Рашид Кешоков - По следам карабаира. Кольцо старого шейха
«Вспомнила Феофана, — догадался Шукаев. — И здесь — любовь. Своя, ущербная, вывернутая наизнанку, но любовь».
— В убийстве участвовало три человека. Кто третий.
— Парамон на стреме стоял. Парамона знаешь?
— Будулаева? Знаю. Мы его арестовали. А в убийстве людей с Шахарской фабрики кроме Одноухого Тау и Буеверова, кто еще замешан. Кто там третий?
Рита снова мотнула головой.
— За Рахмана не знаю. Толстый там был. Петрович, значит. И Хапито.
Итак, все подтверждалось. Шукаев с грустью подумал как поздно, когда это уже почти ничего не меняет, получил он неожиданное признание цыганки, которая сама пришла с разоблачением главарей шайки. Случись вчерашние события в башне месяцем раньше, и не было бы долгой, кропотливой работы, топтания на месте, ошибок, новых преступлений. А сейчас… Сейчас Рита Сундунова лишь подтвердила и уточнила то, что в общих чертах ему уже было известно.
— Где Паша-Гирей?
Она передернула плечами.
— В Новороссийске. Контрабандой промышляет. Где живет, не знаю. В порту отирается.
— Вас мы задержим пока, — сказал Шукаев. — Подробный разговор с вами еще, конечно, будет. Сейчас просто нет времени.
Рита оживилась. Опять зло сверкнула глазами.
— Не дайте ему удрать! Он это может! Не дайте ему уйти! — требовательно заглядывая в лицо Жуниду, сказала она.
— Не дадим. Можете быть спокойны, — он уже хотел вызвать конвоира, чтобы цыганку увели, но вспомнил, что должен задать ей еще один вопрос.
— Как вы добрались до башни? Кто давал лошадей?
— Жабраил, табунщик конефермы в урочище Халкол Аушев его фамилия.
— Опять давний знакомец, — покачал головой Шукаев, поворачиваясь к Вадиму Акимовичу. — Видно, мало они все были наказаны. Построже бы надо…
Когда цыганку увели, Жунид потянулся, расправил плечи, помотал головой, словно стряхивая сонливость, и встал.
— Ну, Анвар, теперь мы и вовсе не попадем в отведенные нам номера. К черту гостиницу! Давайте ваш газик и — в урочище. К утру мы должны быть у Аушева, а еще через час-полтора — в башне. Сделать сейчас нужно вот что срочно доставить сюда Арсена Сугурова с Таборной — в дом Феофана больше никто не явится. Снять засаду с Дербентской — Абдул нам тоже пригодится. Кроме того, — дать молнию в Новороссийск. С приметами Омара Садыка, Хапито Гумжачева и Акбашева. Если они будут в Новороссийске обнаружены брать сразу — по одному по двое как придется. Приметы всех троих дадут вам Вадим Акимович и Арсен. Вот и все. Сделайте это Анвар и больше я вас не смею эксплуатировать.
Старший лейтенант насупился затеребил ремень своей портупеи.
— Я что-нибудь не так сказал — заметив его состояние спросил Жунид.
— Нет что вы Все правильно. Но если я не помешаю я тоже хотел бы.
— Ехать с нами?
— Да.
— Люблю прямоту, — улыбнулся Шукаев. — И характер. С удовольствием примем вас в компанию.
— А как с Буеверовым? — спросил Дараев.
— Его допрашивать некогда. О том, что он — один из убийц Барсукова и Кумратова, сомнений нет. А к показаниям цыганки он вряд ли сейчас что-нибудь добавит. Главное — не упустить Омара Садыка. Он для нас даже важнее, чем Гумжачев.
* * *Через полчаса они уже ехали к урочищу Халкол. Ночь была темной: тучи густо закрывали небо, на котором не мерцало ни одной звезды. Душный воздух застыл, наполненный запахом пыли и привядших от дневного зноя трав. Шоссе виляло между холмов, подбираясь к предгорьям.
За рулем сидел Анвар Шахтанов, прямой, уверенный в себе и, судя по улыбке, блуждающей на его тонких губах, чрезвычайно довольный, что он ввязался в эту ночную поездку и, если повезет, будет принимать участие в поимке опасных преступников.
Вадим Акимович, тоже уставший, вдруг почувствовал, что его уже не клонит ко сну, — как на допросе Риты, и, посмотрев на часы, покачал головой. Половина четвертого. Теперь с новой силой захочется спать уже на рассвете, когда на горизонте, над горами, забрезжит светлая полоса зари.
— Жунид, — сказал он, положив руку на плечо Шукаева… — У меня давно вертится на языке несколько вопросов…
— Задавай. Теперь темнить не стану, — весело сказал Шукаев. — Наверное, почти на все сумею ответить.
— Скажи… почему ты тогда послал в Дагестан одного Арсена? Вон что здесь, оказывается, творится, в Дербенте.
Жунид понимающе кивнул.
— Скажу. Во-первых, я не мог знать, что главари банды здесь. Во-вторых, — по поводу мельхиорового кольца у меня тогда ничего не было, кроме смутных, признаюсь честно, довольно-таки фантастических догадок… И, в-третьих, главным тогда было расследование убийства работников фабрики, а не кольцо. Кроме того, мне хотелось дать возможность Арсену поработать самостоятельно. Он доказал, что умеет это делать.
— Ну, да, — возразил Сугуров. — Сразу расшифровался.
— И привез кучу важных сведений.
— Еще вопрос.
— Давай.
— Хапито и Паша-Гирей бежали из тюрьмы седьмого апреля. Когда они успели попасть в шайку Садыка?
— Многого ты от меня хочешь. Тут я могу только предполагать. Очевидно, они шли к Феофану. И потом — ответ на этот вопрос будет зависеть от выяснения подлинного имени ювелира. Возможно, и Хапито, и Паша-Гирей знали его раньше.
— У тебя на этот счет есть что-нибудь?
— Есть. Меня навела на размышления кличка «Хан» и религиозный сан Омара Садыка. Он совершил паломничество в Мекку в свое время. Не так уж много хаджи осталось на Кавказе.
— Кого ты имеешь в виду?
Шукаев замялся.
— А сказал — на все отвечу.
— Ладно, шут с вами. Восемь лет назад в осетинском ауле Докбух мне пришлось побывать у одного хаджи. Звали его тогда Балан-Тулхи-Хан. Мне было известно, что он большой знаток золотых вещей и драгоценностей. И настоящее его имя я тогда установил…
— ??!
— Лялям Балаев.
— Ты хочешь сказать…
— Ничего я не хочу, — притворно рассердился Жунид. — Одно мне ясно: если Омар Садык окажется Лялямом Балаевым, — все станет на свои места. Он был освобожден по делу карабаира досрочно, — настояла на этом Азиатская мусульманская лига — и, поселившись в Дагестане, начал понемногу собирать рассеянные остатки унароковской шайки. Но, повторяю, пока это всего лишь мои предположения.
— Уголовники, оказывается, тоже имеют организаторские способности, — сказал Сугуров.
— И немалые, Арсен. Допрашивая Парамона Будулаева, я почти убедился, что первым условием для приема в шайку было мокрое дело с крупным ограблением. Лялям Балаев, если это действительно он, не хотел рисковать и не доверял тем, кто отсидел сроки, а, тем более, был освобожден досрочно, как Рахман или Буеверов. Не поверил он, видимо, и бежавшим Гумжачеву и Акбашеву. Старый пройдоха вообще отличался повышенной подозрительностью. Хочешь завоевать доверие — рискни на убийство и внеси солидный куш. Так, мне думается, и пришлось поступить Хапито и Паше-Гирею в Дербенте, а Рахману и Буеверову — в Черкесске. Зубера Нахова и Парамона Будулаева он связал с торговлей поддельными драгоценностями, которые изготавливались в его мастерской. Пока мы с тобой не нашли этому вещественного подтверждения, кроме колец Паритовой, но, я убежден, найдем. Остается еще одно.
— Что? — не выдержал Маремкулов, старавшийся не пропустить ни одного слова из этого разговора.
— Выяснить, как камень попал к Чернобыльскому и при каких обстоятельствах был украден. И тут, сдается мне, нас ждет открытие…
— Я, кажется, понимаю, — перебил Вадим Акимович. — Ты помнишь, как остолбенел Чернобыльский, когда ты показал ему перстень? Он знал! Он знал, что там — бриллиант!..
— Вполне возможно, — согласился Жунид. — И я того же мнения. Вернемся в Черкесск и сейчас же проверим.
— А можно мне вопрос, Жунид Халидович? — решился Арсен Сугуров.
— Давай, пока я добрый.
— Где, по-вашему, те четыреста шестьдесят тысяч, которые похищены у Барсукова?
Жунид неприметно улыбнулся.
— С полной уверенностью сказать не могу, но, по-моему, деньги находились у Бекбоева до 14 июня. Пустить их в ход они не могли, потому что номера краденых купюр были известны и Бондаренко оповестил о них почти все финансовые и торговые учреждения.
— Они-то не могли знать об этом?
— Могли. Через Васюкову. Вернемся — проверим и это, если будет необходимость. Вот… Узнав через ту же Васюкову, что Итляшев описал их приметы, Тау забеспокоился и увез чемодан в Дербент к Феофану или Гумжачеву — не знаю, как было обставлено их оформление в шайку. Сейчас деньги, вернее всего, — у Омара Садыка, который решил воспользоваться ими единолично. Видимо, у него собралась довольно круглая сумма, если учесть, что он имел свою долю в ограблении здешнего инкассатора, долгое время сбывал фальшивые камни плюс деньги Шахарской фабрики. Зачем ему столько? Не знаю пока. Может, обыкновенная алчность, а, может, другое…
