Рашид Кешоков - По следам карабаира. Кольцо старого шейха
Манаф замычал, замотал головой, как бы отказываясь верить в реальность происходящего. И, потянувшись к коробочке, которую протягивал ему Шукаев, тотчас же, словно обжегшись, отдернул руку…
— Ну! — теряясь в догадках, требовательно и жестко сказал Жунид, наступая на него и по-прежнему держа коробку с кольцом в вытянутой руке. — Ну!
Кроме этого невразумительного междометия он не мог сказать ничего другого, потому что не знал, чему приписать испуг, и мистический ужас, и нескрываемую алчность, одновременно отразившиеся на лице глухонемого.
И он был вознагражден. И за смелость, и за осторожность.
Манаф снова подошел, не спуская глаз с губ Жунида, будто не веря себе и ожидая подтверждения. Так ли он понял, что от него требуется.
Дараев тоже инстинктивно почувствовал, что необходимо еще одно, может быть, совсем небольшое усилие, чтобы истина, наконец, открылась перед ними. Он взвел курок и повторил шукаевское «Ну!»
Манаф трясущимися руками взял жестяную коробку, как будто это по меньшей мере была гремучая змея, и снова посмотрел на Шукаева.
— Быстро! Ну!
Глухонемой полусогнулся в поклоне, перестав сомневаться. Движения его стали точными и вкрадчивыми, теперь он словно не замечал присутствия в мастерской посторонних.
Сел на вертящийся стул, с ловкостью, которой трудно было ожидать от его толстых, как сардельки, пальцев, вынул кольцо, вставил в тисочки и выдвинул из стола ящик с инструментами.
Надев на голову обруч из легкого металла, оканчивающийся впереди линзой, как у врача-ларинголога, повертел винт, подгоняя стекло по своим глазам, и, вооружившись длинной, похожей на зазубренную иглу пластинкой и миниатюрными щипцами с фигурными вырезами на рабочей части, принялся ворожить над кольцом.
Из тисочков торчала коронка перстня — конусообразное утолщение, оканчивающееся овалом, в который и был вправлен александрит. Такие массивные, скульптурно-выпуклые перстни изготавливались, как стало известно Жуниду недавно, только дагестанскими народными умельцами.
Они оба подошли к Манафу став у него за спиной.
Бахор тоже не выдержала и стала с другой стороны. Лицо ее взялось красными пятнами, глаза лихорадочно блестели.
Жунид и Вадим переглянулись. И они были не на шутку взволнованы странной сценой.
Манаф зажал щипцами шишак перстня, покрытый мельхиоровой зернью, а пластинкой поддел овальный ободок, толщиной не более полумиллиметра, как видно, удерживающий камень.
Ободок щелкнул и соскочил на сукно.
Глухонемой вынул пальцами александрит, небрежно швырнул его на стол и, как фокусник, крутнув ручку тисков и подхватив перстень, перевернул его и потряс.
В отверстие, где до того находился камень, выпало на стол что-то сверкающее, рассыпав по зеленому сукну желтовато-голубые блестки преломленного света.
Манаф глубоко вздохнул и уронил руки на колени.
Жунид взял выпавший из перстня камень и поднес его к свету. Камень заиграл, заискрился голубыми, оранжевыми, зеленовато-розовыми бликами.
— Что это? — срывающимся голосом спросил Вадим Акимович.
Манаф сидел не двигаясь, как человек, внезапно лишившийся сил. Бахор, как завороженная, судорожно вцепилась побелевшими пальцами в бортик стола, смотрела на блистающую точку в руках Жунида.
— Это «катрантун таниятун». В переводе с арабского — «вторая капля». Один из бриллиантов персидского шаха. Собственность Ротшильдов, а затем — Самуила Чернобыльского. Двадцать шесть с половиной каратов! Целое состояние! — любуясь алмазом, торжественно сказал Шукаев. — На эту стекляшку можно построить целую танковую колонну или эскадрилью самолетов! Не зря мы, Вадим, работали почти два месяца! Меня теперь меньше будет мучить совесть, что люди воюют, а мы тут…
— Меня тоже, — сказал Дараев, принимая бриллиант из рук Жунида. — Красив, ничего не скажешь. Губа не дура была у восточных правителей.
— Да-а-а…
— Я пойду за Анваром? — возвращая камень, спросил Дараев. Пусть увозит их в КПЗ, — он кивнул на Бахор и Манафа. — Мы с тобой еще поковыряемся здесь. Без ужина выдержим?
— Выдержим. Пусть Шахтанов за нами вернется, как только оформит арест. И пусть возьмет с собой любого ювелира, нотариуса, понятых и усиленную охрану…
* * *Ни поужинать, ни поспать им в ту ночь не пришлось.
Старший лейтенант Анвар Шахтанов вернулся из управления, куда сдал Манафа и Бахор, с целой командой. С ним приехал заспанный нотариус, худой старичок в пенсне с золотушным больным лицом, эксперт дербентской ювелирной конторы, заместитель начальника управления НКВД, понятые — два пожилых мужчины, тоже, видно, недавно поднятые с постели и не очень понимавшие, чего от них хотят, и охрана — шесть человек, вооруженных карабинами.
После составления тут же, на месте, необходимых документов, удостоверявших, при каких обстоятельствах обнаружен бриллиант голубой воды под названием «вторая капля» или по-арабски — катрантун таниятун, камень был торжественно упрятан в привезенный из управления переносной сейф, сразу же опечатанный сургучом, и на двух машинах, в одной — сотрудники милиции и госбезопасности, в другой — охрана, препровожден в городское отделение Госбанка.
Конечно же, были и восклицания, и расспросы, и обычные в таких случаях полуфантастические предположения, немало утомившие обоих друзей. Лишь когда машины уехали, оставив Жунида и Вадима с понятыми и Анваром Шахтановым, они, наконец, облегченно вздохнули.
— Да-а-а… наделал ты шуму, — восхищенно сказал Дараев, в изнеможении садясь на стул. — Дербент… да что Дербент — весь Кавказ такого, наверное, сто лет не слыхал…
Жунид посмотрел на часы.
— Идем дальше. Промедление сейчас, как говорят, смерти подобно. Я попрошу вас, Анвар, оказать нам еще одну услугу.
— Располагайте мной…
— Надо съездить на Дербентскую и на Таборную, в слободку. Выяснить, как там дела. А мы закончим здесь обыск, опечатаем дом и будем вас ждать. Кстати, я забыл… Нужно, по крайней мере, двух человек на охрану этого дома. И что бы они сменялись..
— Есть. Организую!
— Вы уж простите нас за доставленные хлопоты, — сказал Вадим Акимович.
— Ну, что вы! — внешне невозмутимое, спокойное лицо старшего лейтенанта Шахтанова светилось удовлетворением. — Да вы мне не хлопоты доставили, а такое удовольствие… Честно говоря, я не думал, что в наше время возможны такие вещи! Я имею в виду бриллиант. Если позволите, я буду с вами до конца, пока мы не выловим эту шайку!
— Спасибо, — благодарно кивнул Жунид. — Тогда поезжайте.
Обыск у Омара Садыка еще раз показал, что ювелир заранее подготовился к приему незваных гостей. В глухом подвале — скорее подземелье, — ход в которое они обнаружили под большим сейфом, не было ничего, кроме инструментов и пустой старинной шкатулки. На дне ее, обтянутом бордовым шелком, Жунид обнаружил с помощью лупы пылинки золота. Здесь, видно, шейх хранил драгоценности.
В нескольких коробках и ящиках лежали тщательно упакованные и пересыпанные мятой ковры, халаты, штуки тончайшего индийского шелка, серебряная посуда — вазы, кальяны, подносы и кубки. Несколько пар сафьяновых чувяк, искусно расшитых восточным узором. Все это было увязано, упаковано. Омар Садык, по-видимому, захватил с собой лишь самое ценное, не занимающее много места, возможно, рассчитывая вернуться за остальным. Но то, что хозяин задумал бежать, было совершенно ясно. В комнатах шкафы и шифоньеры стояли полупустые. Полы и стены ничем не покрыты. От висевших на стенах ковров остались только прямоугольные следы невыцветшей побелки.
Составив протокол обыска и опись найденных вещей, Жунид и Вадим отпустили понятых.
Шел второй час ночи.
Шахтанов приехал возбужденный. На Дербентской, 21 был арестован Алексей Буеверов. Спутнику его (они явились после полуночи вдвоем) удалось бежать, легко ранив ножом Хайдара Латипова. Нож только скользнул между ребер, слегка вспоров кожу. Хайдар стрелял по беглецу, но, кажется, не попал. Что же касается дома барона в слободке, то туда до сих пор никто не являлся.
Анвар Шахтанов привез с собой двух милиционеров, которые остались дежурить в усадьбе Омара Садыка, возле опечатанного дома.
По приезде в управление, где было уже довольно многолюдно, несмотря на поздний час (история с бриллиантом всколыхнула работников аппарата), их ожидала еще одна неожиданность. Туда только что явилась смертельно уставшая, едва державшаяся на ногах Маргарита Сундунова, подруга Феофана третьего.
* * *Одна из пуль Омара Садыка ранила под Ритой лошадь. Доскакать ей удалось только до подножья скалы, на которой возвышалась древняя сторожевая башня. С трудом устояв на ногах после того, как лошадь пала, цыганка пошла пешком.
