу просто сдвинут на безопасности, и, поскольку он запретил посвящать в детали нашего расследования моего родного брата, думаю, ему не очень понравилось бы, что я рассказываю об этом своей девушке. Обняв напоследок Киру, я отправил ее восвояси.
Закрыв одну дверь, я открыл другую.
– Я восхищаюсь тобой, Джон. Надо иметь смелость, чтобы начать лазать по шкафам в таком возрасте.
– Начать бег! – Он достал револьвер. – Я дам тебе пять минут форы. Столько мне понадобится, чтобы вернуть чувствительность ногам.
– Прекрати жаловаться. Я иду в душ.
– Я могу пожаловаться только на то, что не мог видеть. В следующий раз, – он подмигнул, – я спрячусь за шторами. На слух она невероятна, но ты меня разочаровал, Клейн. Ни разу не запросил пощады, не заверещал, как поросенок.
